Гражданская война в различных регионах Дона имела свою специфику. Неодинаково восприняли грозовые события жители верховских станиц и горожане Ростова, задонцы и крестьяне Миусского округа, шахтёры и казачьи офицеры.

В четырёх округах северо-востока области сконцентрировалось 71,6% всего казачества. Их было подавляющее большинство, и в каких окопах воевать, донцы определились при первых действиях красных. Новая власть здесь не имела социальной базы, смыслом её политики стали массовые репрессии по отношению к казачеству.

В регионах, где сложилось иное соотношение сил, была иная специфика войны.

В трёх западных округах 82% населения было не казачьим.[1] Большинство населения составляли крестьяне, они не шли в ряды Донской армии, зачастую находились в рядах красных. Белые пытались их мобилизовать, но при удобных случаях они дезертировали, разбегаясь по домам.

В Задонье, в станицах Сальского и левобережной части 1-го Донского округов, была другая война, здесь половина населения пошла на другую половину. первый год ведения боевых действий, с февраля 1918 по март 1919 года, здесь почти не было крупных соединений, пришедших в Область войска Донского извне. Если на Северный Дон надвигались с севера соединения красных, то в Сальские степи части РККА пришли только весной 1919 года. После начала боёв в начале 1918 года свои били своих 13 месяцев. Людей, которые 150 лет проживали вместе на одной территории, но в разных хуторах. Отсюда и особый, ожесточённый характер боевых действий.

Отмечаются характерные черты войны на востоке Области войска Донского:

1. Разделение на противоборствующие стороны происходило в значительной степени «хутор — на хутор».

Исторически так сложилось, что в задонские степи казаки и крестьяне прибыли одновременно — в последней четверти XVIII века. Были основаны крестьянские владельческие посёлки, а также новые казачьи хутора с юртовыми земельными паями. В данном событии для нас важно уяснить: земли восточной части Области войска Донского стали обрабатывать одновременно и казаки, и крестьяне.

Казаки-дворяне сберегали немалые суммы денег от денежного содержания, а также полученные в качестве наград за боевые заслуги. Они обратили свои взоры на левобережные степи, началось основание крестьянских владельческих посёлков. Сначала крестьяне-первопоселенцы туда приходили самостоятельно. Прельщённые слухами о привольной и выгодной жизни на Дону, они селились на войсковых землях. Чиновники под разными предлогами «записывали» их за собой. В 1796 году на Дон пришёл своего рода «Юрьев день», крестьяне стали «вечной собственностью каждого владельца». Покупка донскими офицерами крепостных производилась больше всего на ярмарках в станицах Урюпинской, Покровской и в слободе Криворожье, привозили этот «товар» тамбовские, саратовские и пензенские помещики. Крепостные, брошенные в дальний угол региона, приносили неплохой доход владельцам. Такова суровая действительность России XIX века. Не зря сотник С. Дубовсков, основатель нынешнего села Дубовского, отписывал в 1807 году в жалобе в Войсковую канцелярию: «Жемчугов крестьян доводит до полнейшего разорения так, что по неимению у них другого дохода лишены они всех способов обзаведённого пропитания, а они принудятся к побегу и чрез это невыполнению казённых провинностей».[2]

На это же время приходилось образование на левой стороне Дона новых казачьих хуторов с юртовыми земельными паями. Причиной было увеличение казачьего населения, стала проявляться земельная теснота. В Задонье казаки получали от станичных обществ большие земельные наделы. В Сальском округе в 1907 году на одну душу населения (кроме казаков), приходилось 2,3 десятины земли (всего), а у казаков — 34,6 десятины удобной земли.[3] В станице Атаманской в разное время приходилось на пай по 40–75 десятин, у казаков-калмыков по 36–100 (при увеличении казачьего населения надел уменьшался). Если сложить несколько таких паёв, то казачья семья выглядела зажиточной или даже богатой на фоне окружающих крестьянских земельных участков.

Донские казаки-калмыки, проживавшие в 13 станицах Сальского округа, тоже имели большие наделы, до войны на каждого в среднем приходилось около 36 десятин. Их положение было даже лучшим, чем у других групп казаков Войска Донского. Особенно отличались священнослужители. Имущество бакши Эркетеневской станицы оценивалось суммой 25 тыс. рублей, что было в 22 раза больше, чем на один станичный двор.

Среднее казачье хозяйство в Сальском округе имело в распоряжении по нескольку наёмных работников, а уборочную страду — и того больше. Спору нет, зажиточность доставалась собственным горбом и кровавыми мозолями на руках. Но следует представить реальное положение дел с обработкой земли, с выращиванием скота. Можно ли самому или всей семьёй обрабатывать землю на обширных просторах, выращивать скот большими стадами и отарами? Даже сильной парой волов не вспашешь за день и десятины. Немалый объём работ был уделом батраков и арендаторов.

Выросла прослойка аграриев-рантье, сдающих землю в аренду на выгодных условиях иногородним. В 1900 году в станицах Атаманской и Великокняжеской владельцами паёв было отдано в обработку иногородним 3 656 десятин земли. Арендная система не давала возможности благоустраивать хутора, закладывать сады, так как арендаторы менялись, и всё это становилось бессмысленным занятием. Крестьянин слободы Ильинки Никита Данильченков жаловался, что на балке Сальской им были высажены сады и огороды, коими владел 15 лет. Решением сельского старосты половина земель была отдана другому хозяину. Рассмотрев жалобу Данильченкова, начальники отправили его в суд. Мотивация: участки ненаследственные наделяются лишь во временное пользование, передаются по приговору сельского схода.[4] Обрабатывай не обрабатывай, в любой момент могут забрать землю, и всё будет по закону.

Крестьянский двор с 4–6 десятин платил большую сумму налогов, а с казачьего надела в 150–200 десятин — ноль. Иногородние платили ещё большие подати. За право жить на казачьей земле они облагались особым налогом — посаженной платой, платили за обучение детей в школе. Им разрешали иметь бесплатно только по одной лошади, по одной корове, у кого больше, будь добр плати станице за выпаса. Все эти повинности не освобождали от государственных налогов. Крестьянина обложили со всех сторон. И он выбрал в 1918 году свой путь.

У каждого сословия были неодинаковые стартовые позиции. При равных усилиях по качеству и по объёму затраченного труда прибыли разнились в десятки раз. Вот когда была заложена мина Великой российской революции.

Годы прибавляли количество неказачьего населения, во второй половине XIX века произошло значительное увеличение численности иногородних. Без разрешения станичных властей они не имели права возводить новые постройки и даже ремонтировать старые. Дети допускались в школы только после приёма детей казаков, да и то за особую, высокую плату за обучение. Иногородние не могли получать медицинскую помощь наравне с казаками.[5] В итоге пришельцы стали париями, низшим классом в казачьих станицах. В лучшем случае арендаторами, в худшем — батраками.

В Сальском округе по итогам переписи населения 1916 года было 41 550 казаков и 43 131 иногороднего населения. Если в начале века в станицах и хуторах Задонья было 63% казаков, то к 1918 году в округе имелось лишь 43–45% казачества, остальные — коренные крестьяне и иногородние.

Казакам, в большинстве своём, революция была не нужна. В Задонье бедняков-казаков насчитывалось около 15%. К чему желать лучшего? В массе своей казак был несравненно богаче крестьянина, так как владел юртовой земельной собственностью и имел другие, помимо пахотной земли, угодья: луга, реки, сады, огороды. Чего, в большинстве случаев, у крестьянских обществ не имелось. Под рукой были батраки и арендаторы. В процессе десословизации лишаться нажитого казакам было, как нож в спину.

Предки крестьян, так же, как и казаки, проживали на землях Задонья полтора столетия, они тоже считали себя коренными жителями. И полили эту землю потом и кровью не меньше, чем казачество. Они имели право на владение обрабатываемой земли и поднялись на вооружённую борьбу за это право.

В результате жители бывших владельческих крестьянских хуторов в массовом порядке уходили к красным, а казачьи станицы в основном давали пополнение соединений белых. В ряды красных ушло много жителей хуторов-спутников. Это были крестьяне и иногородние хутора Сиротского, соседа казачьей Атаманской, квартала «Хохляцкая слобода» около Андреевской, хутора Мазановского, что рядом с Эркетинской, хуторов Тарасова, Марьянова. Крестьянские хутора и слободы стали очагами сопротивления.

Было и много примеров, когда в одной казачьей семье братья стали по разные стороны окопов. В хуторе Моисееве проживала многочисленная казачья семья Андрияновых. Старший брат Иван — полковник Донской армии, а младший Николай ушёл к красным, был убит в бою. Старший брат нашёл его тело, привёз в хутор, где и состоялись похороны.

Похороны Н. И. Андриянова, сверху в центре — брат И.А. Андриянов, ордена держит дядя — ст. урядник Андриянов, х. Моисеев, 1919

Фото предоставлено Л. А. Ткачёвой

2. Отсутствие масштабных фронтовых действий, особенно в первый год войны. Спонтанность и скоротечность тактических операций.

Общая характеристика боевых действий на востоке Области войска Донского характеризуется непредсказуемостью и постоянной текучестью событий. Практически не было окопной войны.

Задонский корпус в 1918 году окружил красных в Большой Мартыновке. Силами кавполка Б.М. Думенко, дислоцировавшегося в слободе Ильинке, было предписано атаковать части белых. В час ночи на 29 июля полк выступил в рейд, командующий Царицынским фронтом К.Е. Ворошилов следовал с полком. В Кутейниково и Иловайской внезапно атаковали находящиеся там три сотни казаков, изрубили около 100 конников.

Карта рейда 1-го кавполка

Но это был временный успех, красные отошли в Ильинку, белые перешли в наступление на Царицын.

3. Широкий размах партизанской борьбы

Партизанские отряды у белых и красных возникали сначала как подразделения самообороны. По выражению П. Н. Краснова «тихая задонская степь уподобилась прериям Америки, времён её завоевания». Ему вторил А. И. Деникин: «Власть как таковая находилась в руках любого вооружённого, взявшего на себя право казнить и миловать по своему усмотрению».[6]

С одной стороны, вновь организованные ревкомы и партизанские отряды красных были, как сейчас сказали бы, «незаконными военными формированиями». С другой — хаосу, беспорядку, самосудам, разгулу преступности нужно было хоть как-то сопротивляться. В стане красных поначалу отряды были разъединены и разбросаны, плохо организованы и управляемы, командиры порой отказывались подчиняться общему командованию и центральным военным органам. Многие бойцы являлись сторонниками обороны своих хуторов, считали долгом защищать только их. Большей частью отряды были организованы из иногородних, но было и служилое казачество, чаще из бедноты. Все партизанские командиры в составе окружного штаба обороны — казаки Ф. И. Золотарёв, Лавров, Сафронов, П. З. Чесноков ранее служили урядниками или вахмистрами казачьих полков.

Казак П. А. Ломакин родился в хуторе Крылове Атаманской станицы. В Первую мировую войну призвали в действующую армию, служил в 39-м Донском казачьем полку. Во время Февральской революции вахмистр стал председателем комитета казачьей сотни и членом полкового комитета. В октябре 1917 года он прибыл в хутор Крылов, где был избран председателем Совета, из прибывших с фронта казаков и иногородних создал партизанский отряд, где насчитывалось более двухсот штыков и сабель.

В итоге на Маныче и в Задонье, в Сальских степях действовали красные партизанские отряды численностью до 5 тыс. бойцов.

У противостоящей стороны шёл тот же процесс. Стали организовываться партизанские соединения белых. В середине января в Котельниково стал формироваться партизанский отряд полковника Бородина. В Сальском округе сформировался отряд полковника Г. А. Киреева, в Орловке и Мартыновке — отряды войскового старшины Ф. Н. Мартынова, подполковников В. И. Постовского, В. И. Толоконникова. Организатором и начальником отряда из 200 калмыков стал хорунжий из станицы Граббевской А. А. Алексеев. Казаки для обороны станиц формировали свои дружины, станичные и хуторские сотни. Такие подразделения были созданы в станицах Атаманской, Баклановской. Казаки станицы Андреевской организовали две сотни — станичную и хуторскую, ими командовали Георгиевский кавалер подъесаул А. Н. Крылов и сотник Плужников.

Части и белых, и красных назывались партизанскими отрядами до тех пор, пока летом 1918 года не вошли во вновь созданные регулярные войска.

4. Операции в 1918 году проходили зачастую под знаком самостоятельности и независимости. Войска не обладали устойчивостью, особенно в первый период войны.

Весной–летом 1918 года обстановка в войсках, как белых, так и красных, была неопределённой. Наблюдались случаи отказа выполнять приказы, ухода с позиций.

К.Степной в журнале «Донская Волна» в очерке «Баклановцы», описывая восстание казаков станицы, отмечал: «Прекрасно начатое дело борьбы с большевиками умирало... Пали духом станичники, и "ехали они по домам", и там собирались на сход обсудить вопрос — как выйти с честью из создавшегося положения, выхода не было, и отдал сход приказ — "винтовки зарыть в землю", но все сознательно мыслящие, не желавшие гнуть шею под ярмом большевизма, оставляли родные станицы, кров, семью и ... шли на правый берег Дона, чтобы там с винтовкою в руках стать на защиту казачьей воли».

То же было у красных. Когда командующий Южным фронтом принял решение оставить Задонье и перебросить отряды, сосредоточив их на обороне Царицина, комвойскюж (так в приказе) Г. К. Шевкоплясов ответил: «Красноармейцы фронта, узнав о переброске войск на северный фронт, не доверяют начальникам, как уже есть случаи, что мартынинцы хотели расстрелять Ситникова, который ими был избран и более полугода командовал».[7]

Лишь к 1919 году всё стало на свои места. Бежать стало некуда.

5. Наличие значительного количества конницы у белых и красных.

Характерной чертой всех партизанских отрядов являлось наличие в них большого числа конных частей. Конные соединения делали тактику подвижной, наступления и отступления были быстротечны, решительны.

Надо иметь в виду, что красные конники в Задонье были не те красные «кавалеристы» из центральных губерний, которые впервые сели на-конь и выглядели, как курица на заборе. Задонские крестьяне имели многолетний навык табунщиков при конезаводчиках, зачастую служили, хоть и не в казачьих полках, но в кавалерии Императорской армии. Они в профессиональном боевом мастерстве казакам-кавалеристам не уступали.

В Задонье продолжился спор о тактике боя между кавалерией Императорской армии и иррегулярными кавалерийскими казачьими частями. У них отличалась манера вести конный бой. Первые были приверженцами драгунского удара — наотмашь, замахиваясь шашкой прямой рукой. У казаков был иной замах: сплеча, из-за левого уха, всем плечевым поясом, удар наносился кистью — режущий. Старые кавалеристы — уланы, драгуны знали за казаками недостаток: затяжного боя они не выдерживали, ибо подобный шашечный удар не рассчитан на прикосновение с оружием противника. Тактика казаков — налететь, резануть, отскочить, обессилить противника. Гарды у казачьей шашки нет, она в коротком бою только мешает, но урубы пальцев от этого были постоянными. Зная эти премудрости боя, Б. М. Думенко учил красных конников доводить атаку холодным оружием — до упора.[8]

За короткий срок красные командиры-кавалеристы не только поняли сущность и психологию конного боя, но внесли некоторые, и притом существенные, поправки в приёмы и способы ведения этого боя. А. К. Кильчевский — видный военный тактик, начальник штаба отряда К. К. Мамонтова, в 1920 году свидетельствовал: «Будённый дал незаурядные образцы ведения комбинированных боёв конницы с пехотой». А. К. Кильчевский перечислял основные признаки тактики Б. М. Думенко и С. М. Будённого: умелое ведение разведки, искусное маневрирование авангардом, умелое маневрирование в период действия полковых колонн (в том числе — до взводных), быстрое выстраивание развёрнутого фронта, довершение удара лучшими фланговыми частями, использование пехоты как средства прикрытия конных частей, применение беспощадного преследования, умелое использование сил людей и лошадей.[9]

6. Репрессии происходили с обеих сторон, со значительными жертвами в ходе взаимного уничтожения.

Террор в Задонье не был исключительно «белым» или «красным», в условиях войны «всех против всех» он был тотальным. Накал взаимной ненависти достиг такого размаха, что невозможно было какое-либо примирение. Стороны стали следовать позиции jus talionis — права на возмездие.

Приведём лишь примеры обоюдного уничтожения.

Командир отряда красных Пётр Чесноков, бывший вахмистр 22-го казачьего полка, в свои 24 года уже имел опыт организации военного управления. В станице Нагавской располагалась сотня казачьего полка, в котором ранее он проходил службу. При попытке перейти на сторону красных, большинство сотни было вырублено белыми. Узнав об этом, вахмистр взял своих бывших сослуживцев, с которыми служил в этом полку и, решив отомстить, направился в Нагавскую. Отряд был окружён белыми. Военно-полевой суд станицы Нижне-Курмоярской

1-го Донского округа под председательством полковника А. В. Голубинцева постановил предать П. З. Чеснокова высшей мере наказания через повешение. На горе «Крестов», что около хутора Кривского (н/в Дубовский р-н), соорудили виселицу. Полковник подошёл к командиру красного отряда:

— Вот та горка, Чесноков, с которой ты обстреливал нас в марте месяце. Полюбуйся ею… в последний раз.

На что Чесноков ответил:  — Моё дело правое.[10]

Теперь бывшие сослуживцы стали врагами. Забылись годы совместной службы. Вычеркнуто из памяти представление к награде на вахмистра, которое лично подписал командир 22-го Донского казачьего полка А. В. Голубинцев. Как будто и не было в Могилёве торжественного награждения, когда генерал А. А. Брусилов лично представил П. З. Чеснокова Николаю II как русского героя, награждённого Георгиевскими крестами 3-й и 4-й ст., Георгиевской медалью 4-й ст., медалями «В память 300-летия царствования Дома Романовых», «100-летие Бородинского сражения».[11]

5-й Донской казачий полк, во втором ряду второй слева ст. урядник П.З. Чесноков, 1912

Фото из архива А. Чеснокова

И какова в 1918-м стала цена «Георгиям» храброго разведчика? Кто из них оказался правым, кто виноватым — неизвестно до сих пор.

Отряд войскового старшины А. В. Овчинникова повёл наступление на станцию Семичная. Казаки ворвались в вокзал. Разрубив голову телеграфисту, достали шашками дежурного, пытавшего спрятаться. Машинист Попов отказался вести паровоз на Котельниково, его облили машинным маслом и сожгли заживо.[12]

Во время отхода дивизии красных на станцию Гашун и далее на Ремонтную к ним присоединился эшелон черноморских моряков, следовавших из Тихорецка на Царицын. Со стороны станицы Власовской белые 12 августа начали наступление, их отряд вклинился в оборону красных, установили орудия и пулемёты, взяли под контроль подступы к мосту. Бой за мост шёл 4 дня, атаки красные отбили, взяли Власовскую.[13] Моряки припомнили власовским казакам формирование калмыцких полков. Некогда утопавшая в зелени и фруктовых садах, станица была выжжена вся, остались только пепелища с торчащими трубами. Деревянные дома со всеми хозяйственными постройками для скота, амбары для хранения зерна, всё было предано огню.

Белые сожгли 40 домов в хуторе Барабанщиковском.

Потом сложили пронзающую и трагичную песню:

Четвёртые сутки пылают станицы.

Горит под ногами донская земля...

Белые заняли станицу Великокняжескую. Вновь назначенный комендант хорунжий Земцов без суда приказал расстрелять 20 человек, в том числе двоих Георгиевских кавалеров и начальницу гимназии.[14]

В станице Цимлянской был выбран Совет, который наложил на казаков контрибуцию, изъял станичное имущество и остатки станичной казны. Цимлянское казначейство было многострадальным. За 3 месяца до описываемых событий прибывший из Новочеркасска с поручением от Войскового атамана К. К. Мамонтов потребовал выдать 1 млн. рублей. Отсчитав в 4 млн., он позвал офицеров отряда, те вошли в казначейство, арестовали караул, увезли мешки с деньгами.[15]

Сформировали красногвардейскую дружину, из 120 бойцов в ней было около 25% казаков, остальные — крестьяне и иногородние. Проведённый станичный сбор принял постановление её распустить. Некоторые красногвардейцы разошлись кто куда, а отряд из более 70 человек стал уходить на станцию Ремонтная. Казаки поднялись по сполоху. В районе хутора Барабанщикова путь красногвардейцам преградил отряд из хутора Садкова во главе с вахмистром Ефремом Поповым. У казаков теперь стало более 150 сабель, на вооружении были пики, шашки, винтовок совсем мало. Дружину 2 апреля загнали на низкое луговое место между хуторами Кравцовым и Щегловым. За несколько минут всё было кончено. Уцелеть удалось только двоим. Ночью казаки вернулись по домам, а возле хутора Щеглова вырос курган, где было похоронено 66 человек. В настоящее время на этом месте находится памятник.

Памятник Цимлянской дружине, х. Щеглов, 2016

В станице Атаманской красные под правлением в подвалах сделали тюрьму. Они убили атамана хутора Иловлинского С. И. Колесова, зажиточного калмыка Шарапова и ещё 12 казаков Атаманского юрта. Владельца водяной мельницы Л.Х. Быкадорова застрелили.[16] На яру перед кладбищем расстреливали и станичников, и пришлых, да так, что хоронить не успевали, по мобилизации из хутора Троилинского мужиков гоняли рыть могилы.

Белые отвечали тем же. Донесение: «На экономии Попова кадетами девушки из села Заветного восемь душ были изнасилованы и замучены. В хуторах Ильинской волости у гражданина Сергеева забрали 5 000 рублей, хлеб, кроме того, изнасилованы четыре девушки от 12 до 18 лет...» Командир полка Лобашевский, помощник его Инин.[17]

Станицу Нагавскую обороняли около 400 казаков-стариков. Дрались они до конца. В разгар ожесточённого боя некоторые подняли руки. Когда командиры полков Баранников и Мирошниченко, поверившие, что казаки сдаются в плен, подскакали, их расстреляли в упор. Красные уничтожили всех казаков.

В хуторе Хуторском (н/в Зимовниковский р-н) белые захватили 25 красноармейцев, повесили на крыльях ветряной мельницы.

В станице Атаманской красные порушили дома казаков Буровых, Карасевых, Ноздриных, пластины и балки пошли на ремонт мостов через реку Сал.

Белые казаки казнили члена Андреевского ревкома Е. С. Горелкина и его жену.

После того, как красные заняли хутор Садки, они расстреляли И. И. Попова только за то, что его сын в Степном походе командовал сотней.

Несть числа таким примерам обоюдного вращения кровавого колеса в Задонье

По мере захвата власти белые образовывали Следственные Комиссии для расследования дел арестованных, которые подозревались в преступлениях. За произведённые аресты и обыски обвинялись лица, бывшие в красной гвардии. Сальская окружная Комиссия в июле–августе вела 230 дел, арестовали 181 человека.[18]

Красные, когда заняли Задонье, образовывали Революционные трибуналы. У тех разговор тоже был коротким.

Террор белых и красных носил взаимный характер, и нет убедительных оснований считать, что они существенно отличались друг от друга в ту иную сторону.[19] Персонаж из «Тихого Дона», председатель хуторского ревкома Михаил Кошевой так сказал о виновниках потерь войны: «Ишо надо перемерить, чья кровь переважить». Современные историки так характеризуют обоюдное массовое уничтожение: «И красные, и белые несут равнозначную ответственность за беззаконие и репрессии, имевшие место во время их военного противостояния».[20]

7. Массовая эмиграция на Юг калмыцкого населения.

В ходе Гражданской войны белые часто использовали казаков-калмыков в специальных операциях, что не прибавляло позитивного отношения к ним. В декабре 1919 года большая часть населения Сальского округа по приказу окружного атамана генерала М. М. Рындина отправилась в отступ. Вот как описывает этот путь Е. С. Ремилева-Шлютер: «Всем донским калмыкам было приказано эвакуироваться. Это означало приближение большевиков и то, что калмыки, невзирая на зимнюю пору, должны были сниматься с насиженных мест и с семьями, скотом и домашним скарбом идти в неизвестную даль… Кто не желал уходить, тот рисковал получить клеймо «большевика» со всеми вытекающими отсюда последствиями…»

Последний атаман станицы Эркетинской Эрдни Романов, (на снимке слева) не подчинился приказу об эвакуации жителей. После того, как проехали 7 вёрст, он приказал всем возвратиться. В результате станица не была подвергнута репрессиям, она избежала участи разгрома, как это сделали со станицей Власовской.

Отступление в ходе которого беженцы дошли до предгорий Кавказа и черноморского побережья, оказалось тяжёлым и безрадостным. Состоялся казачий Круг, на котором мирному населению было решено возвратиться домой, а казакам с боями отступать в Крым. Были семьи, которые до конца пытались остаться вместе. Б. М. Хохлов из станицы Власовской с тремя малыми детьми оказался в обозе беженцев калмыков-казаков. В Новороссийске семья попала в коловерть посадки на пароход. Бадьме Мужиковичу вместе с сыном-подростком Токром удалось взобраться на борт, а младшие его дети — 5-летний Кирсан и 7-летняя Сулда, оттеснённые толпой, остались на пристани морского порта. Они потерялись в сутолоке, потом вернулись в Сальские степи. Так происходило разделение семей: отец, старшие сыновья покидали страну, а дети, старики и женщины оставались...

После взятия красными Новороссийска были произведены расстрелы. 3-й Донской калмыцкий полк целиком попал в плен, особенно суровой была расправа над офицерами полка, они были расстреляны поголовно.[21]

8. Незначительная роль политических партий.

В станицах и хуторах Задонья практически не было активных организаций, политической работы почти не велось. О партиях люди имели смутное представление. Влияние эсеров, большевиков, меньшевиков, кадетов, других партий в Задонье было слабым, если не сказать — никаким. Для более активной пропаганды новых идей требовались грамотные работники, желательно из казаков, которые могли бы вести работу с населением, учитывая местные особенности. Таких представителей у партий не было.

Противостояние накалялось по линии создания Советов. Их создание было логически закономерным, эта нетрадиционная для Области войска Донского форма управления стала результатом народной инициативы.

В январе в станице Андреевской созвали съезд уполномоченных, где должны были достичь соглашения об организации новой власти. Казаки встретили делегатов от других населённых пунктов сначала настороженно, затем враждебно. Представители крестьян потребовали выделения земельных и выпасных участков, сенокосных угодий из станичных земель. Предложение создать в хуторах и станицах Советы, отобрать землю у зажиточных владельцев и передать тем, кто её обрабатывает, обострило ситуацию. В ответ станичный атаман А. А. Ченцов поднял вопрос о возвращении имущества, взятого у конезаводчиков. В итоге не договорились.

На следующий день на сходе жителей слободы Ильинки избрали Совет и ревком, который издал приказ о создании отряда самообороны. Так был основан первый орган новой власти в регионе.

В ответ атаман А. А. Ченцов в станице Андреевской собрал свой съезд представителей, прибыло 85 делегатов. Андреевские казаки решили не допустить создания новых органов власти. Они направили свой отряд на слободу Ильинку. Бой прошёл в окрестностях слободы, сил наступавших не хватило, ревком уцелел. Это было первое боестолкновение, так в регионе началась активная фаза Гражданской войны.

Кровавая кутерьма имела причиной не внешние факторы, а накал в собственном расплавленном котле, который при изменении структуры управления в центре дал взрыв на местах. И без всевозможных поджигателей извне.

Левобережье Дона — классическая пробирка исторических событий, где варево гражданской войны варилось самостоятельно.

Итог:

Окончание Гражданской войны в Задонье было трагическим. Станицы и хутора представляли мрачную картину. Населённые пункты, где проходили бои, были сильно порушены. Особенно тяжко пострадала станица Баклановская, где убыль населения составила около 65% — было 1 870, осталось около 700. Вдвое уменьшилось количество жителей в слободе Ильинке и

В станице Подгоренской, до 40% не досчитались станицы Атаманская, хутора Дубовский, Жуковский, Кудинов, Малолучный, Харсеев. Обезлюдели калмыцкие станицы и хутора.

Можно понять человеческие чувства и страдания той части казачьего общества, которая была выброшена из колеи привычной жизни. Но до сих пор никто не может, да и не хочет понять внутреннее состояние донского крестьянства, которое в Сальском округе составляло более половины населения. Масштабного анализа их бытия так и не появилось — ни в публицистике, ни в исторической литературе.

Не сложились бы тяжкие обстоятельства жизни крестьян, сплошная безграмотность, безуспешный труд арендаторов-«половинников» — не состоялось бы огненного вала кровавых междоусобных боёв. Ни один атаман Всевеликого Войска Донского не понимал и не принимал необходимости увлечь за собой крестьянство, не было ни одного руководителя, который смог бы представить программу выхода из земельного кризиса. По 150 десятин на казачью семью и по 5 — на крестьянскую. Это в их понимании должно было длиться вечно.

Не сбылось.

_______________________________

ЛИТЕРАТУРА

1. Кожанов А. П. Донское казачество в 20-х годах XX века. С. 63.
2. ГАРО. Ф. 341. Оп. 1. Д. 414. Л. 1–
3. ГАРО. Сборник Областного войска статистического комитета. Вып. 7. Новочеркасск, 1907. С. 96.
4. ГАРО. Ф. 213. Оп. 1. Д. 6708. Л. 1–7.
5. Золотов В. А. Крестьянское движение на Дону в 1905–1907 гг. Ростов н/Д. : Ростовское кн. изд-во. 195 С. 24.
6. Деникин А. И. Очерки русской смуты. М., 1991. С. 98.
7. ГРВА. Ф. 930. Оп. 1. Д. 4. Л. 42.
8. Венков А. В. Атаман Краснов и Донская армия. С. 236.
9. Кельчевский К. Думенко и Будённый. Константинополь. 1920. С. 10–16.
10. Александровская Л. А. Судьбою связаны одной. Элиста, 2009. С. 233.
11. Архивная справка ЦГВИА от 13.05.1971. №360.
12. Кожевников В. Степной поход. Волгоград, 1972. С. 67.
13. Шевченко С. А. Легендарный мост. // Светоч. 2010. 23 апр. С. 2.
14. Калтыканов С. В. В Сальских степях. // Родимый край, №99. С. 26.
15. ГАРО. Приазовский край. 1918. 14 дек.
16. Колесов Г. С. Горькая пыль Родины. Ростов-н/Д. : ЭСМА-ПРИНТ, 2015. С. 13.
17. ЦАМО. Ф. 40435. Оп. 1. Д. 63. Л. 54.
18. ГАРО. Ф. 46. Оп. 2. Д. 27. Л. 19.
19. См. : Футурянский Л. И. Казачество России в огне Гражданской войны (1918–1920 гг.) Оренбург, 2003. С. 245.
20. См.: Кривенко М. В. Массовый террор в России и на юге государства в 1918–1920 гг. Пятигорск, 2007. С. 15.
21. Джевзинов П. Донские калмыки казаки в борьбе с большевизмом в 1917–1920 гг. // ДГПБ. Авторская рукопись. 1968.

________________________________