Продолжение... Начало смотри здесь:
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja/3-1-0-557
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_6/3-1-0-543
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_5/3-1-0-524
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_4/3-1-0-523
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_3/3-1-0-513
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_2/3-1-0-512
http://sarkelnovi.do.am/publ/publicistika/valerij_dronov_byt_mozhet_vernjomsja_1/3-1-0-511
___________________________________________________________
ЗА РУСЬ СВЯТУЮ? ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ?
Гражданская война на Дону приняла самую ожесточённую форму. Накал взаимной ненависти достиг такого размаха, что невозможно было какое-либо примирение. Каждая сторона стала придерживаться позиции jus talionis — права на возмездие. Зверски убивали захваченных в плен, их пытки стали обыденным явлением.
В апреле 1918 г. завершился раздел: казаки-фронтовики северных округов пошли за Ф. К. Мироновым и отступавшими частями красноармейцев. Как писал М. А. Шолохов, хопёрцы ушли с красными поголовно, усть-медведицкие наполовину, верхнедонцы лишь в незначительном числе. Стало очевидным, что примерно 80 % боеспособных казаков сражается с большевиками, около 20 % воюет на стороне красных. Другие исследователи считают, что около 18 % боеспособных казаков находилось на стороне большевиков, 82 % с ними боролось.
В последнее время стало признанным мнение, будто всё население Дона воевало против красных. Действительно, всего 11 казачьих полков из 60 поддержали Ф. Г. Подтёлкова. Однако вспомним, что к тому времени 60 % населения Области было не казачьим, почти все иногородние были за красных, и тогда картина получится такая же, как и в целом по России. А в целом — массово за белыми не пошли.
Для нынешних «грантоносцев» эта тема табуирована. Как и не было перехода на сторону красных 1, 4, 5, 15, 32-го Донских полков — почти в полном составе. Как и не было Донских красных казачьих полков: Донской сводно-казачий советский кавалерийский, кавалерийский Думенко (позднее бригада, дивизия, корпус), Первый казачий стрелковый Пугачёва, Советский кавалерийский, Титовский Донской революционный, 1-й Донской казачий котельнический социалистический, 1-й пехотный кавалерийский казачий Степана Разина, 1-й казачий советский социалистический стрелковый, 1-й Революционный Донской казачий, 1-й Медвецкий, 2-й Медвецкий, 3-й Медвецкий, 2-й Хоперский красно-казачий, 2-й казачий, 2-й Хоперский красно-казачий, 3-й Донской казачий, 3-й кавалерийский казачий, 4-й Донской казачий, 5-й Донской казачий пехотный, 6-й казаче-крестьянский полки, дивизия В. П. Кивкидзе, бригада Ф. К. Миронова (позднее казачья дивизия), Доно-Ставропольская казачья дивизия. В Качалинской станице, по данным на начало 1920 года, в рядах Красной армии находилось 315 казаков, на стороне белых — 138. Донские казаки составили значительную долю кавалеристов 1-й Конной армии.
Ныне утверждается, что у красных полки носили эти названия формально. Конечно, эти подразделения не были сплошь казачьими, но в их рядах служило много казаков. В условиях гражданской войны практика перемешивания личного состава вполне объяснима.
К концу войны количество казаков, воюющих у красных, по оценкам советских исследователей составила 55 тыс. Современные историки полагают, что к концу 1919 г. их было от 30 до 40 тыс. Донская армия к концу января 1919 г. имела под ружьем 76,5 тыс. человек, на декабрь численность составила 42 тыс., а концу боевых действий — 15 тыс. На последнем этапе войны в РККА было больше оставшихся в строю казаков, чем воюющих в ВСЮР.
Бежавший из красного плена казак Гундоровского полка рассказывал: «Братвы у них нашей — страсть. Есть донцы, есть и кубанцы… Видел я у них и своих станичников. Есть и офицеры, что попали в плен к красным в Черноморье. “Дудочки, — говорят, — чтобы мы когда-нибудь опять стали служить белым. Зачем бросили нас на произвол судьбы в Новороссийске? Показали там себя господа генералы. Довольно тешить их превосходительства, будя с нас”. Эти, которых захватили красные у моря, самые злющие. Свирепеют почём зря. Растуды твою так, говорят, ваше генеральё».
Вывод: до сих пор в исторической, а особенно в популярной литературе делается гиперболизированное заключение о том, что большинство из казаков во все периоды Гражданской войны было на стороне белых.
У белых были попытки привлечь на свою сторону крестьян. В июне 1919 г. П. Н. Краснов приказал создать 3-й стрелковый полк из донских крестьян переписи 1918 и 1919 гг. Черкасского, 2-го Донского и Донецкого округов. Разбежались. Иногородние Таганрогского округа дезертировали массово.
Казачьи полки РККА унаследовали высокие боевые качества казачьих частей Императорской армии, присущую казакам маневренность и стойкость, о чем свидетельствует высокая оценка, которую им дали представители враждебного лагеря. Успехов добивались популярные на Дону красные командиры Ф. К. Миронов, К. Ф. Булаткин, на Кубани — И. А. Кочубей, Я. Ф. Балахонов.
Не следует сбрасывать со счетов и фактор принудительной мобилизации с обеих сторон. В основу формирования советских казачьих частей в 1918 году сначала лёг принцип добровольности. П. Н. Краснов тоже пытался добровольно сформировать Донскую армию. Однако вскоре добровольцев стало не хватать. 17 июля атаман предписал сформировать из иногороднего населения Черкасского, 2-го Донского и Донецкого округов переписи 1918–1919 годов 3-й стрелковый полк. Крестьян, отказавшихся исполнить приказ, выселили вместе с семьями за пределы области, а имущество конфисковали в донскую казну. В сентябре 1918 г. решением Круга провели мобилизацию 25 возрастов казачьего населения. П. Н. Кранов, введя Положение о военной службе и Дисциплинарный устав, провел массовый принудительный призыв. В приказе он требовал: «Все семьи, которые уклоняются от поставки новобранцев, будут лишены права на землю, имеющаяся у них земля и имущество будут отобраны». Это означало мгновенное перемещение в когорту нищих. За каждого дезертира станица выставляла казака старшего возраста, пойманных секли нещадно и принародно. В мае 1918 г. за отказ вступать в части белых трое казаков станицы Елизаветинской были расстреляны. После самовольного убытия с фронта в тыл, в станицу Вёшенскую, 1 января 1919 г. было расстреляно несколько казаков 4-й сотни 34-го полка.
П. Н. Краснов объявил мобилизацию студентов и учащихся двух старших классов. Молодёжь манила романтика партизанской борьбы, однако опытные офицеры не обращали внимания на предстоящие тяготы. В январе 1918 г. под станицей Глубокая воевал отряд войскового старшины Карпова возрастом от 9 до 17 лет, все — учащиеся средних учебных заведений Новочеркасска. При атаке на станцию Сулин в отряде Э. Ф. Семилетова (250–300 бойцов) 75 % личного состава было в возрасте до 17 лет. В отряде генерала Базавова было 48 учеников младшего возраста. Да ещё «ученический отряд» есаула Боброва. Один партизан вспоминал: «О том, что наши учащиеся ни разу не стреляли из выданных им винтовок и пулемётов “Льюис”, говорить не приходилось». В Степном походе был «Детский отряд» полковника Хорошилова, пеший ученический отряд есаула Боброва — 48 чел. Из 60 учеников реального училища, ушедших в отряд В. М. Чернецова, в живых осталось не более 20. И не понятно, чего тут больше: то ли беззаветной храбрости юношей, то ли преступной самонадеянности командиров, эти соединения формировавших. С грустью вспоминается:
Я не знаю — зачем, и кому это нужно,
Кто послал их на смерть беспощадной рукой…
Не отставали и красные. Только в Хопёрском и Усть-Медведицком округах в конце 1918 г. ими было отмобилизовано 5,5 тыс. казаков. Иногда красные вели немалые потери из-за насильственного вовлечения казачества в свои ряды. В сентябре отряд войскового старшины А. В. Овчинникова повёл наступление на полк Т. Лобашевского, оборонявшего станцию Семичную (около Котельниково). В полку красных было много мобилизованного личного состава, одна из сотен принялась обезоруживать остальных. Белые прорвались к станции, разгромили оборонявшихся и ворвались в вокзал, путь на Царицын был открыт.
Многие казаки воевали не единожды в станах противников. Показательна судьба Харлампия Ермакова. В январе 1918 г. он командовал сотней у красных — в боях против В. М. Чернецова. В августе мобилизован белыми в 1-й Вёшенский полк с предупреждением: семья остаётся в заложниках. После развала белого фронта в феврале 1919 г. он снова у красных, заведует артиллерийским транспортом в Инзенской дивизии. Уже через месяц принимает участие в Вёшенском восстании, командует 1-й Верхне-Донской дивизией. Потом снова переходит к красным, в составе 1-й Конной командир 3-го отдельного кавалерийского полка, начальник школы краскомов в 14-й кавалерийской дивизии. Получается, что за войну Х. В. Ермаков был 3 раза у красных, 2 раза у белых.
Интересны воспоминания казака станицы Андреевской 1-го Донского округа Я. А. Топоркова: «Никак не помяну, чи белым два раза служил, а у красных три раза, чи наоборот… Тада как было: придут, отмобилизуют, спробуй не пойтить — плетюганов получишь, а то и порубают. Сбежишь, опять же другие заметут. Что мы ведали о большаках, о кадетах? Да ничего! Уж сколько, чьих головушек порубал, как капусту, и не упомню. Бывалоча рубанёшь, так и до седла распластал пополам. Когда голову отхватишь, она падает, кувыркается, ещё штой-то там лопочет, а ты поскакал дальше».
Станичники насмерть бились друг с другом за идеалы, которые сами не понимали до конца.
По предполагаемым и недоказанным утверждениям, В. И. Ленин получил от немцев 5 млн. дойчмарок. Зато П. Н. Краснов «помощь» не скрывал, получил от немецкого правительства 25 млн. марок. На эти деньги Донская армия приобрела у немцев винтовки, орудия, артиллерийские снаряды, патроны. Произошло сращивание внутренней контрреволюции с основным военным противником России в Первой мировой войне. Сам генерал признавался, что без немцев он не сидел бы в Новочеркасске. На Дон вошли девять немецких дивизий. Донская область стала плацдармом для взятия немцами нефтеносных месторождений Баку. П. Н. Краснов немцам был нужен для взятия Царицына чужими (казачьими) руками.
В обмен на воинское снаряжение в Германию шли гружёные эшелоны с продовольствием. П. Н. Краснов гарантировал немецкому императору: «Всевеликое Войско Донское предоставляет Германской империи права преимущественного вывоза избытков за удовлетворением местных потребностей хлеба, зерном и мукой, кожевенных товаров и сырья, шерсти, рыбных товаров, растительных и животных жиров и масла и изделий их них, табачных товаров и изделий, скота и лошадей, вина и виноградного сока и других продуктов садоводства и земледелия…» Торговля Доном шла полным ходом.
В течение 1918–1920 гг. союзники двинули в Россию 140 тыс. английских, 140 тыс. французских, 175 тыс. японских, 14 тыс. американских солдат. Если сюда приплюсовать 280 тыс. австро-германских оккупантов, то общая численность интервентов превысит 1 млн.
О том, что они делали в России, как нельзя доходчиво рассказал военный министр Великобритании У. Черчилль: «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет. Но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза; на русской земле они оставались в качестве завоевателей; они снабжали оружием врагов Советского правительства; они блокировали его порты; они топили его военные суда. Они горячо стремились к падению Советского правительства и строили планы его падения. Но объявить ему войну — это стыд! Интервенция — позор! Они продолжали повторять, что для них совершенно безразлично, как русские разрешают свои внутренние дела. Они желали оставаться беспристрастными и наносили удар за ударом».
Со всей очевидностью можно утверждать: не будь внешнего вмешательства, не было бы трагических последствий противостояния различных классов и в России, и на Дону.
В КОЛОВЕРТИ
В конце августа 1918 г. Дон был полностью освобождён от красных.
Как и во времена походов «за зипунами», казаки стали активно грабить иногородних крестьян. В связи с тем, что мужчины-крестьяне поголовно ушли в Красную Армию, казаки растаскивали имущество их семей.
Насилия, которые творила Донская армия, усиливали сопротивление крестьян и рабочих. После Германской войны в ВВД осталось химическое оружие. Химвзвод имел 257 баллонов с хлором, два офицера, 30 казаков. Сначала планировалось использовать газ при атаке на Царицын, но после перемены ветра (по другой версии — после отказа П. Н. Краснова) взвод перебазировали в Таганрогский округ «для морального воздействия на население». Малейшее сопротивление крестьян подавлялось беспощадно, вплоть до угрозы травить бунтующих ядовитыми газами. Приказ командующего Донской армией генерала С. В. Денисова: «Объявите населению Таганрогского округа о том, что мною выделяются химические команды и в случае противодействия законным властям против восстающих будут применены удушающие газы без всякого сожаления и снисхождения к мольбам о помощи».
По просьбе полковника Коновалова 25 мая 1919 г. в 22.00 английский миноносец в Крыму обстрелял церковь в деревне Аджимушкай, в которой засели красные, 15 удушливыми снарядами.
О зверской расправе над жителями слободы Степановка рассказал в своих воспоминаниях начальник штаба Донской армии генерал И. А. Поляков. В слободу явился казачий отряд. Его встретила вся слобода с оружием в руках, один казак был убит, двое ранено, начальника отряда, офицера, взяли в заложники. Получив это известие, командующий армией С. В. Денисов распорядился: «За убитого казака приказываю в слободе Степановка повесить 10 жителей, наложить контрибуцию в 200 тыс. рублей, за пленение офицера сжечь всю деревню. Денисов». Контрибуция была собрана, зачинщики на месте повешены, Степановку сожгли всю.
Газета «Воронежский красный листок» писала: «В настоящий момент в уезде предназначено к расстрелу 700 чел., для чего прибыл южный казачий отряд в 3–4 тыс. человек, интеллигенция ссылается на 15 лет каторги, крестьяне расстреливаются, население от 15 до 45 лет взято на учёт для рытья окопов и для армии. Казачий карательный отряд истребляет весь сознательный элемент, матросов истребляют поголовно».
В сентябре 1918 г. сожгли всю слободу Мачеху. Казаки расстреляли два батальона красногвардейцев, захваченных в плен у х. Булавинского. Любимец П. Н. Краснова Роман Лазарев карал хутора и станицы «лишь только за то, что они не давали требуемого количества самогона, или не приводили для забав красивых девок». В ст. Усть-Медведицкой он лично расстреливал 2–3 человека за день, всего 22 чел. Отряд полностью сжёг слободу Горловку и половину слободы Скасырской.
В Таганрогском округе восставшие организовали комитет трудового крестьянства. Белые захватили слободы, в Фёдоровке и Носово 18 марта 1919 года за 3 дня было расстреляно и повешено более 200 крестьян.
Полностью лишились средств к существованию и подверглись преследованиям до 30 тыс. красных казаков с их семьями. Было принято около 1,4 тыс. приговоров об исключении из сословия, с лишением всех прав и льгот, конфискацией имущества и земли. Казаков высылали с семьями за пределы ВВД или отправляли на каторжные работы в рудники и шахты, а также в тюрьмы.
В ноябре в Германии разразилась революция, из Ростова на Запад отправились последние эшелоны германских войск. С ними закатилась звезда П. Н. Краснова. Приток вооружения и боеприпасов, покупаемых Доном у Германии, прекратился, а от Антанты ещё не начинался.
После немцев пришли новые союзники — англичане, французы. Капитан Фуке потребовал беспрекословного подчинения Войска Донского французскому главнокомандующему. Все распоряжения, отдаваемые Войску, должны были делаться с его ведома, дошло до того, что француз распорядился представлять в двух экземплярах все карты и сводки, посылаемые А. И. Деникину. Французы дошли до такой наглости, что потребовали заплатить полностью среднюю доходность принадлежащих им до революции предприятий, да с причислением 5 %-процентной надбавки за то время, когда предприятия эти почему-либо не работали, начиная с 1914 г. В Новороссийский порт прибыли из Англии и Франции первые транспорты с оружием, снаряжением и обмундированием. Тоже не задарма. В своих книгах европейские исследователи Р. Уллмэн и Дж. Томсон приводят многочисленные данные о планах французов и англичан расчленить страну, утвердив своё господство в Южной России.
Где запахи рынка и прибыли, там и политика. На англо-французской конференции в Париже в декабре 1917 г. было заключено соглашение о разделе России на «зоны действия» — английскую (Дон, Кубань, Кавказ, Средняя Азия, северная часть европейской территории России) и французскую (Украина, Крым, Бессарабия). Так что Дон ожидала судьба колонизированной Индии.
Как только красные стали брать верх, вид жёлтого металла оказался привлекательнее, чем обязательства перед Вооружёнными силами Юга России. В начале января 1920 г. английский представитель в Верховном экономическом совете Э. Уайз доложил: «Продолжение гражданской войны и блокада России отрезает от остального мира громадные продовольственные и сырьевые ресурсы и является одной из главных причин высоких мировых цен». Он писал, что блокада Советской России становится невыгодной. Белых начали «сдавать».
Трагедией и казачьего, и белого движения были изъяны, которые веками формировались в дворянском сословном управлении. Проявилась застарелая беда Русской императорской армии — при обилии энергичных и способных младших офицеров было мало обладавших теми же качествами больших начальников. Такое положение дел отмечалось военными специалистами и в Японскую, и в Первую мировую войну. Генерал И. Г. Акулин довольно точно подметил: «В среде правительственных кругов с каждым десятилетием становилось всё меньше и меньше людей с государственным чутьём и имперским кругозором, которые могли бы хорошо управлять Великой Державой». Сказалось вековое отсутствие социальных лифтов, которые двигали бы вверх талантливых и упорных. В кадетские корпуса допускались только
3–4 % детей «прочих», то есть не дворянских, не купеческих, не казачьих детей. Из числа генералов в 1912 г. только 3,3 % было из «бывшего податного состояния». Поступить во флотские учебные заведения могли только дворяне. Не случайно самые жуткие расправы над своими офицерами учиняли именно матросы.
В то же время качество Красной армии постоянно повышалось. Укреплялась дисциплина, командовали уже не стихийные лидеры, а офицеры и генералы Академии Генштаба с опытом мировой войны. В стане красных формировался свой резерв будущих полководцев. Именно в годы Гражданской войны получили боевые навыки бывший рабочий скорняжной мастерской Г. К. Жуков, рабочий железной дороги И. Х. Баграмян, табельщик на лесосплаве К. К. Рокоссовский, приказчик Р. Я. Малиновский, рабочий железной дороги И. Д. Черняховский, разнорабочий ЖКХ С. С. Бирюзов, кузнец П. А. Ротмистров, токарь П. С. Рыбалко, рабочий фабрики Л. М. Доватор, сотни и тысячи талантливых военачальников.
У Краснова, Деникина, Врангеля «скамейка запасных» резерва командования в критический момент оказалась короткой. К тому же офицерский состав Русской императорской армии был выбит в 1915–1916 гг. Незавидное состояние кадров досталось ещё с дальних времён, когда сама структура власти выдвигала и способствовала карьере людей, далёких от жизни и нужд вооруженных сил. Система ответственности правящего слоя в имперской России так и не сложилась. Например, Ф. Ф. Таубе, атаман ОВД с 1909 по 1911 гг., был весьма склонен к употреблению спиртных напитков, предпочитая всем остальным хлебное вино, к употреблению оного приступал столь рано поутру, что уже на утреннем приёме от 8 до 9 часов, исходивший от начальника края запах свидетельствовал о свершившемся возлиянии.
Это какой-то калейдоскоп абсурда. Генерального штаба полковник И. И. Бабкин, удалённый за трусость. Генерал Э. Ф. Семилетов, выдворенный из армии за приписки. Генерального штаба полковник М. Н. Гнилорыбов, уволенный как несоответствующий должности. Генерал-лейтенант Г. М. Семёнов, обвиненный в лихоимстве. Военный войсковой прокурор престарелый генерал-лейтенант А. Ф. Селецкий пил запоем. Талантливый тактик командир корпуса генерал Я. А. Слащёв, по словам П. Н. Врангеля, «был подвержен пристрастию к наркотикам и алкоголю». Глава военно-полевого суда полковник И. И. Сниткин, выгнанный ещё задолго до войны из военно-судебного ведомства за алкоголизм. Одарённый военачальник, командующий Добровольческой армии генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский отличался безупречной личной честностью, был бесстрашным в бою. Однако ещё до Гражданской страдал запоями. Про не в меру тучного «Май-Мая» рассказывали, что он не мог заняться никаким делом с утра, не проглотив предварительно бутылки водки. Его кутежи часто сопровождались обществом низкопробных артисток. Оттого и был уволен П. Н. Врангелем. Южной армией командовал генерал Н. И. Иванов, по выражению П. Н. Краснова «с несколько расстроенными умственными способностями».
Не прибавляли положительного облика выходки А. Г. Шкуро. Он сформировал свой личный конвой — «волчью сотню», ввёл приветствие своей персоны в виде волчьего подвывания. Упивался жестокостью по отношению к противнику и мирному населению, по его команде в Мариуполе казнили 4 тыс. пленных махновцев. Приказал насиловать всех евреек и жен повстанцев. Бесшабашный кубанец таскал за собой набитый шансонетками вагон, кроме «девочек» в нём было два оркестра, духовой и симфонический. Жил на широкую ногу — мебель в стиле ампир, лакей в нитяных перчатках. Прекрасная сервировка стола, отменная кухня и великолепные вина, особые к каждому кушанью. Приобрёл в Кисловодске роскошную дачу. А. Г. Шкуро более всех других вождей белого стана любил рекламу. Рассказывали, что однажды в Кисловодске он попал не совсем в приятное положение, зайдя с супругой в кинотеатр, где демонстрировали фильм «Ген. Шкуро на фронте». Причём на экране он увидел себя на башне бронепоезда в обществе юной сестры милосердия. После этого острили: «Какой же Шкуро храбрец, если он побледнел, увидя себя “на фронте”». П. Н. Врангель отзывался о спецподразделении А. Г. Шкуро: «... За немногими исключениями туда шли главным образом худшие элементы офицерства, тяготившиеся почему-то службой в родных частях. Отряд полковника Шкуро во главе со своим начальником, действуя в районе XVIII корпуса<…>, большей частью болтался в тылу, пьянствовал и грабил, пока, наконец, по настоянию командира корпуса Крымова, не был отозван с участка корпуса».
Командование Донской армией возложили на генерала В. И. Сидорина. Был он деятелем достаточно безответственным, да и за воротник заложить любил. Его «подвиги» интересны на другом поприще. Выведя штаб из Новочеркасска на станцию Миллерово, для собственного развлечения прицепил к штабному поезду вагон с опереткой. И вот картинки, рисовавшие нравы командования: роскошный вагон-ресторан, зеркальные окна, залитые электричеством, на столах цветы, обилие яств, редкие дорогие вина, шампанское, и среди этой обстановки полупьяный генерал со своим окружением в обществе полуоголённых артисток. А рядом товарные вагоны, до отказа набитые ранеными и тифозными. Они уже несколько дней в пути без санитарного надзора, голодные и холодные.
При наступлении на Царицын осенью 1919 г. ст. Цымлянскую занял отряд генерала В. Л. Покровского. В эмиграции казаки вспоминали: «В это время в штабе Покровского вино лилось рекой, а сам Покровский в отдельной комнате, сидя за пианино, наигрывал, а возле него, изящно одетая, с открытой грудью, с ало-красными, дышащими страстью губами, стояла дама и своим ангельским голоском подпевала какую-то арию из Шопена, что в открытое окно далеко разносилось эхом». Крепко сидели в генералитете «бокал шампанского и хруст французской булки»…
Общему успеху не прибавляло стремление выдвинуть «своих». Прокурор при Донском военном суде И. М. Калинин с горечью отмечал: «Краснов и его сподвижники, прожившие большую часть жизни вне Дону, а иные и вовсе там не бывавшие, вдруг после Октябрьского переворота заболели казакоманией. Казакомания дала возможность пристраиваться на ответственные посты бездарным тупицам, феноменальным лодырям, явно недобросовестным людям. Ибо это свои. Тутошные».
Примечательно обсуждение новых кандидатур на руководящие посты в Донской армии.
— А как вы относитесь к кандидатурам Сидорина и Семилетова? — спросил А. И. Деникин.
— С полным отрицанием, как к личностям нечестным, беспринципным, — откровенно резко ответил П. Н. Краснов.
Очевидец отмечал: « …Проведя 3 года на войне в тесном сотрудничестве с нашими генералами, я видел среди них, наряду с неспособными, немало честных, храбрых и способных начальников. Правда, талантов среди них оказалось мало. Но когда в гражданскую войну начали производить в генералы вчерашних шт.-капитанов, то оказалось, что они, будучи хорошими и отличными на шт.-капитанских ролях, оказались зачастую никуда не годными генералами».
Лишь немногие представляли собою образец офицерства.
Константин Константинович Мамонтов (Мамантов), командующий 4-м Донским отдельным корпусом, кроме чисто военных качеств обладал редким для тех генералов человеческим достоинством: он абсолютно не употреблял спиртных напитков и терпеть не мог пьяниц. По оценке войскового прокурора И. М. Калинина «это был военный труженик, хотя и не бог весть как образованный, но достаточно серьезный и вдумчивый».
Всегда воевал плечом к плечу со своими солдатами Сергей Леонидович Марков. Генерал-лейтенант принадлежал к плеяде генералов скобелевского типа, сочетающих в себе личную храбрость и талант полководца. В среде бойцов он получил прозвище «Белый витязь». Частым присловьем военачальника было: «Господа офицеры, стыдно же!»
Подчинённые любили генерала Александра Степановича Секретёва за заботу о них, за ровное отношение, называли его «наш Секрет», верили в его военный опыт.
Потомственный черкес генерал-лейтенант Сергей Георгиевич Улагай представлял тип храбрых кавказских вождей, был уважаемым военачальником, справедливым и честным, щепетильным в вопросах чести.
Но таких военачальников было мало. Одна из причин поражения белых — отсутствие в их движении личностей государственного масштаба. Личности-то были. Но каждый из вождей проявлял эготизм — преувеличенное мнение о значении себя, любимого. По большому счёту ни лидера, ни руководителей государственного уровня мышления у белых не было.
Из 250-тысячного офицерского корпуса старой русской армии к белым по разным причинам не присоединились 155 тыс. В то же время 30 % старого офицерского корпуса России пошли служить красным.
Увы, у белых контингент офицерских кадров старой России, ранее скованный сословным принципом подбора и обучения, исчерпал свои возможности. Обучать свежеиспеченных офицеров не хватало времени.
Оппозиция была и в Донской армии, возглавили её «степные генералы» П. Х. Попов, Э. Ф. Семилетов. Эти сподвижники А. М. Каледина оказались не у дел. Они пытались агитировать против П. Н. Краснова, но успеха не имели. Проехались по ближайшим к Новочеркасску станицам, где внушали станичникам, что ими правит недостойный человек, где-то скрывавшийся в то самое время, когда «другие» освобождали Дон. Но казаки отнеслись отрицательно к этой агитации. П. Н. Краснов возбудил судебное дело против «степных» генералов, и они поспешили ретироваться в Екатеринодар. Там руководство Добровольческой армии принимало недругов донского атамана.
Новый донской атаман А. П. Богаевский, по словам войскового прокурора И. М. Калинина, обладал «симпатичными свойствами, которые удовлетворяли в равной степени всех — полной бездарностью и умением никому не противоречить». Да и послужной список был слабым, это не боевые генералы А. М. Каледин, П. Н. Краснов, А. М. Назаров. Нёс караулы по охране Зимнего дворца в составе элитного лейб-гвардии Атаманского полка, затем офицер для поручений, старший адъютант штаба. Немного покомандовал полком, повоевал начальником штаба дивизии, и снова в столицу, опять в лейб-гвардию, потолок дореволюционной карьеры — Свита императора. Современники читали его слабым администратором, зато атаман отличался довольно тонким гастрономическим вкусом и понимал толк в винах. Если считать главными обязанностями руководителя приём депутаций, торжественные обеды и ужины, увеселительные прогулки, то надо отдать справедливость: новый глава Дона достойно исполнял свой долг.
И совсем не случайно, уже в эмиграции, казаки упрекали его: «Смертный, непростительный грех сотворило Донское Правительство во главе с Атаманом А. П. Богаевским!.. Оно, а не кто-либо иной, развалило монолитное Донское казачество». Однако в эмиграции атаман проявил себя положительно. Он провёл большую работу по устройству казаков за рубежом.
И у белых, и красных у власти на местах зачастую становились авантюристы, подонки, а то и преступники. По мере занятия белыми новых регионов выяснилось, что у них, так же, как у красных, не оказалось людей, которые смогли бы возглавить местные органы, не удавалось наладить гражданское управление. А. И. Деникин сетовал: «В уезды идут люди отпетые, уездные административные должности стали этапом в арестантские роты». В судебные органы тоже назначали без разбору. Председателем окружной комиссии Сальского округа долгое время состоял некто Смирнов, как потом оказалось, подозрительный авантюрист, взяточник, обобравший немало богатых людей и затем неизвестно куда скрывшийся.
Стоит сказать, что и многие красные командиры часто вели себя таким же образом. Испоганенные усадьбы, грабежи станиц, изнасилования, похождения «красных Марусь» — всё это было в полном наборе деятельности большевистских войск и их ставленников.
Такие же персонажи были и у белых. Из уст в уста перекочевывали рассказы о «подвигах» во время Ледяного похода баронессы С. де Бодэ, о которой очевидцы вспоминали: «Нестерпимо жутко было видеть, как к толпе испуганных пленников подскакивала молодая девушка и, не слезая с коня, прицеливалась и на выбор убивала одного за другим. И самое страшное в эти минуты было её лицо: совершенно каменное, спокойное, с холодными грозными глазами». Издевка над историей: в 1995 г. на плите памятника Белому движению в Краснодаре было высечено имя Софии де Боде.
У красных была своя фурия — Р. С. Землячка, которая произвела массовые репрессии в занятом красными Крыме.
Историки одной из причин поражения белого движения отмечали противоречия между командованием добровольцев и казаков. Мягко сказано, донские казаки с добровольцами зачастую крепко конфликтовали. Противостояние имеет свою предысторию. С самого начала «раздачи чинов»
(1-я четв. XIX в.) это были неодинаковые дворяне — офицеры Русской императорской армии и офицеры казачьи. В записках генерал-майора И. С. Ульянова, казака станицы Усть-Медведицкой, с горечью повествуется: «К несчастью, русский дворянин пользуется слишком большими выгодами в сравнении с другими сословиями государства. Назначенный в службу, особенно военную, только родится без непосредственного участия правительства, а в прочем — воспитание, обучение, обеспечение хорошим жалованьем, пенсионы за раны, пенсионы за выслугу лет — всё падает на счёт государства, тогда как напротив, всего этого лишён дворянин казачий: он, по справедливости, должен считать себя иностранцем в собственном отечестве и рекрутом на целую жизнь, ибо отставка, особенно бедному офицеру, тогда только даётся, когда он не в состоянии, так сказать, висеть на боевом коне, — тогда, говорю, когда делается более тягостным, нежели полезным своему семейству. Не знаю, дождёмся ли той эпохи, когда перестанут считать нас пасынками и сравняют русских с русскими!» Конечно, в звене «полковник – генерал» казачьи дворяне имели значительные привилегии. Однако весь обер-офицерский казачий корпус (от хорунжего до есаула) был намного беднее, чем дворяне, служившие в Русской императорской армии.
Это было одной из причин противоречий, которые проявились ещё на стадии формирования Добровольческой армии. Добровольческое командование сразу стало относиться к П. Н. Краснову с предубеждением. Генерал М. В. Алексеев писал: «Личность Краснова сыграет отрицательную роль и в судьбах Дона и в наших, нас он просто продаст, как продал Керенского в октябре и ноябре 1917 года под Петроградом. Мы должны предусматривать это и принимать меры». Добровольцы издевались над донскими офицерами, потешались опереточной атрибутикой «казачьей державы», называли Всевеликое Войско Донское из-за любви к застольям «всевеселым», а Краснова «хузяином». Казаки, в свою очередь, посмеивались над деникинцами, называя их «странствующими музыкантами».
В ноябре на Дон прибыл бежавший из Быхова генерал Л. Г. Корнилов. «Добро пожаловать, — приветствовал его атаман А. М. Каледин, — …на два дня проездом...»
Даже в Крыму, когда кадрами пренебрегать было уже некстати, большинство казачьих офицеров находилось в резерве, а многим П. Н. Врангель указал на дверь.
Никто не отрицает высокий нравственный потенциал «белой идеи». Это, прежде всего, государственная национальная идея, и жертвенность. Но в дальнейшем рыцарский дух, который она носила в себе в первые дни существования, постепенно исчез, испарился. Политические амбиции и неуёмное честолюбие оказывали разлагающее действие на белых.
Казачьи массы не захотели брать на себя роль спасителей России, как этого требовал генерал А. И. Деникин. Донцы желали сражаться только за свою независимость. Когда был поднят вопрос о подчинении генералу А. И. Деникину не только армии, но и Войска с его населением и средствами, П. Н. Краснов ответил на это категорическим отказом. Он заявил, что Донская армия может подчиниться, но только как самостоятельная и через атамана. Всю внутреннюю сущность политики донского атамана раскрыла его фраза: «Если казакам признать верховное неказачье командование, это значит в будущем освободить руками казаков Москву, а казаки останутся не причём и успех дела будет приписан другим».
С другой стороны — мелочность характера А. И. Деникина, высокомерность и резкая прямолинейность оттолкнули от него Донское командование. П. Н. Краснов не считал командующего талантливым организатором, способным улучшить положение.
Потом, на чужбине, в эмиграции, русские политические круги к казакам относились свысока, полупрезрительно. Тщетны были попытки казачьих деятелей найти среди них себе друзей. Полковник Терского казачьего Войска Н. А. Бигаев отмечал: «Увы! Силою вещей казаки остались в одиночестве. Ни на родине, ни здесь они искренних друзей не имеют». Ибо слишком разнилась казачья масса от остальной русской эмиграции. Да и не любила их Европа. При переселении в Варшаву казаков везде гнали, заявляя, что казаки не нужны.
В первые месяцы войны Всевеликое Войско Донское было своего рода островком порядка среди моря разложения, разбоев и грабежей, царивших в то время и среди белых, и среди красных. Но потом стародавние пороки проявились и у донцов. На фоне раздрая среди командования стало процветать пьянство, кутежи, разгул и взяточничество, что вызывало в населении острое недовольство и справедливый ропот, готовый перейти в открытый бунт.
Та же картина в начале войны наблюдалась у красных, они с трудом организовывали свои ряды. В отрядах Антонова-Овсиенко, продвигающихся на Дон, царили недисциплинированность и разнузданность. В Купянске начался пьяный кутёж, командиру Ю. В. Саблину с трудом удалось удержать половину отряда, остальные разбежались. «Все уезжают из-за самых жалких побуждений, предавая интересы свободы» — жаловался командир 5-й советской армии Р. Ф. Сиверс.
Чтобы пресечь попытки возмущений, Кубанское правительство повсеместно организовало станичные «чрезвычайные» или «полевые суды». А. И. Деникин их характеризовал: «Составленные из казаков данной станицы, суды эти сводили кроваво личные счёты со своими иногородними, обратившись сами в орудие организованного самосуда».
Там, где стоял Кубанский корпус генерала В. Л. Покровского, всегда было много расстрелянных и повешенных без суда, по одному подозрению в симпатии к большевикам. Он ввёл бессудные расправы в обычай и безжалостно расправлялся с «причастными к большевизму лицами». В Кисловодске и Пятигорске соорудил частокол виселиц. Прибыв на Дон в феврале 1918 г., украсил всю дорогу от Ростова до Кущёвки столбами с повешенными «изменниками». Ему приписываются шутки вроде «вид повешенного оживляет ландшафт» или «вид на виселицу улучшает аппетит». А начинал свою военную карьеру как герой. В 1914 г. лётчик поручик В. Л. Покровский и его штурман вылетели в разведывательный полёт, над территорией противника обнаружили немецкий аэроплан и вынудили его сделать посадку. Пленили двоих вражеских лётчиков, взлетели на виду подбегавших австрийских солдат. Поручика наградили Георгиевским крестом 4 ст. Такова нередкая трансформация, диктуемая жестокостью гражданской войны.
Создавались «тройки» в воинских частях, которые зорко следили за проявлением большевистских настроений у казаков. Приговор у «тройки» был один — расстрел.
В этой обстановке большевики перешли к иной политике по отношению к казачеству. Надо сказать, нелюбовь у них была давняя. Летом 1917 г. казаки арестовали руководителей РСДРП (б) в Царицыне, закрыли их газету. В Екатеринодаре казаки разгромили горком и редакцию газеты, в июле закрыли Ростово-Нахичеванский горком, газету и типографию. Казаки сорвали попытку июльского большевистского переворота. Гибель Донской республики в результате интервенции Германских войск, восстание нижнедонцев весной 1918 г., уничтожение подтёлковской экспедиции укрепили предубеждение лидеров большевиков к казачеству.
У большевиков были руководители, не простившие погромов их родственников в начале века. Трудно утверждать, что они смогли занять беспристрастную позицию по отношению к казачеству: Троцкий Л. Д. (Бронштейн Лейба Давидович) — нарком по военным и морским делам и председатель РВС РСФСР, Свердлов Я. М. (Гаухманн Йешуа Мираимович) — председатель ВЦИК и председатель Оргбюро ЦК РКП (б), Белобородов А. Г. (Вайсбарт Янкель Исидорович) — уполномоченный СТО РСФСР по подавлению мятежа на Дону и заместитель начальника Политуправления РВС РСФСР, Блохин П. Г. (Свердлин Есель Иосифович) — секретарь Донского бюро РКП (б), Плятт Владислав Иосифович — член Донского ревкома и управделами РВС Южного фронта, Рейнгольд Исаак Иссеевич — член Донского ревкома и помощник начальника политотдела Южного фронта, Хвесин Тихон Серафимович (Самуил Янкелевич) — командующий 8-й армией Южного фронта и глава Экспедиционной группы по подавлению восстания в Верхне-Донской области, Ходоровский Иосиф Исаевич — начальник политотдела и член РВС Южного фронта, Чикколини С. (Шиколини) — председатель Ревтрибунала Южного фронта, Френкель (Абрамович) Арон Авраамович — секретарь Донского бюро РКП (б), Якир (Менделевич) Иона Эммануилович — член РВС 8-й армии Южного фронта.
Не нужно занимать позицию антисемитизма, руководство РСДРП (б) было интернациональным и вело политику интернационализма. Однако национальный вектор в роковых событиях, скорее всего, имелся. Не зря в докладе на Оргбюро ЦК ВКП (б) военком В. А. Трифонов предлагал: «Для Донобласти совершенно необходимо, чтобы организации возглавляли товарищи с русскими фамилиями.
|
