Аверьянова Любовь
____________________________________________________________________________
Пришла весна
Пришла весна
Ворвался в город ветер утром,
Промчался всюду, до окраин
В весёлом озорстве, как будто
собаке встретился хозяин
Наполнил шумом город сонный.
Звон зазевавшихся окошек
Вливался в хор неугомонный
На улице поющий кошек.
Он пробежал гонцом весенним,
Из кроны вон сухие сучья
Отправил вниз без сожаленья,
Прошедших немощей отзвучья.
Он обнимал прохожих ранних,
Подвигнул распевать качели.
Пришла весна из странствий дальних—
Хрустально вторили капели
В парке
В парке зимнем смеха колокольчики
Рассыпаются в заснеженных ветвях,
Стряхивают шапки с лап игольчатых
Друг на друга озорная ребятня.
Столько колдовства и величавости
В этом тихом белоснежном забытье,
Ну, а белки рады детским шалостям,
Вторят резвые весёлой кутерьме.
Из сугробов дети, да и в саночки
Споро куртки обметая на ходу.
Раскраснелись щёчки, словно яблочки
На искристом, свежевыпавшем снегу.
У ворот
С рыжинкой ресницы, и голос простужен,
Парнишка стоит у ворот.
— Пойдёшь ли ты замуж?
— Сто лет ты мне нужен!
Такой от ворот поворот.
С утра суматоха, семейство в тревоге,
Подружки галдят у ворот.
Случайно не спутают сваты дорогу?
Событий такой разворот.
Фатою прикрыла румяные щеки,
Невеста стоит у ворот.
— Ой, как ты мне нужен!
— Как счастлив я, елки!
Событий такой поворот.
Года пролетели, любовью взгляд светел.
Внучата снуют у ворот.
-Встречаем с тобою тридцатое лето.
Такой у ворот хоровод.
Имя назови
Ведь прилагательное – русский.
Кто ты? Ответь мне на вопрос.
Варяга помнишь ли, этруска?
Сармат, тартарин, русич, рос?
Скажи, твержу, толкаю в плечи,
Забывший оклик свой, народ.
Да слышишь ли чужие речи?
Ты видишь, дел невпроворот?
Окликнуть как тебя, скажи мне,
Народ мой, имя назови.
На плечи морок возложили,
И стелят облака золы.
Без острой лобовой атаки,
Без объявления войны,
Снимают силы «вурдалаки»,
Чтоб ты не разогнул спины,
И не увидел: за плечами
Стоят, ждут – волю изъяви,
Они стоят с разящими мечами,
Твой Род и бог Перун – зови!
Двери
Присвоил титул «неизбежность»
Дню белому, не обозначив даты.
Дабы избыть безудержную нежность,
Нарадоваться волю и оплакать
Подарок Фаты – неизбежность.
По звону угадаешь близость-
Ноктюрн тоски, взошедшей к апогею,
Увидишь, разлетаются эскизы
Счастливых дней, где вместе мы. Бледнеют
Под звон крушенья парадиза.
И, как ни странно, в этом выбор.
Захлопнешь дверь, откроется другая—
Вещает притчу (суть-надежду) ритор.
И, кажется, что это весть благая.
Но странно принимать, как выбор.
Захочешь ли открыть другую?
Любовь не запакуешь в «оный»
Жить, глядя в бездну, так смогу ли,
Тоской безмерной оглушенной?
Но не войду я в дверь другую.
Фильм документальный
На развесёлом вечере «Кому за тридцать»
Улыбки томные, на столиках креплёный чай,
Корреспонденты камерой снимали лица,
Мужчин опрашивали, как бы невзначай.
-- Как отнесётесь вы к известию такому,
что существует взрослый сын, и он вас ищет,
гипотетически! О, не впадайте в кому!
Спокойно, алименты с вас уже не взыщут.
Один отрёкся сразу – не ходил налево,
Другой осклабился –поездил по стране,
Возможно где-то есть, была, мол, королева,
Но только чур, фильм не показывать жене.
Тот опечалился –вот был бы мне помощник,
А этот, ветхий, про во старости уход,
Про генетический анализ, слышь, киношник!
С усами –всех сирот ко мне! вот доброхот!
Стоп-кадр. вот он, отец, знакомый по рассказам
О капитане плавания дальнего,
Нашли. Похож –две капли. Да, билет заказан.
Вглядись, подумай, парень, надо ли?
Вагон и я
Разбуженный трудолюбивым муравьём,
Открыл глаза- в окно вагона льётся лето.
Не помню я, тайком проник иль по билету
И занял место, обозначенное в нём.
Но где народ? Ни толков о житье-бытье,
Ни звона ложечек в наполненном стакане.
Один в купе, как отрешённый йог в асане,
Под слоем пыли распластался я в тряпье.
Трава по пояс, и берёзы между шпал,
В обхват стволы; изъела ржа стальные рельсы.
Округ с подножки потрясённый осмотрелся:
Давно никто не ездил здесь и не шагал.
Дороги есть ли где ещё? И есть ли род людской?
Трагедий цепь настигло забытьё глухое.
Вагон и я. Как чужды мы из шумного былого,
Где дивное царит и благостный покой.
Поют, растут, цветёт лиловостью кипрей.
И чьим мне промыслом осознанность явилась:
Не может человек быть вне, Земля – суть милость,
Она живёт, и ей не нужно егерей.
Стою один, и нет ни в чём во мне нужды,
По рукаву бежит мурашик торопливо.
Надеюсь снится, как бесстрастно, кропотливо
Земля стирает человечества следы.
Последний экзамен
Пекло плавит дворовый асфальт,
Каблучки выпускниц утопают.
На столе свеж букетный хрусталь,
Блики солнца на партах играют.
Отшумел затаённо июнь
В полутьме уголков коридоров.
На окошке услужливо тюль
Укрывает забытые «шпоры».
-Вот и всё! А сейчас на канал! –
Детский гам сквозняком донесётся,
И потрёпанный классный журнал
К ним во след побежать встрепенётся.
Проводили, в который уж раз.
А директор с поддельным задором:
-Ну, а вы, мой заслуженный класс,
Чтобы все к сентябрю были в сборе!
Ёлка
Ещё не знала, что погибла,
В кругу собратьев стеснена,
Сложила ветки словно крылья,
Морозного не сбросив сна.
Не ведала, как выгружали,
Насечки делали ножом,
Как продавать её решали,
За штуку или метражом.
Проснулась от тепла, взглянула,
Вколочен ствол в подставки паз,
Смола слезинкою скользнула,
В зеркальном шаре отразясь.
В веселье шумном умирала,
Плясали люди ночь вокруг,
И громко музыка играла,
И каждый был другому друг.
Салютов праздничных сиянье.
И было так лишь до утра.
Нет, не окончились страданья.
Лежишь в снегу среди двора.
Хвоинкой каждой содрогаясь,
Летела в трепетный огонь,
Костром детишки восторгались,
Один чуть опалил ладонь.
___________________________
 |
