Идея, воплощенная в число,
Рождает абсолюта образ точный.
В мгновеньях кратких - идеал бессрочный,
Он - жизни свет, он — вечности тепло.
В пучинах хаоса - низложенное зло,
Всех сокрушений сплав
безмерно прочный,
Заблудших знаков - пламенник полночный,
Снов истины прозрачное стекло.
Прими же в дар его, как таинства виденье,
Как жар безумия болезни роковой,
Как грёз глаголющих немое воплощенье -
Он мирозданья светоч огневой,
Тебя пронзивший гений просвещенья,
И он палач, он смертный жребий твой.
* * *
Слиянья, сплавы, связи тонких грёз
С игрою слов, мелодикой созвучий...
Мы ищем их в клубах
огней летучих,
В хрустальных росах ярко-красных рроз.
Мы слышим в громе раскалённых гроз,
Как медный колокол гудит набатом тучи,
И миг разлуки видим
неминучий
В медовой пряности волнующих мимоз.
Жизнь - двух стихий противоречье,
Добра и зла слепой посев.
Двух бездн разъятый жаждой зев,
Как двух разлук мятежных встречи.
Двух вер отвергнутых предтечи,
Кем крещены любовь и гнев.
Двояких чувств глухой напев,
Где с красотой
сошлось увечье.
Как свет и тень, рождая свод,
Тиарой яростных лучей
С единой выси пламя шлёт
К ристаньям зорь и мглы ночей,
В противоборстве двух свобод,
В перекрещенье двух мечей.
* * *
Стремясь к неволе неизбежной,
Стенаний горьких и тоски,
Душа, что мерила ростки
В бутонах розы самой нежной,
Могла ль узнать в мечте безбрежной,
Что счастье, сбросив
лепестки,
Когда завянут грёз цветки,
Предъявит плод любви мятежной.
Ни амброй сладкой, ни венцом,
Сплетая мёд надежд
кольцом,
Совьет удавку страсти жгучей.
В перерожденьях звёздных снов,
Гирлянды лавра в сталь оков
Перекуёт огнём созвучий.
СТРАХ ПОКОЛЕНИЯ
Мы живы - или нет? А может, мы лишь тени?
Блуждающие сны
невызревших идей?
И мы с надеждой ждём
дня своего рожденья,
Чтоб вечность огласить громадностью своей.
Чтоб содрогнулась высь от нашего величья,
Оттаяла земля от
нашего тепла.
Искоренился мир от
слов косноязычья,
И светом наших душ
испепелилась мгла.
ВЕСЫ СУДЬБЫ
Судьба - души весы, две солнечные чаши.
Что жизнью нам даны для равновесья сил.
В одну мы день за днём кладём заботы наши
Корысть, богатство, прок и сладострастья пыл
Всё то, что кормит нас насущными хлебами
Что от щедрот земных с лихвою мы берём,
Иль кровью, потом жнём с тяжёлыми трудам?:
Плоды холодных дум, исчисленных умом.
Благополучья смех, дедов, отцов заветы
Иль современных лет влекущий идеал.
Семья, чины, призы, великолепье света,
Успех в делах, в любви и звонкий капитал.
Но есть для мер иных весов иная чаша,
Куда не тленный труд кладём мы, а мечты.
Порывы тонких чувств,
что сердцу всего краше,
Источники услад душевной красоты.
Чудесных грёз цветы, что расцветают дико
Не в чопорных садах, а в грозных безднах снов.
И откровенье мглы, и взор святого лика,
И истину небес, и пыльный мрак веков.
Фантазий миражи, полёты вдохновенья,
Слепые мятежи, боль творческих страстей,
Возвышенной любви все лучшие мгновенья
-Тот дар, что дал нам Рок по милости своей.
Но, сохранить весы в покое равновесья
Безумно тяжело, сколь разнозначен вес
Даров, что нам несут пучины поднебесья,
И наших благ мирских, что нам сулит прогресс.
Вот потому всегда в томленье непокоя,
К средине золотой нам сложно приходить,
Душа стремится ввысь,
где небо золотое,
Но тлен наш обречён в земных заботах жить.
Разрушив дряхлый свет в прорехах, обветшалый,
Мы выстроим миры, прозрачнее, чем лёд,
Лучами сотни солнц, искрящихся в металлах,
Он отразится в глубь немыслимых высот.
И стряхивая в прах богов былой вселенной,
Из хаоса зари вновь вечность создадим.
Унылую юдоль усталой
жизни тленной
К бессмертью своему развеем, словно дым.
Но это — лишь ещё в зачатии фантомном.
К приходу наших дней не создан пьедестал,
И ожидаем мы в томленье неуёмном
Того, кто утвердит наш новый идеал.
А ныне, спрятав страх за пеленой затменья,
Мы - только миражи, заброшенные в свет.
Не чувствуя себя, невольно бродим тенью,
В сомненье скорбных дум - мы живы, или нет?
МАГИЯ ТУМАНА
Из вздыбленных пучин дрожащего стекла
Клубящуюся пыль
хрустально-свежей влаги,
Магическая ночь на утро пролила,
Сокрыв всходящий свет в свинцовом саркофаге.
И неоглядный дол, и ближний кругозор
Под сыростью клубов мерцают, словно тени,
Где облачный туман, сплетая снов узор,
Рисует взору дня сонм
призрачных видений
Танцующих дриад среди садов глухих
И девственных камен на улицах пустынных,
И многоликих фей, и
жутких ведьм слепых,
Обряженных в вуаль величий лебединых.
Валькирий грозных клич, укрытых пеленой,
И злобных троллей смех, незримых в взвеси
млечной.
Как будто пробил час возмездий роковой,
И отворила мгла вход к сумрачности вечной.
Но лишь порывы стуж воскреснут из глубин
Суровой тишины и затрубят победно
-Развеется весь мрак мистических картин,
И облики легенд исчезнут в выси бледной.
СОНЕТЫ
Осенний хмурый день, свинцовая вода
Уныние излив на солнце увяданья
Виолами дождя поёт печаль молчанья
Что предвещали ей сырые холода.
И сон усталых нот, с глухим оттенком льда
Созвучных снам вершин
нормандского
преданья
Над куполами крон, молебном покаянья
Как облачный хорал кружит ветров орда.
То медленной струей
хрустального
забвенья,
Внезапно усыпив слепых надежд волненья.
То резкой зыбью звонкого стекла,
Зеркал текучих, где полудня просинь
Не отразит горячих грёз добра и зла
И только тенью в них проскальзывает осень
***
Лишь усталость богатством от
жизни
постылой
Я обрёл в завершеньях притворных дорог.
Надоумил ли черт? Завещал ли мне Бог,
Сушь пустыни
земной, даль лазури
бескрылой.
Но безмолвье будить жизнетворною силой
Лебединой сонаты пронзительный слог,
Никогда и нигде, не умел и не мог —
Горький миф - воскрешать прах юдоли
унылой.
Только луч кочевого светила и тень
Мне желаньем палящим, в злопамятный
день
Сколько лет, долгих
лет искушали
виденьем.
И когда протрубил, как архангела рог
Откровения гром, и
истёк странствий срок
Мне на грани миров, снизошло озаренье
***
Звезда - свеча, зажженная в соборе,
И купол храма, тот же
свод небесный.
Где тайна счастья каждому известна,
Подспудно, только собственное горе.
И мысль, как
исповедь, что реет
на
просторе,
А солнце зорь — неужто не прелестно,
Как лик святой, что благостью чудесной,
Нисходит к сердцу в светоносном взоре.
Господь велик - лазурь небес безбрежна,
В рассветный час нам счастьем ало-нежным
В любви сияет мира волшебство.
И открывается сердцам явленье сути
Как свет божественный струит
грез
торжество,
Путями замыслов и думами распутий.
***
Он предстаёт как тень,
в сказаньях и
напевах,
Как приворотный яд,
как отречённый
хмель.
И девственных сердец он возмущал купель.
Дурманом прорастал на благодатных севах.
И долго ли душе, быть в непорочных девах,
Когда в устах любви поет его свирель?
Он странникам стелил
шелк розы на
постель,
И прятал разум их, оброком в жадных
зевах.
Певец изящных грёз, он наводил туман
Заблудшим на глаза,
их погружал в обман.
Он жизнь в силки
ловил, сбивал с пути-дороги.
И только в судный день, когда злорадный
Рок
Всем жертвам падшим завопил о Боге...
Над ними хохотал пленительный порок.
СОНЕТ К СОНЕТНОЙ ФОРМЕ
Где в радуги цветов, как в арочный обхват,
Экстракты ярких грёз
сомкнулись в
полукруге,
Натянутой стрелой, в дыханье синей вьюги,
Полёты прочих снов, как с тетивы летят.
Так маятник скользит, и жатвой серп богат.
В объятьях ласковых супруг прильнул к
супруге
Глаза в глаза глядят, и отражает их друг в
друге
Двойной любви огонь, что жжет единый
взгляд.
А впрочем, полусфер,
ли нежность, с
перепутий
Крест осененных чувств, пролившихся всей
сутью
На живописный холст,
где бархатный
рассвет,
Просвечивает мрак парчовых полнолуний.
А всё, как
дивный хор, двурядных
семиструний,
Звучит в изысках форм, магический сонет.
ОСЕННЯЯ ФАНТАЗИЯ
Заря прозрачным торжеством
Осенней лихорадки краски,
На своде снежно-голубом
Лучом венчает без опаски.
И с тенью туч, из-за границ
В спирали радужной метели
Сметая пламя верениц,
Ветров дыханья пролетели.
Жар самоцветов кружевных,
До исступления обожженных,
Багряных, медных,
золотых,
Они ссыпают в темных лонах.
И полдню царственным венцом,
Вручая буйство листопада,
Шуршащий шлейф сплели кольцом,
Как дар обряженного сада.
А в ночь прошитый шелк знамён,
Узором арамейской
вязи,
Полощет серебристый
сон
В овальных чанах рыжей грязи.
***
Эти минуты забвенья,
Взгляд, отрешенный до
боли,
Кто там сказал вдохновенье –
Плен одинокий неволи.
Тихо ли в окна стучится,
Дым захмелевшей сирени.
Или в раскатах
зарницы,
Слепо бегущие тени.
В след им уходит сознанье,
Жизнь пеленой занавесив
И отворив мрак преданья
Память льёт сонные смеси.
Будто бы время седое
Стало застывшим мгновеньем.
Скажите - счастье
покоя?
Нет — только горечь
забвенья.
***
Было безумно-блестящее,
Буд-то бы золотом
ковано,
Слово не приходящее
Сном колдовским очаровано.
Было и сладко-медовое,
Лунным избытком пролитое
Старое слово, ли новое,
Словно из звёзд
нежных свитое.
Помнится и серебристое
Стужей алмазною
связано,
Чистое слово
искристое,
Ветром неистовым сказано.
Было, но ныне потеряно,
Слово души откровенное.
Все говорят лишь намерено,
Слово обидно-надменное.
Стало лишь чревоугодное,
Медью
звеняще-продажное,
Мыслиться слово свободное,
Если оно эпатажное.
Стало железобетонное,
Скупо-логично-практичное,
Словно железо каленное,
Слово небрежно-циничное.
Есть слово и деревянное,
Как топором грубым стругано,
Есть и совсем слово
дрянное,
Им всё святое поругано.
Вот, что как царство наследное
Время на век наш оставило.
Слово безжизненно-бледное,
Что сам язык обесславило.
ОДА ХРЕНУ
По праву славен он и чуден,
Как пальмы лист -
темно-зелен,
Насмешкам нашим, неподсуден,
К ужимкам, равнодушен он.
Пусть говорят, что он корявый,
Лишь дополненье главных блюд,
И вкусом, многим не по нраву
То слишком груб, то больно лют.
И в цветниках ли, в огороде,
Земли ему отводят чуть.
Он при любой растёт погоде,
И где-нибудь, и как-нибудь.
Но в том-то, и цена растенья,
Что, выужен из недр, как тлен,
Он, на столе, как
угощенье
В ответ на ваше оскорбленье,
Воскликнет грозно — Вот вам — Хрен!
ИЗ ЦИКЛА «ИЕРОГЛИФЫ»
ЛУННЫЙ ХМЕЛЬ
Раскрывая объятия мраков слепых,
Лунный хмель льёт
кошмар миражей
золотых
Как проклятой скрижалью
молчаньем
грозит,
И бродяг всех скликает под сумрачный
щит.
Мрак безумья раскрыв, как змеиную щель
Золотую скрижаль уронил лунный хмель.
Под щитом рать
бродяг, безголосых,
слепых
Словно жуткий кошмар на дорогах ночных.
Из объятий раскрытых, расторгнутых мук,
Полнолуния хмель, льёт проклятья разлук.
Но скрижаль, как
икона - надежду даёт,
Из слепой глубины уронив лунный мёд.
И бродяги тропой, сквозь змеиную щель
Уносили с собой, лунный мёд, лунный
хмель
И мираж золотой, им медовый лил сон.
Безголосых, слепых, облачив в лунный лён.
БЕЛЫЙ МРАК
В сон невоскресших
зорь, пугая, как
кошмар
Возносят алтари, слепых обманов жар
Ни оплакун травы пробившийся росток
Из мутной синевы струился на восток.
К свинцовой тишине, где будто бы кошмар,
Из пепельных болот, всходил рассветный
жар
Струился белый мрак фантомом глубины,
Серебряным руном, клубя слепые сны.
И прорастая ввысь, как розовый кошмар,
Он влажной пеленой
туманил ранний жар.
От оплакун травы,
испив забвенья сок
Серебряный фантом, змеёй полз на восток.
Глотая сонный свет ожившей тишины,
Как пламя извергал
серебряные сны
Клубящийся дракон, он пил слепой кошмар,
Из пепельных болот, где плыл рассветный жар.