А утром, как прежде, забрезжило солнце.

Корабль «Император» застыл, как стрела.

Поручик Голицын, быть может, вернёмся,

К чему нам, поручик, чужая страна?

М. Звездинский

Главное, не возвращайтесь к старому, казаки!

Ф.Г. Подтёлков

КТО МЫ? ОТКУДА МЫ?

Казачество было уникальным явлением в истории России.

Имеются две основные концепции возникновения казачества: миграционно-колонизационная, разделяемая подавляющим большинством учёных (казаки — потомки переселенцев на Дон эпохи позднего Средневековья), и автохтонная (казачество составляют потомки древних народов, живших в Приазовье). Первая объясняет этот процесс, как миграцию населения из России путём колонизации края. Другая исходит из того, что казачество есть результат развития восточно-славян, перенесших половецкое и ордынское господство на Дону ещё до появления Киевской Руси, либо на заре её существования.

Все великие российские историки — Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, В.О. Ключевский, Н.И. Костомаров считали, что донские казаки — выходцы из России. На Дону в XIX веке тоже преобладала лишь одна точка зрения. В «Справочнике для области войска Донского от 1893 года» прямо изложено: «В последнее время большинство историков склоняется к мнению о чисто русском происхождении донских казаков: первоначально насельники Дона были выходцами из различных концов Руси, преимущественно рязанцы, новгородцы и севрюки из древнего княжества Северского».

Советские ученые полагали, что казаки это вольнолюбивые русские люди, преимущественно, крестьяне, бежавшие от усиливавшегося феодально-крепостнического гнёта за пределы Московского государства.

Большинство европейских историков теории о старых автохтонных корнях казачества оставляют даже вне рассмотрения.

Некоторые современные публицисты доисследовались до зарождения казаков в первых веках нашей эры, за полтыщи лет до возникновения русских. По их версии это народность, которая образовалась в начале первого тысячелетия как результат связей между туранскими племенами скифского народа кос-сака и приазовских славян с примесью аланов. Они вещают, что казачество ходило на защиту Трои, основало Рим… Кое-какие казачьи головы готовы самому Адаму нашить лампасы!

Первый донской историк казачества А.Г. Попов считал, что казаки произошли от амазонок. Это уже откровенный миф. Были и шуточные теории возникновения казачества. Во время Отечественной войны 1812 года атаман М.И. Платов под весёлую руку высказал: «-то донской казак родился от мужика Гаврилы, да от кобылы». Приверженцы автохтонной теории возникновения казачества от этих суждений открещиваются. Тогда почему они посчитали, что казаки происходят от бродников и ещё более мифических кос-саков? Система доказательств у них такая же, как у Попова, у Платова…

Даже с этимологией определения «казак» не всё бесспорно, этот вопрос не разрешён вплоть до настоящего времени. Существует несколько версий, но все они — предположительные. Историк В.П. Трут насчитал девять значений этого понятия. Чаще всего исследователи подразумевают, что казак — «вольный человек», или «сторожевой человек».

В «лихих 90-х» возникло стремление «восстановить правду о казачестве». Всяк, кому не лень, счёл нужным продемонстрировать свой «профессионализм» и «прогрессивные взгляды». Увы, эти исследования зачастую являются плодом либо незнания исторических фактов, либо умышленного их искажения. При этом выдвигается аргумент: «Мы стоим за правду, за поруганную честь и достоинство казачества». Ничего общего с беспристрастным освещением истории такие доводы не имеют.

Произошёл невиданный всплеск лжеэтимологии, происхождение топонима трактуют, кто как захочет. Дело дошло до того, что «кос-саки» трактуется как предок «казаки». Тогда уж ханьцы, да и все китайцы — казаки. А как же: в словарном запасе казаков встречается «ханка», сорт тыквы. По этой логике китайцы (ханьцы) — предки казаков. А то и наоборот: казаки были предками китайцев… Анекдот, да и только.

До начала XVI века не найдено самостоятельных текстов с указанием времени происхождения казачества. Экскурс в историю скифов, адыгов, половцев, татар, чёрных клобуков, бродников и берендеев никак не связан с историей донского казачества. Энтузиасты, готовые отдалить время появления казачества, правы в том отношении, что Киевская Русь знала удальцов, вольных людей, которые вели борьбу с кочевыми народами своего времени. Но казачество, в том смысле, который мы понимаем его сейчас, отношение к этому феномену имеет весьма и весьма отдалённое.

Конкретные письменные источники упоминают «молодческих», «гулящих», «лихих» людей на Дону, только начиная с XVI века. В 1521 году на Дону практически отсутствовало население. Экспедиция митрополита Пимена, проплывающая Доном, оставила записки: «Было же это путешествие печально и уныло, была всюду пустыня… Нигде не было видно людей». Полностью совпадают этому описанию и изыскания археологии: никаких остатков жилищ на Дону до начала XVI века не обнаружено. Отдельные артефакты материальной культуры казачества становятся систематическими, только начиная с этого времени. Практически все исследователи солидарны с тем, что возникновение казачьего общества и формирование основ его автономного самоуправления фиксируется в середине XVI века. Датировка зарождения значимых казачьих общин в южнорусских степях более ранними веками пока не выдерживает имеющейся научной критики. Многочисленные версии об ультрадревнем происхождении казачества остаются только умозрительными гипотезами.

Ещё в XIX веке была выдвинута теория о происхождении донских казаков из миграционной волны, имеющей корни в рязанских землях. Группа называлась «военнослужилое сословие», получавшее за свою службу княжеское жалованье. Именно эти городовые казаки, имевшие военные навыки, знакомые с Диким полем, уходили в степь, соединялись в отдельные ватаги и станицы, которые располагались преимущественно по берегам рек, обильных рыбой. Они и стали основой будущего вольного донского казачества. Согласно этой концепции, раннеказачьи сообщества состояли из выходцев из разных социальных слоев, но именно городовые казаки освоили Дикое поле — до появления на его просторах беглых холопов и крестьян.

Один из ведущих представителей историографии XIX—XX веков В.О. Ключевский высказывал мысль: «первоначальной родиной казачества можно признать линию пограничных со степью русских городов, шедших от средней Волги на Рязань и Тулу...» Тоже не без основания.

Историк и публицист П.Н. Милюков писал об уходящих в «молодчество» рязанцах как о первых казаках.

Эти научные построения основаны на солидном источниковом фундаменте. В пылу казакоманства данную теорию подзабыли. А напрасно, в ней есть много здравых суждений, обоснованных выводов.

Первое письменное упоминание о вольных людях в Диком поле — донских казаках находим в 1548 году в переписке Ивана IV и ногайского князя Юсуфа. До этого времени лишь в «Гребенской летописи» упоминалось об участии казаков в Куликовской битве 1380 года (без территориальной привязки). Только с середины XVI века сообщения о них повторяются в ряде документов. Первым известным казачьим поселением является «острога» у Волжско-Донской переволоки, упоминаемая в 1548 году. К концу столетия казаки основали 31 городок.

Со второй половины века на Дон из России хлынули военные слуги казнённых Иваном Грозным бояр.

Боярские люди в 1670 году с жёнами и детьми пришли на Дон в таком количестве, что возникли серьёзные проблемы с продовольствием. За 70 лет население Вёшек выросло в 19 раз, Мигулина — в 17 раз. В течение первых ста лет своего существования казачество пополнялось почти исключительно притоком взрослых мужчин, покидавших Московское царство. К концу XVI века на Дону стали жить, в основном, выходцы из крестьян, имелись значительные вкрапления маргинальных представителей дворянства, мелких служилых из южных городов.

В XVII–XVIII веках именно русские люди, отчасти малороссы, остро нуждающиеся в расширении хозяйственного пространства, шли на Дон, на необжитые территории в поисках лучшей доли. Основными причинами движения на Юг были социальные и экономические.

Толкали крестьян на этот опасный путь чрезвычайно тяжёлые условия хозяйствования. Прежде всего, это низкое плодородие почвы. Чернозёмная полоса была узкой, по линии Киев – Казань был неплодородный подзол, на Валдае — валунные суглинки и песок. Повсеместно в Великороссии урожаи собирали сам-3, сам-4, редко сам-5. В XVII веке в Московской губернии урожай был 12 четвериков на казённую десятину (3,8–5,7 ц/ га в современном исчислении). Привлекательные донские степи обладали мощным богатым гумусом. В придонских степях сразу (в первые 4–5 лет) стали получать тридцатикратные и даже сороковые пшеничные жатвы.

Неблагоприятные природно-климатические условия в Великороссии диктовали необычайное длительное содержание скота. Семь месяцев стойла — срок огромный. Сенокосов было повсюду меньше нормы, содержание скота было делом непростым, это вело к экстенсивному характеру развития животноводства. Та же картина — в растениеводстве, приращение объёма зерновой продукции шло только за счёт увеличения распашки. Как только на Дону стали разрешать посевы — закономерно резко увеличилось население.

Другой причиной миграции были методы внеэкономического принуждения. В барском хозяйстве работы по уборке урожая выполнялись сгоном, либо урочно. На барщине строго следили за тем, чтобы «в домы не доработав отнюдь не пускать». Оброк — тоже в тягость, от сбора недоимок число разорённых людей резко увеличивалось. Именно закрепощение труда и личности крестьянина в Московской Руси было одной из главных причин создания вольного казачества и постоянного пополнения его рядов «новоприходцами», «сошедшими на Дон».

В первой половине XVII века полосой прошли неурожаи. Голод был во многих губерниях России. В Можайском уезде Московской губернии «люди от хлебной скудости питаются травой и мохом и гнилою колодой и от чего ноги и живот пухнут и в голове бывает лом великий, отчего умирают». Уровень реальной жизни располагался между крайней бедностью и состоянием выживания. Огромные массы крестьян превращались в бездомных, продавали пожитки и устремлялись на юг, в степные места. Население бросало государево тягло, боярский двор и господскую пашню, «брело розно», люди уходили за пределы государства.

Бежал и рабочий. В 1721 году заводовладельцам разрешили покупать крепостных крестьян, вольнонаёмные заводские люди были превращены в «вечнотданные» к фабрикам и заводам. В России были рабочие с высоким достатком, но прослойка «рабочей аристократии» была столь мизерной, что пробиться в неё было делом редким и зачастую невозможным. Куда податься? На Дон.

Причиной миграции была также конструкция крестьянской общины. С одной стороны, она была средством защиты от множества житейских неожиданностей, а с другой — не давала простора инициативе. Вследствие коллективной ответственности общины перед барином не имелось зажиточной группы крестьян, имеющих большие посевы и сборы зерна. Стремиться было некуда, только уехать и поискать лучшей доли, проявить себя в новой обстановке. Отсюда постоянный отток наиболее пассионарной части населения на новые территории.

Ряд войн вызывал непомерное и непосильное для населения, особенно для тяглой его части, повышение налогов.

Раскол в церкви и страшные гонения приверженцев церковной старины гнали «древлепреславных» православных на Юг Росии.

Поведенческие стереотипы великорусского крестьянства были многогранными. Но наиболее подходящими в новых условиях бытия на просторах Дона оказались поразительное трудолюбие и изворотливость, максимальная контактность с народами иных конфессий. Русская крестьянская община воспитала чувство коллективизма и взаимопомощи, что пригодилось в казачьих походах и сражениях.

В последние годы была выдумана «теория холопов»: дескать, забитые и безвольные крепостные крестьяне не могли уходить в донские просторы. Модной стала доказательная база по схеме: храбрый — боязливый. Таким исследователям можно противопоставить мнение публициста М.И. Краснова (XIX век): «Походы были фильтром, отделявшим слабое, малодушное и нерасторопное. Часть казаков возвращалась в покинутую деревню и боярский двор — ему расписывали кнутом

спину, и неудавшийся казак возвращался в прежнее русло жизни». Такое же мнение дореволюционного историка Л.М. Савёлова: «На Дон уходила, конечно, более энергичная часть …»

У крестьянина сложились обстоятельства: куда ни кинь везде клин. И показывал он остриём своим — на Дон. Миграция стала для великороссов единственно возможным вариантом.

Вывод: основными причинами миграционного процесса стали:

1. Неблагоприятные природные условия хозяйствования.
2. Крепостной гнёт, сверхтяжкий труд, жесточайшая эксплуатация.
3. Массовый голод.

Эти три беды гнали людей на Юг. Прирост населения на Дону сложился исключительно за счёт великорусского крестьянства, которое в то время ещё можно было принимать в казаки. Массовых переселений с Кавказа, либо с западных территорий никогда не было.

Так возникло Донское казачество.

Много внимания уделяется теории об интенсивной ассимиляции казаков с окружающими народами. Специальных исследований на эту тему нет. Но есть резонные доводы о малой доле такого смешивания. Не всегда и не везде казаки брали в жёны иноверок. Первые отношения казаков с «ясырками» были далеки от того, чтобы создавать семью с целью продолжения рода. Отсюда и ярко выраженные черты русскости во внешнем виде казаков. Тем паче — старообрядцы. Они всегда брезговали магометанками востока, искали женщин у себя дома, привозили из мест, откуда сами пришли, своих «родимцев» и «родимок». Ксении — инородные включения — в казачестве были незначительными, не влияющими на самобытность. Новообращённые этнографы придают им слишком объёмное значение.

Не изучены процессы взаимопроникновения с населением, проживавшим на порубежных русских территориях. В XVI–XVII веках среди ратных людей Воронежа, Ельца, Каширы встречались служилые-поместные атаманы. В 1523 году русского посла И. Морозова и турецкого посла Скиндера сопровождали по этим местам рязанские казаки. В середине XVI века, при царе Иване VI, в Данкове (н/в Липецкая обл.) было 30 поместных атаманов, 383 полковых казака, сторожевых — 117. Данков являлся крайним городом на поле. Как это соотносится к истории Донского казачества, какие были кровные связи и миграционные процессы? Пока исследований не имеется.

В пользу миграционной теории говорят исследования филологов. Большинство учёных сходится во мнении, что говоры Дона относятся к южно-великорусскому наречию и отражают свойства его орловских, рязанских и тамбовских диалектов. Вывод: донские казачьи говоры и великорусские однородны по происхождению и развитию. Среди казаков не получили распространения «иноземные» имена. Наиболее популярными в 1718 году были Иван, Василий, Максим, Григорий, Семён, Пётр, Яков. Такая же тенденция сохраняется и далее.

Много сходства казачьих песен с русскими. Современные исследователи обнаружили, что старинные мужские казачьи обрядовые песни явно великорусского происхождения, а женские обрядовые песни — колыбельные, хороводные похожи на песни Украины, Полесья. Исследовательница Ростовского музыкального института Т.С. Рудниченко доказала, что песни верховских казаков имеют несомненное сходство с песнями западных районов России.

Подавляющее большинство донских сказок текстуально совпадает с записями различных областей России, особенно южных.

Донская свадьба, несмотря на локальные версии обряда, сходится в общих чертах с великорусской.

Традиционные жилища и усадьбы донских казаков имеют широкие аналоги в бытовой культуре славян, народов Поволжья, старожилов Сибири.

В ходе изучения миграционно-колонизационной теории (кстати, зародившейся ещё в 30-х годах XIX века) предстоит много открытий, монографий и диссертаций. Шила в мешке не утаишь. Когда придёт пора ухода заинтересованных «грантоносителей» — настанет и время комплексного изучения проблемы «Итоги миграции из российских губерний на Дон». Тогда мы поймём, что 2 млн. русских крестьян, пришедших на Дон за 3 века, не могли не растворить, не ассимилировать 3 тыс. казаков, проживавших на Дону в XVI веке. Но это сбудется уже в другой парадигме развития российской исторической науки.

Много тумана напущено вокруг определения казаков как исторической общности.

В царствование Николая I в 1835 году было принято «Положение об управлении Донским войском», которое окончательно регламентировало все стороны жизнедеятельности, казачество законодательно провозглашалось «особым военным сословием». Дон стал специфической казачьей провинцией России, резервуаром для создания новых кавалерийских войск. Соответственно во всех учебниках по истории упоминалось о казаках как сословии, а не о народе.

Советские исследователи так и не ответили на вопрос, кто такие казаки, то ли субэтнос, то ли этнографическая группа русского этноса, то ли ещё какая категория.

Казакоманы имеют свой подход, они стоят твёрдо, мы — народ со своим менталитетом, языком, обычаями, мелосом, национальным костюмом, особенностями экономического развития. У современных казаков отсутствуют какие-либо метания в пользу смены своей этнополитической идентичности. Однако настораживают следующие факты: по переписи 2002 года казаками идентифицировало себя 87,5 тыс. в Ростовской области и 20,6 тыс. в Волгоградской, всего 1,99% от общего населения. По переписи 2010 года в Ростовской области посчитало себя казаками 29 682, лишь 0,71%. Горячие головы насчитывают таких около 5 млн. людей. Тогда как быть с классическим научным определением: «этносом признается объединение людей, которое осознает себя как таковое, отличает себя от других аналогичных объединений»? Произошёл настолько существенный разрыв поколений, что вести разговор о том, что нынешнее казачество — этнос, вряд ли продуктивно с точки зрения здравого смысла и исторических реалий.

А как подходило к этому вопросу руководство страны? В государственных нормативных актах 90-х годов казаков определяли аморфно, как «культурно-этническую общность». Отношение власть предержащих к самоопределению казачества более чем доходчиво пояснил в своё время А.А. Котенков, представитель президента в Совете Федерации: «Из понятия «казак» должна быть исключена даже возможность намёка на некую этничность». Заместитель Председателя Государственной Думы М.З. Юрьев считал, что «современное казачество не имеет прямой культурно-национальной преемственности с казачеством бывшей Российской империи», и что «глубоко порочная сущность сословности, отгораживающая казаков от остального народа, ведёт к превращению значительной части казачества в своеобразные агрессивные люмпенские элементы с символом первозданного сословного назначения — с плетью».

Имеется и такая, противоположная, точка зрения: «По нашему мнению, принадлежность казачества к самостоятельной этнической социальной группе и его характеристика как этноса (народа) вполне оправдана и не вызывает сомнений». Вот так, ничтоже сумняшеся, казаки стали якобы отдельным народом.

Попробуем поспорить. Территория, на которой в дальнейшем образовалось Войско Донское, входила в XIII–XV веках в состав Золотой Орды и её преемницы Большой орды. Это «Дикое поле» находилось вне юрисдикции какого-либо государства и настолько часто подвергалось опустошительным набегам, что оказалось лишённым оседлого населения. Через этот край перемещались турецко-татарские орды. Дон находился в сфере интересов Оттоманской Порты как территория, соединявшая её с Астраханским ханством. Казачество зарождалось в удушающем кольце превосходящего противника — крымские татары с запада, турки с юга, ногаи с востока. Казаки не зря сложили пословицу: «Спаси нас, Боже, от папы Римскаго, да от хана Крымскаго».

В 1541 году крымский хан Сахиб-Гирей со 100-тысячным войском совершил поход на Москву. Через 10 лет оттуда же Девлет-Гирей осадил Тулу, в 1555 году — снова его поход на Москву. За два с половиной века у Крымского ханства и у ногайцев побывало в плену от 2 до 3 млн. рабов, по большей части русских и украинцев, захваченных в плен после набегов. И всё это движение с юга на север и обратно происходило в коридоре Причерноморья, где обитали донцы.

В начале 1646 года группа кочевых калмыков расположилась в районе реки Иловля. Через 2 года 60-тысячное войско калмыков (по другим сведениям 20–30 тыс.) появилось в окрестностях донской столицы Черкасского городка. 1670 году 10-тысячным войском калмыки сожгли казачий городок Сиротин. Совместно в крымчанами они отправились в набег вверх по Дону, по дороге они безжалостно разоряли казачьи городки. Калмыки в 1691 году под руководством Батыря приходили под Черкасск и другие казачьи городки. Брали в плен казаков и их жён, уничтожили некоторые городки и увели около 20 тыс. голов скота. Через 3 года казаки взяли в плен 28 калмыков, захватили Батыря и казнили, «посадили его в воду». Аюка-хан послал своих людей для того, чтобы попробовать их выкупить, предложив за каждого по 200–300 лошадей. Черкасске, в присутствии послов, все они были казнены — «растаскали своих пленников лошадьми, привязав их к хвостам».

Всего лишь несколько тысяч лихих и неустрашимых воинов могло с трудом уцелеть на Дону в этой кровавой мельнице. И лишь в конце XVI – начале XVII века на степном рубеже установилось равновесие сил между татарами и казаками. Вряд ли могла сформироваться общность «народ» в таких обстоятельствах существования.

С раннего донского казачества определяется приблизительно и только в отношении служилых казаков. В 1593 году — более 2 тыс., в 1625-м около 5 тыс., в 1638 году около 10 тыс., в 1660 году 20 тыс. За столетие население на Дону возросло в 10 раз — до 300 тыс. В 1860 году на Дону было 612 тыс. казаков. По первой всероссийской переписи населения 1897 года их насчитывалось 1 026 263, к 1917 году — 1 501 178. Русское православное население, прибывшее с Севера, в ходе этнического синтеза с незначительным количеством представителей других народов постепенно стало доминировать. Оно преобладало не только количественно, но несло качественные черты, тем самым русифицировав и окультурив казачество.

В последние годы выдвинута теория: «все мы, казаки, с примесью разных кровей». Это раньше, в допетровские времена, на Дону прослеживалось генетическое влияние запорожских казаков, северокавказских племён. Однако в течение последних предреволюционных 10 поколений казаки жили в условиях этнической замкнутости, где браки казачки с неславянином, так же, как и союзы и казаков с неславянками были практически исключены. Говорить о какой-либо значительной (да и незначительной) примеси нерусской крови стало нецелесообразным.

В таких условиях о развитии автономного этноса не могло быть и речи. Именно выходцы из различных сословий Московии стали основным составляющим звеном в функционировании казачьего субэтноса русского народа.

Исследователи отмечают развитие процесса: «Существовала тенденция развития субэтноса в полноценный этнос». Однако в силу определённых причин этого не случилось. Немалую роль сыграл катастрофический итог восстания К. Булавина в 1708 году, в ходе и после которого была уничтожена половина взрослого населения Дона. Это было рубежное событие в дальнейшей последовательной инволюции (схлопывании) процесса формирования казачества как этноса.

Определение понятий «сословие», «этнос» и их смысловое отличие — сложная задача. Всё же следует представить и такое мнение исследователей: «Казачество постепенно превратилось из субэтноса в военно-служебное сословие, сохранившее свои субэтнические, культурные и иные характеристики». И далее: «Казачество стало сословием, может быть, субэтносом-сословием, сословные характеристики которого развивались, а этнические сокращались». Современные учёные определяют итог этнического развития: в большинстве своём, казачество было русскоязычным православным субэтносом, относительно независимой, вооружённой частью русского народа.

В истории человечества многие народы выделяли из своих рядов наиболее активную, энергичную, как писал Л.Н. Гумилёв «пассионарную» часть, которая функционирует в пограничной зоне и живёт по своим законам. Так произошло и с русской цивилизацией, которая выделила донское казачество. Но в итоге развития исторического процесса выяснилось, что казачество было консорцией — объединением с единой судьбой, но, увы, не оставшемся на исторической арене.

НА ЗАРЕ

Территория Дона считалась «Казачьим Присудом», то есть Бог от бытия присудил Причерноморье донским казакам.

В древние времена казаки, пользуясь тотальным хаосом, грабили без особого разбора любого, кто подвернулся под руку, действовали по собственному разумению и хотению, не слишком задумываясь об интересах государства российского. Походы «за зипунами» являлись одним из видов хозяйственной деятельности казаков. Они были убеждены в своём праве на грабёж неказачьего населения. Война с целью получения добычи, как и в других странах, была важнейшим источником существования. Подобное положение дел было и в Европе, и в других странах. Захватное право господствовало во всех европейских государствах тех времён, где сложилась поговорка: «Raubern ist keine Schande das tun die Besten im Lande» («Грабить нет никакого стыда, — это делают знатнейшие люди в стране»). Таков мир средневековья.

Вплоть до второй четверти XVIII века захват невольников являлся одной из статей дохода казачества. Работорговлей не гнушались, на продажу «московитам» на ярмарках в станицах Михайловской Митякинской, Цимлянской, Пятиизбянской, Урюпинской, Луганской, Раздорской и в селе Криворожье предлагали пленных турок, татар, черкешенок, турчанок. Товар этот казаки поставляли в Россию вплоть до начала XVIII столетия. Поэтому в Войске постоянно находилось до нескольких тысяч турок, татар, адыгов, калмыков.

Много ходит россказней об особой жестокости казаков. На самом деле методы ведения боевых действий ничем особым от европейских, не говоря уже от азиатских, не отличались. Например, Кромвель в Ирландии после захвата крепостей уничтожал всех поголовно — детей, женщин, стариков. Украинский гетман Остряныця с четырьмя полковниками был колесован, его есаулов и сотников поляки прибили гвоздями и сожгли, хорунжих растерзали железными крючьями. В 1889 году правительство Калифорнии опубликовало прайс-лист на скальпы индейцев — мужские, женские и детские. Законопослушный американец мог отодрать кожу в головы туземного ребёнка и сдать в пункт приёма. Как стеклотару. Последняя публичная казнь в Париже состоялась перед Второй мировой войной. А что вытворяли с крестьянами белорусские паны? «Если кто-нибудь не вышел на работу на помещика в течение трёх дней, тот неделю должен был работать в кандалах. Если после этого повторились нарушения, тогда бичевание возле столба». Воистину видят «сломицу в оке ближнего своего, в своём же не узрят и бруса».

После взятия населённого пункта три дня были временем сплошной казачьей гульбы, в том числе и питейной, и свободного обращения с женщинами. В 1612 году казаки атамана И.М. Заруцкого взяли приступом Новодевичий монастырь. Разграбили его, «и Ольгу, дочь царя Бориса, разграбили донага, и иных бедных черниц и девиц грабили и на блуд имали».

Начальник штаба Верховного Главнокомандующего ВСЮР генерал-лейтенант И.П. Романовский писал: «Грабежи — единственный стимул для движения казаков вперёд. Запретите грабежи, и никто не заставит идти вперёд». Даже пословицу придумали: «На пороге казаки — прячь добро в сундуки». Но такими были военные обычаи любой армии тех времён. Свято соблюдался принцип: что взято с бою, то не награблено.

Ещё в первой половине XIX века царская казна выделяла Войску на поход деньги, которые потом надо было вернуть за счёт добычи. С 1837 года казачий «дуван» был запрещён. В двух верстах от станицы Казанской, вблизи кургана Большой стог, между курганом и рекой Дон в лугу есть место, называемое «дуванной поляною». Предание гласит, что здесь казаки, возвращаясь из походов с добычею, делили её между собой. На день Рождества Богородицы казаки «дуван дуванили»: зипуны, пленников, всякие вещи. При этом бывали такие споры и «раздоры» (как вам наименование станицы Раздорской?), что из Круга уходили кто без уха, кто без руки, а кто и навсегда оставался на месте деления.

В 1604 году Донские казаки дали Лжедмитрию и полякам под Киевом сначала 3 тыс. воинов под руководством Свирского, затем ещё 4 тыс. пришло их под Путивль. Годом позже в походе на Москву на стороне поляков участвовало уже 15 тыс. казаков и других искателей зипунов под командованием атаманов А.Т. Корелы, Ф. Межакова и И.М. Заруцкого. Они поддержали Лжедмитрия, затем двинулись на Тулу, захватили Москву. Донцы составили охрану самозванца. Историк Н.М. Карамзин описал их действия: «Атаман Заруцкий, сильный числом и дерзостью своих казаков-разбойников, алчный, ненасытный в любостяжании, пользуясь смутными обстоятельствами, не только хватал всё, что мог, целые города и волости себе в добычу — не только давал казакам опустошать селения, жить грабежом, как бы в земле неприятельской, и плавал с ними в изобилии, когда другие воины умирали с голоду в стане: но мыслил схватить и Царство!» Восемь лет казаки служили самозванцам и польским оккупантам.

Во время «великой смуты» казачество занимало позиции, которые одни историки называют антинациональными, другие — антигосударственными, третьи — разбойными.

В августе 1612 года донцы отступили в свой лагерь. К ним был послан келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. После того, как он пообещал казакам заплатить из богатой монастырской казны, те отвернулись от Лжедмитрия, пришли на помощь ополчению и приняли участие в атаке, возглавленной уже К. Мининым.

Так уж получалось в русской истории, что на гребне больших перемен всегда были донские казаки. Когда определялась процедура выборов новой династии, казачество приняло видное участие в предвыборной агитации. Сначала казаки выдвинули «Ворёнка», сына Лжедмитрия. Но затем победила кандидатура Михаила, сына патриарха Филарета. Историк С.Г. Сватиков так описал выборы Романова: «Из выборных рядов вышел один из донских атаманов и, демонстративно подошедши к столу, положил на него “писание”.

— Какое это писание ты подал, атаман, — спросил его князь Д.М. Пожарский.

— О природном царе Михаиле Фёдоровиче, — отвечал атаман».

Однако ни в дальнейшей процедуре избрания царя, ни в присяге на верность Войско участия не принимало, сказалась вольница. Не зря Михаила называли потом «казачьим царём». Была тут и казачья увёртка. Отец нового царя патриарх Филарет, бывший в ту пору в плену у поляков, так же, как и сами казаки, успел послужить и первому и второму Лжедмитрию. Собственно и сан патриарха он получил от «тушинского вора». Так что не без основания казачество полагало патриарха практически «своим», то есть, таким же замазанным в сомнительных прошлых делах, что и они сами. Следовательно, сын Филарета Михаил Романов, в отличие от других кандидатов, по их разумению, никаких хлопот впоследствии доставить не мог. Опять же — казакам было не выгодно избрание умного Ф.И. Мстиславского, либо авторитетных вождей ополчения Д.Т. Трубецкого, Д.М. Пожарского. А «слабый умом Мишка» был как раз желательной фигурой для донских казаков, не желавших укрепления власти, а значит и усиления контроля над собой.

Кстати, с тех пор выборные технологии почти не изменились. Князь Пожарский раздал людям, чтобы кричали за него, огромные деньги — 20 тыс. рублей. Князь Дмитрий Трубецкой «учреждающее пиры многие для казаков и полтора месяца всех казаков, зазывая к себе во двор по все дни, чествуя, кормя и поя и моля их, чтобы ему быти на России царём». Тогда у них не получилось. Ныне чаще всего срабатывает.

Долгое время казаки устанавливали свои границы. Волнами, уничтожавшими казачьи поселения, были набеги турок, татар, черкесов. Ещё в 1595 году Дос Магомед азовский разорил Верхний Дон и увёл в рабство до 100 человек. Через год — новый набег, теперь уже литовцы осадили Медведицкий городок. В 1717 году Банты Гирей набегом из Крыма пытался взять и разграбить Черкасский городок. Уже в 1771 году адыг Сокур Арсланбек Аджи напал на донскую станицу Романовскую, полстаницы жителей были убиты, а вторая половина попала в плен и была угнана за Кубань.

Евлампий Котельников в книге «Историческое сведение Войска Донского о Верхне-Курмоярской станице» приводит примеры противостояния казаков и калмыков. В 1775 году плывшие по Дону казённые барки были пограблены калмыками. Вкоре казаки поехали на Маныч за солью. Достигнув гребня недалеко от Сала, наткнулись на калмыков, еле ушли в сторону Маныча.

Так что били донского казака турки азовские, ногаи прикумские и черкесы прикавказские. Но он, казак-разбойник, всё плотнее седлал придонское Дикое Поле.