СИЯНИЕ СНЕГА
Зима удалась... В первозданной белизне тонет горизонт. Низкое солнце матовым шаром проглядывает сквозь дымку облаков. Лучи от него - такие же матовые, почти незаметные. Косо падают в окна, скользят по стенам. Вот высветили сумеречный угол, будто комок снега прилепили.
А снег такой сыпучий, невесомый, что кажется -стоит сделать хотя бы шаг, и всколыхнётся, встанет в морозном воздухе прозрачная серебристая взвесь.
Вечерами на белых шапках крыш горит малиновый околыш заката. А за домами, в оврагах и лощинах, лежат густые синие тени. С каждой минутой они увеличиваются, ползут к востоку, откуда, гонимая попутным ветром, неотвратимо надвигается ночь. Она является за солнцем, и звёзды, дрожащие и яркие, несмотря на ранний час, устилают её путь.
Тени сливаются воедино, и недосягаемо высокое небо словно отражается на снегу. Снег ещё пуще синеет, искрится на изломе сугробов. И странно: свет будто льётся не сверху, а излучается снизу. И верится: развороши податливый снежный пух - засверкают под ним звёзды.
Такая морозная звёздная ночь застала Анатолия Степановича Сучилина в пути, за рулём собственного автомобиля. Нужда ехать по вязкой, плохо очищенной дороге была вызвана полученной телеграммой. Старший брат Сучилина, Михаил, срочно вызывал его в родное село, к матери.
Причина не была указана в телеграмме. Но текст её, тревожный, просящий, говорил сам за себя, и Анатолий Степанович, отложив дела, немедленно выехал. Он предупредил руководство треста о вынужденной отлучке, сделал необходимые указания своему заместителю.
Перед тем Анатолий Степанович озабоченно метался по квартире, не зная, что захватить с собой. У жены он не спрашивал совета. Антонина Петровна всегда была против поездок к свекрови. Сын Алексей, студент, деревню не любил. И только дочь Светлана просила отца взять её с собой. В другое время он, возможно, уступил бы. Подумаешь, день не сходит в школу - Светлана заканчивала десятый класс. Но телеграмма... Мало ли что его ожидает. Матери скоро восемьдесят, давно на здоровье жалуется. И готовым он должен быть ко всему...
Но - чем дальше от города, тем всё меньше тревоги на душе Анатолия Степановича. Застанет, обязательно застанет он мать не только живой, но и не более хворой, чем обычно. И если и связана телеграмма с ней, то лишь потому, что надо разрешить какой-то вопрос, что-то обсудить... Сын есть сын.
Анатолий Степанович повеселел, сбавил и без того невысокую скорость.
Не иначе что-то донимает мать, и хочет она с ним, младшеньким, посоветоваться. Мишка, правда, под боком, но он, Анатолий - человек иного склада. И то верно. Не тягаться старшему брату с ним. Как работал Михаил в колхозе, так и работает. Дальше тракториста не пошёл. И если уж по совести, то что он может посоветовать со своим кругозором? Что в жизни видел, на какой пример может сослаться? Если б не базар - и в город бы ни разу не вылез. Тяжёл Мишка на подъём. Ну, ошелевал себе дом, баньку отстроил, огород посадил. Эка невидаль на селе! Через пару лет - пенсионер. А дальше что? Копаться в огороде и нянчить внуков? Да и те - тоже в городе, при родителях, то бишь Мишкиных детях.
Э-э, покрутился бы ты, братик, в городе. Там смекалка особая требуется. Умение жить - великая штука. Не каждому дано это постичь. Лично Анатолий Степанович считает, что он постиг. Во всяком случае, в люди выбился. И новый «жигуленок», и высокая должность в тресте, и прочные связи с нужными людьми не пришли к нему сами собой. И если бы не этот дар, не это редчайшее свойство - умение жить, - не видать бы ему ничего. А теперь что? Теперь, как говорится, приумножай достигнутое. Почивать на лаврах рано, да и рискованно. Без сомнения, есть такие, что зарятся на его положение. Ну уж дудки. Не такой Анатолий Степанович простак, чтобы потесниться. Своего не уступит. И не только не уступит, но и...
Трудно начинать с нуля. А в положении Анатолия Степановича можно рискнуть. Правда, чем выше, тем уже и круче лестница восхождения. Но попытка не пытка. Люди на последнем дыхании и то карабкаются, гребут под себя. А уж он-то ещё хоть куда. Полвека - не тот возраст, чтобы останавливаться на достигнутом.
Анатолий Степанович окончательно пришёл в отличное расположение духа, будто ехал на свадьбу или именины. Почти не смотрел на дорогу - кого там ещё чёрт вынесет навстречу в такую пору! - а оглядывался по сторонам, любуясь наметёнными вдоль шоссе сугробами, скрывающими редкий кустарник, деревьями с поникшими от снега ветвями, тёмными скирдами соломы, похожими на пустые бараки.
«Хорошо!» - восторгался Анатолий Степанович. Ему, выросшему среди природы, особенно близка и понятна красота русской зимы.
Заглушить бы сейчас двигатель - и в снег, такой ещё чистый, неуловимо пахнущий чем-то далёким, незабываемым.
Анатолий Степанович едва удержался. И то из-за боязни, что потом не удастся завести мотор. Но всё же -как хочется зарыться лицом, всем телом в сверкающее, сияющее мириадами точек чудо и лежать, затаив дыхание, чтобы ни одна из них не растаяла, не погасла.
Анатолий Степанович даже застонал от блаженства. А что? Он иногда снисходит до сентиментальности. Она - как отдушина, как разрядка. Но прилив подобного восторга с ним ещё не приключался.
И Анатолий Степанович вдруг почти искренне уверовал, что сияющие крупинки снега - люди. Все-все - люди, населяющие землю. И хотелось, мучительно хотелось думать, что в эту чудесную звёздную ночь они все, как один, счастливы, не отягощены заботами, не придавлены горем.
«Милые вы мои, - растроганно шептал он. - Не делать бы нам друг другу пакости, не мотать бы попусту нервы - как чудесно бы тогда жилось. И были бы мы всегда такими красивыми, чистыми, как сейчас».
Анатолий Степанович вздыхает, и саркастическая усмешка пересекает лицо, ещё миг назад полное умиления.
Долго надо ополаскивать всех, чтобы смыть грязь. Он уверен. Не существует людей с кристально чистой совестью. Может, и были, да вывелись. А если и попадутся такие, то недолго им слепить глаза другим своей непорочностью.
Анатолий Степанович опять вздыхает. Вон, как снегу недолго сиять девственной белизной, так и человеку своей незапятнанной совестью. Покроется его душа плёнкой равнодушия, очерствеет, озлобится. Благо - если ещё удачником окажется. А если нет? Не видать ему тогда никакого просвета в своём бренном существовании: одни заботы да житейская канитель. И уж никогда не впадёт он в лирику...
Сучилин сокрушённо покачивает головой, глядя на снег. Он знает: злые восточные ветры не сегодня-завтра загрязнят, скомкают белое одеяло. А коварная оттепель пронзит его дырами, слизнёт слой за слоем, и -возьмётся оно порами да морщинами, как дряблое старушечье лицо.
Да. Ничто не долговечно в мире. А чистое и светлое -тем более.
Анатолий Степанович Сучилин предпочитает быть средненьким. В смысле человеческой натуры, разумеется. Не нужна ему никакая кристальность. Не для него это. Но и подонком никогда не был и не будет. В общем, не светлый, не тёмный, а так - серенький. Определение не ахти какое приятное, но он им вполне довольствуется. И жить спокойнее, и шишек меньше. Больно грамотных чаще всего щёлкают по носу.
«И поделом, - рассуждает Анатолий Степанович. -С ретивых так и сбивают спесь. Хочешь быть умнее всех - получай!»
Задумавшись, едва не прозевал поворот, не заметив утонувший в снегу указатель.
При въезде в село - невольно тормозит. Когда ещё выпадет случай прокатиться по такому волшебству!
Анатолий Степанович распахивает дверцу, возбуждённо сигналит.
Колоколом нависшее небо - встревоженно гудит, звенят о ледяной купол промёрзшие звёзды, и белый завораживающий мир гасит высокое эхо.
Хатка матери - одна из немногих, всё еще крытых соломой, за невысокой дощатой изгородью - его, Анатолия Степановича, работа. Чуть в стороне - с припёр-
той на ночь дверью - курятник. Какое ни есть, а хозяйство. Снег - от забора до порога дома - очищен. Мишка усердствовал. Анатолий Степанович, благодарный брату, легко распахнул створки ворот, загнал автомобиль во двор.
Анатолий Степанович любит приезжать к матери зимними вечерами. Днём не то. Сбегутся родственники, соседи. Только слышно: что да как? Пустые, ненужные разговоры.
Ночью их с матерью никто не тревожит. Настольная лампа - мать её так и зовёт по-старому, «фитильком», -неясно освещает комнату. Тепло. Пыхтит чайник на плите. Ластится кошка на коленях. Усыпляюще тикают ходики. Уют, почти ушедшая в прошлое тишина. Анатолий Степанович, не притрагиваясь к городским деликатесам, с аппетитом жуёт квашеную капусту, мочёные яблоки, запечённый в коробе кабак. А потом пьёт чаёк с блюдца, сахар - вприкуску. И плевать, что на стене сидит большущий таракан и шевелит усами. Давить его не с руки. Он как бы дополняет общую картину. В отличие от городских - таракан не бурый, а глянцево-чёрный и какой-то домашний, почти ручной. Так и тянет погладить его пальцем. Но ведь не поймёт, поганец, задаст стрекача.
Анатолий Степанович накалывает на вилку холодный, вынутый из бочки огурец. Куда до него городскому маринованному!
Бормотание матери становится неясным, теряет всякий смысл. Анатолий Степанович широко зевает, с хрустом потягивается, выразительно смотрит на кровать. В другой комнате - по-местному «залик» - тахта, купленная по случаю. Но мать - всегда, угадывая желание сына, - разбирает кровать с тугой панцирной сеткой и блестящими хромированными ножками. Анатолий Степанович блаженно вытягивается на мягкой перине и погружается в здоровый, крепкий сон...
Сучилин обмёл веником ноги, толкнул заскрипевшую дверь. Не заперто. Значит, мать не одна. В темноте нащупал другую дверь, ведущую в горницу.
Войдя, сощурил глаза на яркий свет - против обыкновения, горел не «фитилёк», а стосвечовая лампа под абажуром. Так и есть. И брат, и мать - в полном здравии. Оба на лавке, рядышком. На ней Анатолий Степанович тоже любит сиживать. Но больше - летом во дворе, когда собирается общий стол.
Брат встал при его появлении, заслоняя собой мать.
-Здорово, - протянул он Анатолию Степановичу широкую ладонь.
Необрезанные ногти на большом и указательном пальцах желтоваты от табачного дыма. Но в комнате не накурено. Не переносит мать табачный дух.
Братья крепко пожали друг другу руки, одновременно оглянулись на мать.
-Толичка, - приподнялась Настасья Меркуловна над лавкой и качнулась.
Анатолий Степанович нежно обнял её, усадил на место. Михаил пристроился за столом.
Братья и в зрелом возрасте сохранили общие черты лица. Оба губастые, глазастые, широколобые. Только у Анатолия залысины аккуратно спрятаны под начёсанными на лоб волосами. А у Михаила неприглаженные вихры топорщатся во все стороны, спадают колечками на зеленоватые, как у всех Сучилиных, глаза.
-Доехал, Толичка? - вопрошает мать и, улыбаясь, прикрывает рот рукой.
Несколько лет назад, когда она первый и единственный раз гостила у сына в городе, показал Анатолий Степанович её дантисту, и тот подобрал Настасье Меркуловне искусственную челюсть. Но хотя и заимела мать ровные белые зубы, так и не отвыкла при разговоре стыдливо закрываться ладошкой.
- Аи дорога хорошая? - допытывалась она, целуя Анатолия Степановича.
- Известно, какая дорога, - заскрипел стулом Михаил. Против юркого Анатолия, который старается держать себя в форме, Михаил выглядит грузным, медлительным. -Снегу по колено. Кабы не трактора, сидели бы мы, как в западне.
- Да, снежку насыпало будь здоров, - поддакивает Анатолий Степанович, обводя глазами горницу.
Всё как прежде: буфет, комод, видавшая виды ножная швейная машинка. Возле стола - сундук с железными заклёпками по углам. И ещё - на табуретке ведро с водой. Но это временно, по случаю холодов. С весны вода находится в сенях. Анатолий Степанович слегка вытягивает голову и смотрит сквозь проём между ситцевыми занавесками в залик. Что там нового? Но видит только зеркало и подвешенный на гвоздик динамик.
Анатолий Степанович знает: левее динамика вся стена занята семейными фотографиями. Кто там только не изображён! Народ большей частью ему незнакомый. А мать, подслеповато щурясь, частенько подходила к снимкам, напоминая сыну: «Энто вот золовка, то дядина сноха, а энтот, при погонах, самый дядя».
Анатолий Степанович, с детства глазевший на фотографии тысячу раз, бросал недовольный взгляд на курносого военного с непонятными знаками различия и Георгиевским крестом на выпуклой груди. «Ишь, вытаращился», - думал он, а матери вежливо замечал, сдерживая зевоту: «Ничего, справный малый».
В присутствии брата, а тем более матери, Анатолий Степанович всегда старался говорить просто. И вообще старался быть таким, каков есть.
- Не хвораешь? - поинтересовалась мать.
- Ну что ты, - отмахнулся Анатолий Степанович. -Ты-то сама как, а-а?
-А ништо, ништо, - поспешила уверить его Настасья Меркуловна.
Михаил достал из буфета вилки, соль. Принёс из сеней тарелку с холодцом. Нарезав крупными ломтями хлеб, протяжно вздохнул:
- Разговор у нас с тобой, братуха, дюже серьёзный намечается. Так что давай на скорую руку.
Анатолий Степанович торопливо достал захваченные из дому дорогие угощения, вопросительно взглянул на мать.
- Вечеряла я уже, сына, - отказалась Настасья Меркуловна.
Мать расспрашивала о невестке, внуках. Анатолий Степанович отвечал скороговоркой, ждал, что сообщит брат, а пока раскладывал свои угощения на столе, сказал с чувством:
- Желаю тебе, мама, такого здоровья, чтобы бегала ты до ста лет.
Михаил сузил в усмешке глаза:
- Дожить, может, и доживёт, а бегать вряд ли сможет. У Анатолия Степановича в прямом смысле слова
кусок застрял в горле.
- Кк-а-к не смо-о-жет?
- А это пусть уж она тебе сама разъяснит. Анатолий Степанович внимательно посмотрел на мать.
- Что стряслось?
-Стряслось давно, а припекло прошлым месяцем, - хмуро заметил Михаил.
- Ну, говори, - пытал Анатолий Степанович мать. Настасья Меркуловна поднесла ладошку ко рту.
- Ноги, сына, у меня не ходють.
- Как так?
Мать повела глазами на старшего сына...
-Язык не поворачивается у ей такое сказать, да куда ж денешься, коль случилось. - Михаил расстегнул и снова застегнул верхнюю пуговицу на рубахе, что всегда делал в большом волнении. - Отнялись.
Анатолий Степанович недоумевающе уставился на мать, медленно скосил глаза вниз. Из-под широкой и длинной материнской юбки выглядывали ступни ног, обутые в мягкие войлочные чувяки.
_ Э-э, - поспешил он придать беседе весёлый оборот. - Не волнуйся, мать. Разотру я тебе их спиртом, как молодайка носиться будешь. Испытанное средство.
Тяжеловатая шутка Анатолия Степановича не возымела действия. Настасья Меркуловна натянуто улыбнулась, а Михаил сердито засопел, снова стал теребить пуговицу.
- Как мёртвому припарки, так ей твоя растирка. Совсем не то у матери, об чём ты думаешь. Я с врачами толковал, возил её туда. - Михаил назвал ближайший город. - Сказали, не поддаётся болесть лечению. Возраст...
- Я к этому и веду, - подхватил Анатолий Степанович. - Обыкновенное возрастное явление. У пожилого человека подобная патология происходит нередко. И она порой принимает затяжной характер.
Анатолий Степанович изъяснялся витиевато и нудно.
Мать во время его длинной, изобилующей медицинскими терминами речи безмолвствовала, а Михаил напряжённо слушал, пытаясь что-нибудь понять.
- Оно, может, и так, - задумчиво промолвил он, когда Анатолий Степанович умолк, - но матери от того не легче.
Он уселся поудобнее и, помолчав, заговорил: -Мы, собственно, вот зачем тебя позвали. Что мать, почитай, без ног, то полбеды ещё. Мне не трудно прийти и подсобить по хозяйству. И жена стряпала ей не раз, подстирывала какую мелочь. Да вся беда, что моя Валюха сама слегла, и я на той неделе отвёз её в область. Болесть у неё тоже тяжёлая. Короче, мне надо находиться при ей. Я тута через одного шофёра уже договорился насчёт квартиры. И правление пошло мне навстречу, не воспрепятствует, чтобы я был подле жены. Но загвоздка, Толя, сам понимаешь, в чём. - Михаил без конца вертел пуговицу, ронял глухие слова. -Мать не на кого оставить. А без помощи - она не жилец. Вот мы и порешили. Лучше всего будет, если ты её возьмёшь к себе. Квартира у тебя справная, просторная, живности никакой нет. Не одни вы с женой, а когда и дети приглядят за ей. Всё же бабка она им. Поживёт у тебя зиму, весну, а летом видно будет. - Он оставил пуговицу в покое, доверительно улыбнулся. - А соседи здеся за курями присмотрят. Надо будет вам, бери, сколько хошь. И на мясо курочек, и яичек. Всё лучше, чем на базаре втридорога.
Анатолий Степанович, вначале слушавший брата невнимательно, по мере того как говорил Михаил, всё больше настораживался.
«Вот оно что, - дошло до него с некоторым опозданием. - Потому Михаил сам на стол собирал, а мать сидит, словно привязанная. Ах, незадача. Действительно, положение».
Мать и брат смотрели на него.
- Ты твёрдо решила, мама?
Настасья Меркуловна поднесла ладошку ко рту, но не успела сказать.
- Решай не решай, выхода нет, - вмешался Михаил. - Ты лучше сам скажи, что решил.
- А я что, я... - запнулся Анатолий Степанович.
Он опустил голову, не зная, что ответить. «Зачем спрашивать, если без меня всё решили? Как будто это так просто - взять и привезти мать к себе».
Он представил, как входит, да что там входит -вносит на руках мать в квартиру. Остолбеневшая Антонина, не очень жалующая свекровь и на расстоянии, всплёскивает руками, удивлённо округляет накрашенные глаза. Ясно, цветами она мать не осыплет. Тем более если с ней заранее не согласовали.
- Подумать надо. Да и посоветоваться не мешает. Ты же знаешь, Михаил, у меня семья.
- К матери обращайся, - угрюмо буркнул Михаил. -Не я, она без ног осталась.
- Ну, знаешь, - рассердился Анатолий Степанович, - мы, кажется, с тобой по отношению к матери в одинаковом положении. Однако я тебя ни в чём не упрекаю и не апеллирую к ней.
-Чего мелешь? - повысил голос и Михаил. - Отказываешься брать, так и говори. Не здорово удивишь этим. Я как чувствовал.
Анатолий Степанович вышел из себя:
- Нет, вы подумайте только! Без меня меня женили и ещё в чём-то пытаются обвинить.
Братья стали ругаться.
Настасья Меркуловна сидела, не проронив ни слова, и они не сразу обратили внимание, что она плачет.
- Не надо, мама, - кинулся к ней первым Михаил. -Успокойся.
- Будет, будет вам ссориться. Не дело энто, чтобы родным-то братьям из-за меня вражду чинить. Охо-лоньте. Как судьбе угодно, так оно и выйдет. Одно прошу, - задержала мать взгляд на Анатолии. - Если помру на стороне, предайте земле здеся. И чтобы люди пришли в хату проститься со мною. И на помин моей души не поскупитесь. - И оглядела обоих сынов. - Вся моя и просьба.
Братья подавленно молчали.
А Настасья Меркуловна по-прежнему беззвучно плакала, орошая слезами концы старенького платка.
...Потом, когда по просьбе Настасьи Меркуловны Михаил уложил её на тахту - вспомнила-таки мать прихоть младшенького, уступила ему кровать, братья, ни к чему не притрагиваясь, молча сидели за столом.
Анатолий Степанович недоумевал, чего ждёт Ми хайл, и красноречиво поглядывал на часы. Но потом вспомнил, что Михаил остался один в своём доме и спешить ему некуда. Анатолий Степанович вдруг ясно представил мать, одну, беспомощную, покинутую всеми в пустой, холодной хате, и сердце его болезненно сжалось. Надо было что-то предпринимать, как-то выходить из положения. Но как?
- Послушай, Миша, - нарушил он тишину. - Ты все варианты предусмотрел?
Вихрастая голова Михаила слегка дёрнулась.
- А чего?
-Я на тот случай, если мать пробудет у меня до лета и Антонина начнёт...
- Чегой-то вдруг до лета? - насторожился Михаил.
- Ты же сам говорил. Пока до лета, а там придумаем что-нибудь, - замялся Анатолий Степанович. - Я своим так и передам. - Он сделал слабую попытку смягчить разговор. - Знаешь ведь, как начнёт Тонька грызть...
- Я тебя знаю, а не Тоньку, - выдавил Михаил. Анатолий Степанович сразу сник.
- Не надо обострять разговор, - невнятно попросил он.
Михаил наконец удостоил брата взглядом исподлобья.
- Ишь ты. От матери отказывается и хочет, чтобы без обострений.
Оправдываться было не в правилах Анатолия Степановича, но сейчас он поспешил это сделать.
- Пойми, Миша, тебе гораздо проще найти выход из создавшейся ситуации. А я... Я постараюсь сделать всё от меня зависящее.
Анатолий Степанович с некоторым запозданием понял, что ляпнул неуместную фразу. Таким манером он обычно изъяснялся на службе, желая отделаться от неприятного разговора или уйти он него. «Подлил масла в огонь», - посетовал про себя он. И не ошибся. Михаил приблизил к нему потное гневное лицо.
- Правильно, Толик. Мать же делала всё от неё зависящее, как ты сказал, чтобы дать тебе молока, когда кормила тебя грудью, делала всё, чтобы ты был сыт, когда в голодном тридцать третьем жевала макуху и пихала тебе в рот, когда в войну отнимала от себя кусок для тебя, делала всё, чтобы ты был грамотным, когда посылала тебе в город последние сбережения.
Придавленный язвительностью брата, Анатолий Степанович часто моргал, оглядываясь на залик, где отдыхала мать.
-Об одном жалею, что вызвал сюда такое... -скрипнул зубами Михаил. - Но из-за Валюхи всё. И так одни мы с ею. Дети и есть, и нету их. Когда-нибудь ты поймёшь это.
Он встал, сдёрнул с гвоздя замасленный полушубок. У порога задержался, сказал, глядя прямо в глаза Анатолию:
- Одна мать не останется. А тебе я так скажу. Просила она, чтобы схоронили её тута, коль помрёт на стороне. Ну так вот. Ты её уж давно схоронил. Не оставил в своём сердце места для родной матери. На том и весь мой сказ.
Михаил плечом распахнул дверь, вышел.
- Много ты соображаешь! - глупо прокричал вслед Анатолий Степанович и осёкся. Не разбудил ли мать?
Анатолий Степанович лежал на кровати, даже не пытаясь уснуть.
Вспомнилось детство. Иногда в такую же зимнюю пору, когда до красноты раскалена плита, он просыпался, увидев страшный сон, и недоумённо озирался. Сон это или явь? И где он, куда попал? Не угодил ли в самую преисподнюю, о которой рассказывала мать? Там черти жарят грешников. Толя готов закричать, но - слышит рядом мирное сопение брата, узнаёт свою хату, облегчённо вздыхает и, беззвучно ступая босыми ногами, крадётся к двери напиться воды.
Разговор с Михаилом оставил в душе неприятный осадок, и Анатолий Степанович искренне мучается. «Ах, нехорошо, нехорошо мы с ним поговорили».
Он мысленно продолжает разговор, негодуя на себя, что не сумел отбрить как следует брата, да и вообще, что припёрся сюда на ночь глядя. Разницы, разумеется, не было никакой. И нагрянь Анатолий Степанович не вечером, а утром следующего дня, результат был бы тот же. Но ему неприятно. Неприятно, как любому человеку, чьё самолюбие больно задето. Утерявший здесь, в родном доме, напускной лоск, Анатолий Степанович думает прежде всего о себе. Во что ещё выльется вся эта история?
Он привык к размеренному, устоявшемуся образу жизни. После работы - сразу домой, и обязательно пешком. Свежий воздух полезен и необходим. Анатолий Степанович идёт не спеша, вежливо раскланивается со знакомыми, заглядывается на витрины магазинов - точнее сказать, на своё отражение в них. Потом, нагуляв аппетит, ужинает с супругой. Взрослым детям в такое время суток не до еды. Антонина Петровна стряпает неважно. Во всяком случае, не вкуснее, чем в столовой. Но она занятой, деловой человек. Любит порядок, чистоту. Очень пунктуальна. День расписан буквально по минутам. И то сказать, на носу диссертация. Сожалеет, что и так упустила время. Но это она уж чересчур. Сорок четыре года - отнюдь не препятствие научной карьере. Да и нужна она ей, та карьера! Станет больше получать - и довольно. Говорит Антонина Петровна ровным, бесстрастным голосом. А когда сердится, недовольно поджимает губы. На службе Анатолий Степанович сторонится таких дам. Но на супругу смотрит почти с обожанием. И вот ей, строгой, педантичной женщине, у которой скоро защита, придётся сообщить ошеломляющую весть.
Анатолий Степанович словно наяву видит её губы, бесцветные, когда не накрашены, холодные, с прищуром, глаза. Он знает, что она скажет, и даже слышит её голос: «Не собираешься ли ты устроить у нас в квартире приют?»
Тогда Анатолий Степанович возразит: «А что, если бы подобное произошло с твоей матерью?» Но возразит не властно, а робко, наперёд соглашаясь с супругой. «Не задавай глупых вопросов, - нахмурится Антонина Петровна, - со своей мамой я разобралась бы как-нибудь умней». Больше она не коснётся этой темы, и Анатолий Степанович знает, что не коснётся никогда.
Он представляет всё это с каким-то удовольствием, даже со злорадством: «Понял, Миша? Чтобы строить прожекты, надо знать людей. А уж таких, как Антонина, в первую очередь».
Анатолий Степанович ворочается, поджимает под себя ноги. Не услышит Мишка его объяснений с супругой. «Не услышит, - уже без злорадства думает он. - А я вот...» - И мысли Анатолия Степановича вдруг бегут совсем в ином направлении.
Да, он доволен женой, гордится ею. Но есть ли у них взаимная теплота, духовная близость? Он перебирает в памяти годы совместной жизни, но не может сказать ничего определённого. Анатолий Степанович с возрастом стал далёк от таких эфемерных понятий, как, скажем, любовь. В его представлении она перестаёт существовать, когда люди начинают совместную жизнь. Но любил ли он Антонину, когда они только узнали друг друга? Так любил или нет?
Подобная проблема прежде не занимала Анатолия Степановича. Но почему-то сейчас он принялся доискиваться до сути. Так было чувство или нет?
И вдруг неожиданно вспомнил.
Стояла такая же снежная зима, с буранами, морозами, ясными лунными ночами. Во всяком случае, в тот вечер светила луна. Он встретил её в клубе на танцах. Анатолий был уже парнем лет двадцати пяти, она -юной, хрупкой, с тёмной косой на спине. На ней была юбка-шестиклинка и синяя вязаная кофточка с воротничком-стойкой.
Анатолий хотел пригласить её, но постеснялся. И тогда это сделала она. Баянист лихо притопывал ногой, подзадоривал танцующих. Но Анатолий видел только её карие глаза, слышал только её мягкий, певучий голос. «Ты жаворонок», - расхрабрившись, сказал он ей, когда провожал после танцев. «Какой жаворонок, - засмеялась она, - ведь сейчас зима». И, схватив горсть снега, кинула ему в лицо.
Девушка смеялась, словно колокольчик, и всё мела на него ладошкой снег с высокого сугроба. Потом они договорились о встрече. Но у Анатолия окончились короткие преддипломные каникулы, и он уехал в город...
Анатолий Степанович тряхнул головой. «Постой, в какой город? Ведь Антонину я встретил в городе, уже имея на руках диплом».
Анатолий Степанович застонал, как от зубной боли. Значит, не с Тонькой он был тогда. Один восхитительный вечер в жизни - и тот не с женой.
Спустя год он познакомился с Антониной. Анатолий Степанович затрудняется сказать, чем могла она его увлечь, какими такими качествами. Помнит только, что ему льстило, что за него выходит строгая, без фокусов в голове, студентка. Опять же - отличница, гордость факультета.
А потом он впал в обычный жизненный водоворот: работа, дом, семья. И как-то незаметно исчезли из виду его прежние друзья, а на смену им пришли те, каких с дальним прицелом подбирала ему жена. Анатолий Степанович пытался протестовать. Но Антонина неизменно отвечала, что в выборе приятелей надо быть разборчивым. Когда же Анатолий Степанович мало-мальски продвигался по службе, она находила повод его поддеть. «Ну что, дорогой, могло бы это случиться, если бы к нам захаживал не такой-то, а твой друг детства Вася?»
Анатолий Степанович вспоминал хохмача Васю и грустил. Но что поделаешь? Иногда для достижения цели жертвуют гораздо большим, нежели дружбой с Васей.
«Цели», - усмехается Анатолий Степанович. Цели перед ним тоже ставила жена. И он послушно следовал её приказам. Когда же «битва» была выиграна, лицо её освещала улыбка стратега, точно рассчитавшего ход сражения. С годами Анатолий Степанович уже не ждал прямого приказания. Желания супруги угадывал, чувствовал на расстоянии и не отделял их от своих.
И вот теперь она, конечно, не захочет, чтобы его мать жила у них. Она не захочет даже видеть её, потому что для неё мать - совершенно посторонняя. Так, малограмотная деревенская старушка. А тут ещё возись с ней. Гости придут - её не выпроводишь на улицу. Нет, Антонина будет категорически против. А значит, должен быть против и он.
Анатолий Степанович чутко вслушивается. Кажется, мать спит. Знала бы она, о чём он сейчас думает. Хорошо, однако, что люди не могут читать мысли других. Анатолию Степановичу не по себе. Чёрт его знает, может, и удастся уговорить Антонину, и та разрешит пожить матери, хотя бы до лета, у них. А что, и дети могут присмотреть за ней. Правильно Михаил сказал, бабка она им, а не кто-нибудь. Но тут же понимает всю бессмысленность затеи. Антонина так детей настропалит против неё, что мать света белого не взвидит. «Сам-то я что, с удовольствием принял бы её, - без тени сомнения думает Анатолий Степанович, - да слаб против своих».
Он лёг на спину, закинул руки за голову.
«Эта дрянь мне всю жизнь искалечила. И сам не заметил, как превратился в урода. Родную мать готов оставить в беде из-за прихоти бессердечной эгоистки. Миша, брат, и за человека меня не считает. До сегодняшнего случая, может, и теплилась в нём надежда, что это не так, да я сам убедил. (Его вдруг обуял стыд и непрошеный гнев... не на себя, на жену.) Ну нет, жёнушка, здесь у тебя ничего не выйдет. У меня ещё не полностью окаменело сердце, и я покажу, кто в доме хозяин. Завтра же отвезу мать в город. Завтра! И с Михаилом мне незачем объясняться. Настанет час, когда он сам повинится передо мной за необдуманные слова. Забираю мать, - преисполнился Анатолий Степанович отчаянной храбрости. -Я хозяин. Я! И квартиры, и машины. Я отец детей. Я, в конце концов, сын. Когда-то я тоже состарюсь, и тогда дети... Нет, забираю, - свесил ноги Анатолий Степанович. - А ты... - Перед его распалённым взором предстало лицо супруги. - Ты можешь катиться ко всем чертям, если тебе это не нравится. Я всё выскажу, когда приеду с матерью».
Анатолий Степанович злорадно усмехается, словно уже видит, как отшатывается от его обличительных слов супруга, как покрывается багровыми пятнами её шея. «Получай, получай! - остервенело шепчет он. Его шёпот разносится по всем комнатам, и Анатолий Степанович спохватывается: - Мать услышит... Ну и пусть слышит. - Он вскакивает с кровати. - Я ей тотчас и сообщу».
Анатолий Степанович никак не нащупает ногами тапочки, шарит по стене в поисках выключателя.
Вспыхнула лампочка, заливая горницу светом. Анатолий Степанович на секунду зажмурил глаза, затем широко раскрыл их. По стене испуганно метались два таракана. Свалившись на пол, юркнули в щель между половицами.
Анатолий Степанович остолбенело застыл возле печи. Он не мог ни объяснить, ни понять того, что с ним произошло. Все его благие намерения вдруг исчезли, как исчезла и темнота, навеявшая их. Словно яркий свет отрёк его от всего, чем он только что жил, дышал. Он отрешённо смотрел на стену и гадал, приснилось ему всё или он действительно встал, одержимый невероятной идеей.
Анатолий Степанович хотел потушить свет, но поднятая было рука безвольно опустилась.
Ничего он не мог сказать матери. А уж угрожать Антонине... Господи, да куда ж он без неё? Ведь он весь, от макушки до пят, вылеплен ею. И нет Анатолию Степановичу шагу ни назад, ни в сторону. Единственное, что он может, так это только мечтать, как мечтал минуту назад.
Он переводил взгляд с пола на стены, и беспощадная мысль сверлила сознание. Помечешься-помечешься ты, Толик, как захваченный врасплох таракан, и шмыгнешь обратно в свою щель. Ни характера в тебе, ни самолюбия...
«Ну, это мы ещё поглядим, - хорохорился Анатолий Степанович. - Поглядим».
А из залика, из-за опрятных ситцевых занавесок уже подала голос чутко спавшая мать:
-Ты, сына?
Анатолий Степанович вздрогнул, оторвал от пола босые ноги.
- Напиться я.
Но вместо того чтобы идти к ведру, отодвигает занавески, проскальзывает в зал.
- Я что хотел, - с трудом шевелит он языком. - Ты не волнуйся. Мы с Мишей всегда рядом с тобой. Я прямо сейчас, сию минуту, завожу машину и в город -предупредить своих. Антонина, она баба не вредная. Только с виду норовистая. - Анатолий Степанович был рад полутьме. Мать могла слышать его ложь, но не читать её в глазах сына. - И сразу обратно за тобой. Так что не беспокойся, мама.
- Куды в такой час? - отговаривает его мать. - Потерпи до свету.
- Поеду, - стоит на своём Анатолий Степанович. Настасья Меркуловна вздыхает.
- Жена в доме всему голова. Как она посчитает нужным, так тому и быть. Передавай Петровне поклон от меня.
Анатолий Степанович готов провалиться сквозь землю. Мать, неразговорчивая смолоду и сохранившая это качество до преклонных лет, распознала неискренность сына, но не подала виду. Как посчитает Антонина, ей наперёд известно. Выходит, выручает его мать. И Анатолию Степановичу остаётся лишь удовлетвориться этим.
Он поспешно одевается, так же поспешно, не заходя в залик, прощается с матерью.
- В добрый час, - доносится из-за ситцевых занавесей.
Анатолий Степанович с тяжёлым сердцем идёт к дверям. Кто знает, может, и в последний раз слышит он материнский голос.
Небо словно повернули. Звёздный атлас был расположен теперь совершенно иначе. Яркая звезда, горевшая голубоватой свечой прямо над головой, теперь блещет у самого горизонта. А на том месте Большая Медведица. Рядом с ней, как ночная бабочка в полёте, разметала стромкие крылья Кассиопея. Чуть в стороне - половинчатый диск луны. Она висит ещё низко, и поэтому кажется, что ползёт вверх, скользя по белому гребню крыши.
Анатолий Степанович неотрывно смотрел на дорогу, стараясь ни о чём не думать. В автомобиле, за надёжными дверцами, ему несравненно спокойнее. Всё уже позади. И он наконец в привычной обстановке. Всеми своими порами, каждой клеткой Анатолий Степанович ощущает эту обстановку и радуется ей, как дитя. Он любовно поглаживает коврик на сиденье, облегчённо вздыхает. Но состояние блаженства длится недолго. Анатолий Степанович настораживается, весь уходит в слух. В этот тщательно оберегаемый мирок не должна просочиться ни одна тревожная мыслишка, ни один намёк на неё.
«Жигуленок» мчит его домой. Что там, позади? Анатолию Степановичу не хочется об этом думать. Вперёд! Только вперёд. Он снова расслабляется, но что-то скребётся у него на душе. Что? Анатолий Степанович бросает взгляд в сторону, но тут же отворачивается. Он не может спокойно смотреть на снег, видеть его немеркнущее сияние. Быстрее в город! Туда, где снег безжалостно истоптан, перелопачен, свален в большущие кучи. Даже не верилось, что для Анатолия Степановича ещё недавно не было ничего дороже, как зарыться в него с головой, исторгая ликующие крики. Святая наивность... На свете всему есть цена. И снегу она... сожми в кулаке -потечёт одна вода.
Сучилин мрачнеет, глубоко задумывается. А может, не так уж всё и просто на свете?
Он вдруг пугается, беспокойно оглядывается. Светящиеся точки по-прежнему мерцают на белом покрывале. Но уже не души, не судьбы людские напоминают они Анатолию Степановичу. Он трусливо съёживается, сигналит что есть мочи, пытаясь заглушить безотчётный страх.
Но тщетно...
Непроходящий страх гонит его дальше - и холодное снежное мерцание, как солнечными лучами, режет глаза..
______________________________________ |