Олень, пронзённый стрелой
I
Готлиб Зигфридович уже в который раз перечитывал старые древнегреческие и древнеримские рукописи, в которых упоминалось о верованиях скифов и савроматов, проживавших на берегах Таны в глубокой древности. Вот и в этот холодный зимний вечер 1731 года тридцатисемилетний профессор Петербургской Академии наук вновь читал рукописи Клавдия Птолемея и вдруг воскликнул:
- Да это же прямая связь с легендой о белом олене! Теперь понятно, откуда ведут свои истоки все легенды о донском олене, пронзённом стрелой…
Готлиб Зигфрид Байер, знаток восточных языков, историк и филолог, переехал в Россию ещё в конце 1725 года и стал один из первых академиков Петербургской Академии Наук. Возглавив кафедру древностей и восточных языков, известный немецкий историк увлёкся русской древней историей и стал серьёзно изучать имеющиеся в Германии и в России латинские и греческие рукописи, касающиеся древней истории России. В Академии его просто называли Готлибом, а первые студенты Академической гимназии, которую открыли по инициативе Байера, называли его уважительно Готлибом Зигфридовичем. Прекрасный учёный, душевный и мягкий человек, к своему стыду не владел русским языком и очень этим тяготился. Один из немногих для тех времён учёный, свободно читающий древние восточные и греческие рукописи на языке оригинала, за долгие годы работы в Петербурге так и не сумел осилить грамматику русского языка. Вот и в этот зимний вечер восторженный возглас естественно прозвучал на его родном языке.
Готлиб ещё раз перелистал рукопись Птолемея и задумался. Сравнивая её с другими источниками по верованиям древних жителей Причерноморья и Подонья, его осенила мысль, что олень явно являлся символом не только религиозных верований, но и быта первых жителей древней Танаиды. Среди многих племён савроматов, пришедших на Дон после скифов и постепенно вытесняющих их с насиженных земель, бытовали языческие верования в могущество Вселенной. Согласно этой вере, скифские и савроматские жрецы трактовали Древо жизни, как центр Вселенной, связывающий верхний и нижний мир. Древо жизни - источник солнца, священного огня вечной жизни, символ плодородия и обновляющейся природы. Священные олени, пасущиеся около Древа жизни, имеют доступ в верхний и нижний миры, обладают способностью перемещаться во времени и в пространстве, благоприятно воздействуют на размножение скота, преумножение человеческого рода.
- Не удивительно, что именно олени стали для первых донских жителей источником святости, - рассуждал Готлиб, склонившись над древней рукописью Птолемея. - Во II - I веках до нашей эры олени являлись почти основным средством пропитания не только скифов, но и их предшественников. Во бескрайних лесах их водилось великое множество, поэтому охота на оленей становилась важнейшим источником пропитания. А древо жизни - это символ свободы и жизни человека, связанное именно с оленем. Мифы о Диане и Артемиде, пришедшие на берега Таны из Древней Греции в начале греческой колонизации, вполне вписывались в канву языческого верования первых жителей Дона. Здесь они получали новые трактовки, обрастали местными легендами и вновь возвращались в Грецию и Италию. Вполне возможно, что великий Овидий в своей «Метаморфозе» описал легенду о Диане и Актеоне, пришедшую с берегов древнего Танаиса.
Готлиб закрыл рукопись, на мгновение задумался и достал с книжной полки ещё один свиток, который уже несколько раз перечитывал зимними вечерами уходящего года. Он вновь склонился над старой рукописью, затем закрыл глаза, откинулся на спинку стула и задумался. Небольшая комната, освещённая единственной свечей, постепенно превращалась для Байера в мифический лес с зелёнными кустарниками, вьющимися лианами и кристально-чистыми ручейками… Мысли Готлиба уносили его всё дальше и дальше, и вот он уже видит себя на берегах сказочного Танаиса…
Среди зелёных кустарников и пышных деревьев затерялась небольшая голубая лагуна с ласковыми водами Таны. Именно сюда каждое утро приходит купаться Диана - прекрасная богиня целомудрия, покровительница лесов и зверей берегов Меотийского озера и Понта Аксинского (Чёрного моря). Белокудрая богиня со своими нимфами приходит сюда на заре, чтобы никто не увидел её наготу. Однажды утром, пробудившись от крепкого сна, она поспешила с нимфами в лагуну до восхода солнца. Диане хотелось быстрее окунуться в тёплые воды Танаиса и забыть страшный сон о незнакомце с охотничьими собаками. По дороге к берегу она поделилась своим сновидением с нимфами-подружками.
- Так это же красавец Актеон, сын Аристея и Автонои, внук Аполлона и Кирены. Красота его нам знакома, - пояснили нимфы, - но его страсть к охоте, привитая с детства кентавром Хероном, совсем ослепила юного царевича. Заведя себе стаю охотничьих собак, мечется Актеон по лесам Танаиса и Меотийского озера, бессмысленно убивает всё живое в наших краях и мечтает победить тебя в искусстве стрельбы из лука.
- Но это же вздор, нарушать естественное равноденствие в природе нашего края, - возмутилась Диана. - А как можно похваляться в соперничестве с богами?
- Но это так, милая богиня, нам неоднократно приходилось видеть его стаю из ста собак и слышать его восторги от убитой дичи.
- О, беспечный охотник, ты можешь поплатиться за своё безумие! - воскликнула Диана и медленно вошла в тёплые воды Танаиса.
Небо на горизонте начинало розоветь, и среди утренней тишины нимфы услышали где-то вдалеке собачий лай.
- Неужели это Актеон? - подумали нимфы и попытались закрыть своими телами Диану.
И, действительно, через какое-то мгновение нимфы увидели среди листьев кустарника любопытные глаза молодого юноши.
- О, Диана, богиня чистоты и непорочности, какое счастье увидеть твою красоту в твоём первозданном виде, - шептал юный охотник, но даже шёпот не мог ускользнуть от слуха прекрасной богини.
- Как смеешь ты нарушать мой утренний покой, беспечный смертный! - гневно воскликнула Диана, прячась за тела своих нимф.
- Позволь, богиня, насладиться твоей наготой, - взмолился юный охотник.
- Ты дерзок и непочтителен, никто не смеет видеть меня обнажённой, никому не доступна моя красота, - более строго возразила богиня.
- Но я не стар и не урод, почему мне нельзя наслаждаться красотами богини мирозданья? - удивлённо переспросил Актеон, продолжая смотреть с берега на обнажённых нимф Дианы.
- Ты просто глупец! - не выдержала Диана. - Тот, кто посмеет нарушить покой земли нашей, кто польстится на целомудрие природы, будет беспощадно наказан. Спрячься в кустах и дай нам выйти из воды, - гневно приказала Диана.
- О, нет, такого я уже никогда не увижу!
- Ах, так? Тогда ты, действительно, никогда больше не увидишь ничего подобного на наших берегах! - воскликнула возмущённая богиня и махнула правой рукой.
В эту же минуту Актеон почувствовал, что у него стали увеличиваться уши, затем - появляться ветвистые рога, а ступни ног превращаться в копыта.
- Прости меня! - закричал юный охотник, но из его уст, вместо жалобной мольбы послышался громкий олений крик. В ту же минуту на этот крик бросились его охотничьи собаки.
- Это же я, Актеон, ваш хозяин, - пытаясь отогнать от себя собак, закричал юноша, не понимая, что теперь он был больше похож на белого оленя, чем на человека. Ещё минута и перед взором Дианы и её нимф предстала ужасная картина: злые охотничьи псы терзали тело молодого белого оленя. Жалобный получеловеческий стон, рычание обезумевшей стаи псов, ручьи крови, стекающие по телу прекрасного белого оленя заставили Диану облегчить муки наглеца. Она быстро вышла из воды, взяла свой лук и поразила стрелой умирающего оленя.
Через несколько минут собаки бросили окровавленное тело оленя и поспешили в чащу леса на поиски своего хозяина. На берегу голубой лагуны вновь воцарилась тишина. Диана с нимфами, прикрыв свои тела лёгкими туниками, молча подошли к растерзанному оленю. Сердце богини защемило, её переполняли боль и досада, обида и жалость.
- Пусть трагическая судьба юного Актеона, превращённого мною за невежество и вероломство в оленя и поражённого стрелой божественной мести, станет уроком всем смертным, посягающим на целомудрие и свободу земли Танаиса и Меотийского озера, всем безумцам, нарушающим равновесие в природе и нарушающим покой верхнего и нижнего мира Вселенной…
Готлиб вздрогнул и открыл глаза. Единственная свеча тихо догорала в пустынной комнате.
- Какой удивительный сон, - подумал он. - А может, именно так и гласила эта древняя легенда о богине Диане у древних жителей Дона и Азовского моря? Вот почему и скифы, и савроматы обожествляли культ богини Апи, вот откуда пошли легенды о белом олене, пронзённом стрелою богини Приазовья Дианы.
Учёный встал с кресла, погасил затухающую свечу и лёг в постель.
- Вполне возможно, что именно эта легенда, причудившаяся мне сейчас, и легла в основу различных версий знаменитых древнегреческих и древнеримских мифов о Диане и Артемиде, - думал счастливый историк, погружаясь в глубокий сон.
За окном бушевала метель, но на душе у Готлиба Зигфридовича было по-особому тепло и спокойно. Засыпая, он ощущал себя первопроходцем в толковании старинной печати донских казаков - олене, пронзённом стрелою.
II
Готлиб Байер успешно продолжал свою карьеру исследователя восточных языков, обычаев и традиций древних народов, проживавших на территории Российского государства. Много времени ему приходилось уделять и своим первым ученикам Академической гимназии.
Стоит отметить, что среди пятнадцати первых учеников профессору более всего нравился смышлёный подросток Иван Тауберт. И не потому, что это был сын известного петербургского просветителя и немец по национальности Иоганн Каспар Тауберт, с детства владеющий немецким, русским и латинским языками, а за его увлечение историей Приазовья и Причерноморья, за усидчивость и начитанность. Маститый учёный частенько приглашал к себе домой четырнадцатилетнего Ваню, как называли его по-русски гимназисты, и они часами просиживали над древними рукописями. Именно тогда у Тауберта и появился интерес к переводу на русский язык не только древних рукописей, но и записок своего учителя.
Дополнительные занятии с профессором не прошли даром для гимназиста. В 1732 году юный Иоганн по ходатайству Байера был определён служителем при Петровской Кунсткамере и Академической Библиотеки, а в 1735 году включён в состав Российского собрания. Он продолжал сотрудничать с Байером, являясь его любимым учеником, а теперь и коллегой. Уже после смерти своего наставника, в 1741 году двадцатичетырёхлетний Тауберт возглавил Кунсткамеру и Библиотеку Академии Наук.
Совместным трудом сотрудничество двух учёных сложно было назвать. Над историей походов Петра I на турецкую крепость Азов, описанием древней истории Приазовья трудился Байер, а молодой Тауберт являлся его личным переводчиком. Работая над историей Приазовья, Байер добился разрешения совершить поездку по Дону и пригласил с собой молодого Тауберта.
Во время поездки по городам и селам Донского края в начале 1734 года двум учёным довелось не только изучить документы, хранящиеся в казачьих архивах, но и встретиться со многими старожилами, хранящими древние легенды и мифы донских казаков. Именно в поездке по Дону вновь возрос интерес Готлиба к легендам о древней печати казаков Подонья. Он с Иоганном стремился услышать именно казачьи версии легенды об олене, пронзённом стрелой.
В одном из хуторов им посчастливилось услышать от старого казака старинную казачью песню:
Там стояло в поле древо,
Там стояло в поле древо,
Тонко, высокое, тонко, высокое.
Тонко, тонко, высокое,
Тонко, тонко, высокое,
Листом широкое, листом широкое.
Листом, листом широкое,
Листом, листом широкое,
Корнем глубокое, корнем глубокое.
Подъезжали к этой древе,
Подъезжали к этой древе,
Князья да бояре, князья да бояре…
Слушаю песню, переводимую на русский язык Иоганном, Готлиб вспомнил легенду о Древе Жизни. Дослушав песню до конца, Байер попросил старого казака разъяснить значение этой песни и был приятно удивлён, когда старый казак пояснил, что по старинной казачьей легенде Белый олень ежегодно по весне приходит к Древу Жизни и съедает первые весенние листочки, обретая тем самым на целый год свободу казачьему роду и великую силу непобедимости казаков в любом военном походе.
- Так вот почему на первых гербах донского казачества был изображен именно белый олень, стоящий у Древа Жизни или Мирового Дерева! - воскликнул Готлиб.
- Старики сказывают, что именно так, - задумчиво пояснил старый казак. - Елень наш, ощипывающий листву Древа Жизни - есть символ вечной свободы казачества и его непобедимости.
- А почему же позже появился олень, именно пронзённый стрелой? - поинтересовался Готлиб.
- Так вот в чём загагулина получается, - невозмутимо продолжил старый казак. - Во-первых, вначале Древо Жизни, вообще, почему-то исчезло, а потом и вовсе еленя пристрелили… Как наше казачество попало под власть царскую, так и закончилась наша свобода. Слышал я, как старики окрестили этого пронзённого стрелою еленя символом казачьей неволи. Как царские слуги пронзили нашего еленя, так и пропала наша казачья волюшка. Поэтому и гутарят старики, что новый герб царём нам подарен, а не нами водружён.
Разговор со старым казаком о гербе донском надолго запомнился и Готлибу, и Иоганну. Исторических источников, подтверждающих версию старого казака, им не удалось найти, но вот мнение стариков об олене, пронзённом стрелою, для учёных было важнее, чем все письменные источники. Значит, хранит казачье устное народное творчество память об истинной свободе казачьей, и не важно, как эта свобода связана с легендами или мифами, по-разному трактуемой в низовьях или верховьях Тихого Дона.
Через несколько дней они встретились ещё с одним знатоком донской древности, который поведал исследователям совсем другую версию об олене, пронзённом стрелой…
В давние времена, когда ещё богиня плодородия наказала иноземца, посягнувшего на целомудрие земли нашей, превратив его в оленя и пронзив за своё невежество стрелою, призрак оленя стал метаться по земле Меотиды. Охотники боялись его, ибо появлялся он им только тогда, когда слишком лютовали жадные охотнички и убивали дичь Танаиды не для пропитания, а для наживы. Но пришли другие времена, стали нападать на мирных охотников и скотоводов кровожадные иноземцы-захватчики. Однажды, отступая от злых кочевников к водам глубокого Меотийского озера, охотники увидели в прибрежных водах белого оленя, который своими рогами звал их за собой. Поспешили охотники за оленем, а он ловко перепрыгивал с одной волны на другую, показывая людям неведомо досель переход по озеру. Только перешли охотники озеро, так и исчез олень, преградив тем самым дорогу морскую злым кочевникам. Вот в память об этом олене, оберегающем жителей озера Меотийского, и появился первый герб низовых казаков вольнолюбивого Тихого Дона.
Такая версия легенды немного смутила историков: так почему же олень пронзён стрелой? Значит, убиенный олень теперь не может охранять свободу казачества? Тогда, действительно, можно поверить в версию старого казака, о ненавистном пронзённом олене, как символе царской власти над свободолюбивым казачьим родом.
В поисках истины Байер с Таубертом использовали все возможные источники в последние дни пребывания на Дону. В одной старинной казачьей рукописи Тауберт прочитал ещё одну версию легенды. Согласно ей, Бог Всемогущий одарил казаков за смелость их и мужество, за отвагу и преданность земле Дона-батюшки в борьбе с турками иноземными стадом белых оленей и вселил в одного из них душу свою святую. С тех пор и перестали стрелять казачки оленей в Придонье, а кто посмеет прострелить оленя святого стрелою поганой, тому месть грозит чёрная и беспощадная.
Любая версия легенды об олене всё равно уходила в глубокую древность, до появления на Дону венецианских торговцев и древнегреческих или древнеримских историков. Так и не пришли учёные к единому мнению о причинах появления у донских казаков первого герба или первой печати с изображением именно оленя, пронзённого стрелою.
По возвращению в Петербург Байер приступил к завершению своей книги - пожалуй, первого исторического исследования Приазовья. За четыре года до смерти Байер всё-таки увидел русский перевод своего второго знаменитого труда. Написанное по-немецки, это сочинение было сразу же переведено на русский язык его другом Таубертом и издано в Петербурге в конце 1734 года отдельной книгой под названием «Краткое описание случаев, касающихся Азова от создания сего города до возвращения оного под Российскую державу». Книга начиналась подробным описанием историко-географической характеристикой земель в низовьях Дона в античную эпоху. Далее по тексту рассказывалось об освоении греками устья Танаиса (Дона) и судьбах одноимённого поселения, предшественника современного Азова. Российские читатели впервые узнали об истории земель Приазовья, о первых попытках научного осмысления происхождения донского казачества. Чувствовалось, что автор использовал все имевшиеся тогда в распоряжении учёных материалы, сообщения античных, византийских и восточных писателей, но мало кто знал, что в русском переводе присутствовали и личные впечатления Тауберта, совершившего вместе с Байером поездку по Тихому Дону.
А точного толкования происхождения первой печати Войска Донского так никому и не удалось объяснить. Большинство учёных и писателей так или иначе пользовались источниками, описанными в различных рукописях Готлиба Байера или переводах Иоганна Тауберта.
Войсковой герб и печать Войска Донского |