Мищенко Ольга Васильевна

                            НЕСЖАТАЯ ПОЛОСА

Класс капиталистов, признаться, формируется прямо на глазах. Не менее стремительно - класс землевладельцев. Хотя, что скрывать, как говорит один из респондентов, образовываться начали они давно. И действительно, на селе процесс: образования класса богатых пошел не вчера. Возьмем классический пример из жизни забитого русско­го крестьянства: помещик живет в имении, а работник - в избенке под соломенной крышей. Что изменилось в этом сюжете за 70 лет советского равноправия? Да ничего. Са­мый большой дом, со всеми удобства ми, у директора, пред­седателя колхоза. Помню в одном райцентре напротив друг друга стояли "имения" первого секретаря и председателя исполкома, как бы споря - чье покруче будет. Есть и исклю­чения, не спорю, но как мамонты - редкие экземпляры.

Стали жилье приватизировать: лучшее - властям, зем­лю делить - тоже. Работник-то к этому дележу пришел и гол, и бос, и без больших средств в кармане, и пока прики­дывал - как и что ему бедному, делать, под общую неразбе­риху не по пять-шесть "пайковых" га кое-кто отхватил себе - ой-е-ей! Л чего не взять - земкомитеч' свой, ба нк - любую ссуду даст. Тоже свои люди. И самое главное - свою основ­ную работу бросать не надо. Власть она и технику, и авто­мобиль, и прочее необходимое даст возможность взять, как списанное, по остаточной стоимости.

Первыми опомнились народные защитники, стали бить в набат, что не тем земля в руки раздана, стали требовать справедливости. Но не тут то было! Как ее учинить, коли земелька та уже давно переоформлена на родню и прочую челядь. Вот так и богатеют: нагло, плотно.

Спрашиваю у одного механизатора: "Федорович, так кому же земля должна принадлежать по-вашему?".

-  Крестьянам, конечно. - ответствует.

- А что ж не берешь?

- А зачем мне она нужна? Что я с ней делать буду? Пай мне мой может и отдадут, а где технику брать, капитал? Ведь и удобрения, и семена нужны, да и транспорт личный кое-какой. Уверен, что лучший участок, да чтобы поблизости, мне не отдадут.

Это уж точно. Поинтересовалась, что так руководству своему не доверяют. Причина есть или просто так?

- А как доверять? На каждом шагу дурят, - говорит. - Зак­лючили мы на пять лет арендные отношения всей брига­дой. Да только год-то и дали поработать. Мы все, что поло­жено и оговорено по договору, сдали государству, а вот сверхплановой продукцией распорядились сами, как хо­тели. В этом же году несмотря на договор, нам уже такой вольницы не дали. Из сверхплановой продукции выдали по 10 центнеров зерна на человека и все.

- А остальное?

-  А остальное - себе. Тоже примерно постолько. И по­пробуй потребуй! Только в этом году долг за прошлый от­дали.

С другой стороны. Возьму землю, посажу, выращу что-то. Так ведь это добро охранять надо. А раз надо, значит надо и дом рядом строить, и жить там на месте. Есть у нас несколько фермеров из "простых", так сказать. Да не дай бог, сколько мьггарств испытали: вспахать - дядьке кланять­ся, чтобы 'фактор дал, убрать - за комбайном туда же. А от­вет один: свое уберем - тогда. А тогда...

А тогда выходит, что стоит как у летописца крестьянс­кой бедности и отчаяния НАНекрасова "только не сжата полоска одна, грустную думу на водит она". И действитель­но, грустную думу наводит не только та полоска, а все, что творится в неразберихе перехода к новому строю. Увере­на, кое-кто скажет, что это глупости. Землю, мол, давали всем, кто хотел. Нет, не всем, и не сколько хотел. Не одному "простому" фермеру пришлось победствовать по не­скончаемым инстанциям за подписью, за печатью, за раз­решением. И не один год. Да так и не стать владельцем жал­кого клочка земли.

-  Федорович, - спрашиваю, - ведь лет двадцать, как не больше, пахарем служишь. И опыт есть, и земля ведь как родная - надо бы рисковать. Вдруг решишься - знаешь к кому идти, с чего начинать?

- Нет, конечно. Ну не разделили на паи, вроде совхозом живем, а никто ничего не говорит. Даже на день работника сельского хозяйства не собрали, не поздравили. Ходим на работу - день до вечера, а к своей так ли относились бы?

Погоревали вместе, посочувствовали друг другу, да и разошлись не солоно хлебавши. Он - чтобы хоть на таких бесправных условиях хлеб растить и меня кормить, а я -чтобы написать. О том, что эта "несжатая полоса" - наша земля, способна наводить пока только грустные, откровен­но повторюсь, думы.

            СТАВРОПОЛЬСКИЙ ВАРИАНТ

Прошлой осенью, во время избирательной кампании в ГосДуму, на одной из встреч Святослава Федорова с рос­товчанами услышала его меткую характеристику тепереш­ней жизни наших земляков. Он сказал: "Прошелся я по Ро­стову и увидел: доедаете, донашиваете, доживаете".

Год назад аудитория слова блестящего хирурга, зрело­го политика и умелого хозяйственника отнесла скорее к ораторскому искусству, чем к умению так полно в трех сло­вах выразить нашу действительность. Недавно они вспом­нились мне в другой интерпретации, но уже не в Ростове, а в Ставропольском крае, во время моей поездки в страну своего детства.

В последнем номере ежемесячного общественно-по­литического журнала "Россия" (учредители - Правитель­ство РФ и администрация Президента РФ) значительная часть материала была посвящена Ставрополью. А откры­вало подборку интервью с главой администрации края Петром Марченко "Выход из кризиса. Ставропольский ва­риант". Может быть, из кресла губернатора будущее реги­она видится именно так, как в интервью, но мне, по встре­чам и разговорам с земляками, друзьями, родственниками, из увиденного своими глазами, оно представилось по-дру­гому. И я не стану (ведь мы - не журнал "Россия") утешать и рисовать глобальные картины сегодняшнего и будущего перед своими читателями. Я покажу, как видят и представ­ляют его обычные смертные граждане: колхозники, пен­сионеры, руководители, просто люди. Через встречи, впе­чатления, воспоминания.

Начну с самой что ни на есть житейской истории. В этом районе у меня живут две двоюродные сестры. Одна -специалист в своей области, в свое время с "красным" дип­ломом закончила институт. Вот с ней с первой я и встретилась после долгой разлуки. Когда ее пригласили, ко мне из подсобки вышла, боже мой, вся в морщинах, с землистым цветом лица, женщина. А ведь ей чуть-чуть за сорок, как и мне. Наше общение было скорее безрадостным, чем счас­тливым. Муж пьет, три раза лежал в психиатрической боль­нице. На его работе зарплату постоянно задерживают, от­пускных дали всего 170 тысяч. Двое взрослых детей не ра­ботают - негде. Дочь бросила учебу в коммерческом тех­никуме - платить нечем. Сын сидит дома, ждет призыва в армию. Есть в семье еще ребенок - дочь-третьекласница. И вся эта большая семья оказалась на плечах хрупкой жен­щины.

Другая сестра - обычная нянечка в садике. Вся высохла в нитку От сына из армии семь месяцев не получала ни строч­ки, а когда объявился в Батайске, еле собрали с мужем денег, чтобы доехать до него. Поговорить, подкормить. Служит он где-то на границе. Ни масла, ни сахара все это время не ви­дел. Случается, что едят, как их лошади, овес и пшеницу, толь­ко запаривают. С матерью при встрече парень был немно­гословен, только и сказал, что отправил им за время службы 32 письма, которые они так и не получили.

Одна беда не ходит рядом. Вдруг слегла мать. Показали врачам - поздно, метастазы поразили уже поджелудочную железу, печень. Лечить, или хотя бы облегчить ее участь лекарствами не смогли. Нет денег. Единственное, что смог­ла сестра сделать - забрать ее к себе, чтобы хотя бы вовре­мя покормить да держать в чистоте, ибо ее старик за ней ухаживать отказался и стал сильно попивать.

Вот такая грустная история. А ведь обе семьи в свое вре­мя были из числа крепких, нормальных.

Немного воспрянула духом, когда поехали в мой отчий дом, где теперь рядом со своей матерью живет мой двою­родный брат. Встретили нас замки на дверях и сынишка брата - школьник. Оказалось, что родители на работе, а дед с бабкой, обоим под 70 лет, собирают кукурузу на убран­ном поле.

Под вечер старики заявились и стали сгружать добытое, радуясь, что теперь есть возможность прокормить свое не очень многочисленное хозяйство: двух поросят да кур. На руки моей тетки смотреть было больно: стертые до поло­вины ногти с неотмывающимся черным ободком, все в трещинах, ссадинах... Да неужели же, отработав с мужем по 40 лет в колхозе, не заслужили они более чуткого к себе отношения?

- А что делать, кукушечка? - говорит мне она - Пенсию с дедом не получаем уже три месяца. Да и пенсии у нас неве­ликие: у меня 120 тысяч, у деда чуть побольше. Зерна выда­ли в этом году по 600 килограммов на каждого. Одну долю сразу на пекарню, чтобы дешевый хлеб можно было брать. Из другой смололи муки, а остаток - на двух кур не хватит, чтобы год прокормить.

Попробовала я "ихнего" хлеба. Раньше не булки здесь пекли, а заглядение. Вместо гостинца хотелось хлеб домой взять, потому что городской ему и в подметки не годился. Теперь же даже не черная, а какая-то грязная внутри булка, и не аппетит вызывает, а скорее отвращение к насущному.

Свои земельные паи забирать из колхоза не решаются. Отдашь фермеру, пообещает по три тонны зерна, а даст ли? Но выбора нет, думают все договор с новыми хозяевами заключать, ибо ясно, что и на следующий год колхоз опять урожая не получит. Техника хиреет, а председатель занят только устройством своего, а не их благополучия. Да и од­них пенсионеров в колхозе 700 человек, сколько и рабо­тающих колхозников. И всем дай. Колхоз как раз из числа тех, о которых глава администрации края сказал в своем интервью: "Они сильно портят благополучие края...".

Спасает огромный сад. Продают все, что уродит: груши, орехи, помидоры. Картошка пока своя. Каждый год берут в колхозе огород по 20 соток. Научились обходиться без де­нег. Бартер стабильный: бутылка чачи - полмешка зерна, три литра вина - канистра бензина. А деньги нужны. В семье есть еще дочь. С мужем-военным живут сейчас в Белоруссии. Дваддать лет по гарнизонам промотались - и все без квартиры. Бот старики и экономят, держат хозяйство, чтобы деньгами помочь, когда те в отпуск приедут, и всем "миром" родствен­ников продуктов собрать. Тамошним доверия нет.

И на всем этом трагическом фоне строятся шикарные особняки в райцентре и по селам. Если верить словам губер­натора, то это тоже видный показатель благополучия. В про­шлом году в крае построен миллион квадратных метров жи­лья, и 53% от этого числа возведено за счет населения.

Кто же строит? Да председатель колхоза уже заложил тре­тий дом, армяне-"беженцы", да высокие должностные лица.

Мой друг детства, с которым не виделись почти 17 лет, поведал, что будучи руководителем районного уровня, взял через подставных лиц землю, организовал сельскохозяй­ственное предприятие и имеет три дома и два автомобиля. И при власти оставаться собирается, а как же иначе. Своему-личному хозяйству оказывать поддержку из высокого крес­ла проще, чем, как надо бы по закону, стать обычным ферме­ром. И он такой далеко не единственный. Так что из этого самого миллиона квадратных метров жилья, если разобрать­ся конкретно, у кого два, три дома, а у кого - последние годы хатенка доживает.

Внушительным кажется и процент доверия крестьянам-фермерам. Девяносто процентов колхозников, имеющих на руках свидетельство на землю, заключили договоры с фер­мерами и отдали свои паи в аренду. Но вот прокормит ли фермер державу?

- Никогда - заверил меня один из специалистов местного агропрома - Поймите же, наконец, чем они будут эту землю обрабатывать? Мы за пять лет в район приобрели только 11 тракторов. В норме было бы, если бы одно хозяйство за пять лет так обновило тракторный парк, а район...

Из фермеров держатся те, первые, когда и землю давали, и кредиты, и технику можно было за рубли купить, и налоги не душили. Был у нас тут один из лучших. Хозяйство крепкое.

Первые годы, по его словам, денег не считал, а теперь при­ехал, жалуется, что не может даже удобрения купить.

Второй год (может быть, я - глупый человек) предрекаю голод. Нынешний неурожайный год - тому подтверждение. Урожая-то не получили. Видано ли такое, чтобы на парах по 16-19 центнеров зерна с гектара собирали? Да в самые худ­шие годы такого не было...

Не знаю, может быть, кому-то покажется, что путаю я грешное с праведным, личное, житейское с производствен­ным, только нет. Наше житейское: неустроенность детей, потому что учеба нынче стоит дорого; нестабильность в се­мьях, а отсюда и пьянство, - тесно связано с нашей мизерной непостоянной зарплатой, с неурожаем на полях и с большей возможностью у одних - строить особняки, у других - с не­возможностью купить банку простой краски.

И как бы ни убеждал меня друг детства, чиновник высо­кого ранга, что люди еще не могут по-умному собственнос­тью своей распорядиться, причины вымирания, а не выжи­вания, я вижу в другом. Он ведь в свое время не личным зе­мельным паем распорядился, а нарушил закон и сейчас на­рушает, и будет нарушать, потому что следить за ним некому. И один вопрос мне хотелось ему задать, но так и не задала: "Неужели же ты, теперь богатый человек, а когда-то добрый, честный, умница, станешь нанимать на работу моих род­ственников, гнувших хребет по 30-40 лет на колхозных по­лях, в батраки?" Не задала, потому что за три часа разговора мы вернулись с ним в нашу юность, в наши наивные, искрен­ние мечты, и ему было стыдно. Я это видела по глазам. Но, наверное, нанимать будет - уже нанимает. Такое теперь тече­ние жизни. Нанимать будет, и им же объяснять, что не суме­ли в свое время, что надо быыло... Только вот не каждый про­стой трудяга, да и никто из них, не имел и не имеет возмож­ности запустить руку в казну, чуть-чуть переиначить закон в отношении себя или просто обойти его.

Не прибавило радости моему путешествию и общение с местными коллегами. Местная газета в самом плачевном состоянии. Зарплату не получают с мая, а редактор в зах­ламленном кабинете не ксероксе снимает копии с доку­ментов всем, кому это необходимо. За деньги. Он был страшно удивлен, что в нашей газете мы пока живем без дотаций и спонсорской помощи.

Можно привести еще несколько примеров из жизни. Один из нашей юношеской компании служит управляю­щим банком. Говорят, прислугу в доме держит. Другой -полковник, профессор, издал не одну книгу, только три дня назад получил двухкомнатную квартиру, да и то за чертой города, после многолетнего ожидания в очереди.

Чудны твои дела, демократия. И я бы не так пессимис­тично воспринимала разговоры со всеми земляками, род­ственниками, если бы не один факт. Вспоминали весело мы только прошедшие времена, курьезные случаи, и ничего веселого не приходило на память из нашей действитель­ности. Как только мы переключались на нее, то голос твер­дел, звенел возмущением, надрывался отчаянием. Видно, наше теперешнее житье-бытье обросло такими неразре­шимыми проблемами, что трудно было сказать: "Живу хо­рошо". Пусть не я сама, пусть кто-то из моих коллег, сосе­дей. И сколько бы не вещали нам с экранов телевизоров о грядущем улучшении и дома, и в стране моего детства, пока видно, что "доедают, донашивают, доживают". В будущее верится с трудом, когда в доме холодильник вечно пуст, когда стипендию у твоего сына-студента забирает после избиения местный "косяк", когда, порой, в кошельке нет денег даже на булку хлеба.

Нет и нет, господа хорошие, нынешние и вновь избран­ные губернаторы. Может быть, вам и видна перспектива, только с измученным, обиженнным народом вряд ли это удасться построить. Это уже не выход из кризиса и даже не выживание, а медленное вымирание. А ведь и мы были ког­да-то такими оптимистами.

      "ЗАПАСНОЙ" ВАРИАНТ ДИРЕКТОРА                                    СТЕПАНЫЧЕВА

Трудно расстаются с властью руководители некогда совдеповских предприятий, а теперь всевозможных АО, ЗАО. Рвать пуповину, по которой, как по шлангу, перекачи­вались средства, жалко до слез. И тут все методы хороши, чтобы помешать, оттянуть, отсрочить...

- "Гекачепистами" нас обозвал редактор местной газе­ты, когда мы пришли выяснить, почему оплаченное объяв­ление о внеочередном собрании акционеров Цимлянско­го рыбзавода не было опубликовано в субботнем номере, - рассказывает представитель инициативной группы Ната­лья Тарасова. - И мы никак не могли его убедить, что дей­ствуем в рамках Федерального Закона, пока не вмешался глава администрации района Виктор Сапин. Мы ходили к нему жаловаться. Не поставили наше объявление и пото­му, что такое же, но с другой повесткой дня и на 19 марта (а мы настаивали - на третье), принес в редакцию дирек­тор завода.

Ждать 19 марта акционеры не могли, потому что слиш­ком стремительно катилось их АО к банкротству, хотя еще в июле прошлого года директор завода Геннадий Степаны-чев доложил акционерам, что за 1995 год предприятие сра­ботало с прибылью в 219 миллионов. Собрание тогда про­вели тихо и гладко. Акционеров в основном волновал воп­рос, когда же будут акции и когда распределят доли соглас­но закону. Да еще спрашивали о дивидендах.

Степанычев обещал по этим двум вопросам подгото­виться и через два месяца доложить. Но прошло и два, и три, и пять месяцев, а информации акционеры так и не получили. Мало того, дела на заводе стали идти хуже и хуже. Людям ставили условие: писать заявления на административные отпуска. Закрыли Цимлянский рыбцех, прошел слух о продаже Крутовского цеха. Вот тогда и создали они инициативную группу и объявили о проведении внеоче­редного собрания акционеров. В повестку дня собрания внесли всего два вопроса: о недоверии правлению и реви­зионной комиссии АО и о перевыборах председателя прав­ления. Отчеты председателя правления и ревизионной ко­миссии инициативная группа слушать не сочла нужным на этот момент, потому как лимит доверия руководителю был исчерпан полностью.

Течь дал "корабль", как образно назвала рыбзавод в сво­ем докладе член инициативной группы Елена Волкова, ко­нечно, не вчера. Его плавучесть подтачивалась почти с са­мого начала образования на рыбзаводе АО. Сперва здесь сократили планово-экономический отдел, потом из бух­галтерии ушли все акционеры. Сокращенной оказалась и Е.Волкова, заведующая производственной лабораторией. Ее, специалиста с высшим образованием, сократили, мо­тивируя это тем, что она не имеет специализации микро­биолога, а пенсионерку оставили. Но, видимо, ее уволили за смелость, за язык, за непокорность.

Добрались и до других отделов и служб, рыбообработ­чиков. Своих сокращали, отправляли в неоплачиваемые отпуска, а на временную работу нанимали людей со сто­роны. Народ возмущался, обижался, но терпел - начальству виднее.

Конечно, виднее. Чтобы как-то рассчитаться с долгами, Степанычев 19 февраля на правление вынес предложение о продаже Крутовского рыбцеха по цене кредиторской задолженнности, а Цимлянский отдать в аренду частному лицу с правом выкупа по остаточной стоимости. В каче­стве частного лица предложил себя. Правление немного посомневалось в законности такого предложения, но ре­шение тем не менее приняло. А предложение, действитель­но, было явно незаконным. Федеральный Закрн "Об акци­онерных обществах" от 24 ноября 1995 года (на него мы и будем ссылаться дальше) в ст.77 о продаже имущества АО говорит, что продаваться оно может только по рыночной цене и решение о его продаже принимается только на об­щем собрании акционеров. По предоставлению аренды в ст.83 разъяснено, что заключать такие сделки опять-таки прерогатива общего собрания и без присутствия на нем заинтересованного (частного) лица.

Знал ли это директор? Знал, видимо, но когда акционе­ры на собрании все же попросили его ответить на вопрос, почему он решил взять сам в аренду цех, а не отдал его тог­да, когда об этом просили сокращенные с предприятия акционеры, Степанычев ответил, что он предвидел сегод­няшнюю ситуацию и, как нормальный человек, подгото­вил себе "запасной" вариант.

Вопросов к директору на собрании было много. И об ответственности за сделки по сырью, когда потеряли 280 миллионов и не получили ни рыбы, ни денег обратно. И по огромным штрафам, которые заплатил завод за несво-евременую уплату за все то же сырье, которое покупали аж на Дальнем Востоке. Спрашивали и о том, почему так и не наладил он отношения с местным рыбколхозом "15 лет Октября", который не раз предлагал и сейчас еще предла­гает сотрудничество.

Недовольны люди делами на заводе и отношением к себе лично. Горьким упреком прозвучало выступление ста­рейшей рыбообработчицы Зои Бондаренко. Когда ей пред­ложили написать заявление на отпуск без содержания и она заболела, ей даже задержанную зарплаау не отдали, чтобы она выкупила лекарства и смогла полечиться. "Два года на­зад, - обратилась работница к директору - вы, Генннадий Андреевич, стояли вот здесь у стеночки в этом зале и про­сили выбрать вас директором. Жаловались, что никак кот­тедж свой не достроите. И я проголосовала за Вас обеими руками...".

Обсудив ситуацию, сложившуюся сегодня на заводе, и прежде чем принять решение по первому вопросу повест­ки, акционеры сперва отменили решение правления от 19февраля о продаже Круговского цеха и сдаче в аренду Цим­лянского, а по существу вопроса о недоверии правлению и ревизионной комиссии АО проголосовали подавляющим большинством акций "за".

Второй вопрос было решено не обсуждать, а выборы исполнительного директора акционерного общества, как и председателя совета директоров (по Федеральному За­кону именно так теперь именуются управленческие струк­туры) перенести на 19 марта. В повестку дня следующего собрания решено внести отчет Г.А.Степанычева и аудито­ра, которого в свое время нанимали для независимой про­верки финансового состояния предприятия и ни разу ни­какого отчета, как говорят акционеры, не получили.

Собрание, на удивление, было спокойным. (Я уже не один раз присутствовала на подобных. Чего один "Эридан" стоит). И, что отрадно, выходить из повальной "прихвати-зации" (не имея в виду данную ситуацию) скоро прийдет-ся многим. Видимо, и инициативная группа, и сам Г.А.Степанычев поняли, что акционер потихоньку из люмпена становится хозяином.