Нельзя научиться быть артистом, врачом и учителем, ими надо родиться.
Фаина Раневская
В самом дальнем углу Ростовской области приютились Дубовский и Заветинский районы. На западном склоне Ергененской возвышенности обозначены речки Кара-Сал и Джурак-Сал. Здесь они обе сливаются и дают начало большой воде, то есть образуют Большой Сал.
Суровый климат полупустыни за тысячелетия сформировал особый вид ландшафта, восточные степные пейзажи манят простором и вольностью взгляда. Чуть ли не с самой весны со стороны Астрахани начинают дуть сильные сухие ветры. К середине лета степь становится скудной, только наперекор всему гордо качается седой ковыль вперемежку с сероватой полынью, да по балкам выбивается кермек — верблюжья колючка. В такие ветреные дни старожилы сетуют: «Опять астраханский дождь пошёл». И так века, века.
Такая же необъятность в терпении, в упорстве характеризует коренных жителей региона. Здесь живёт хуторской народ, сельские жители, чья жизненная сила, словно малая речушка Сал, которая течёт и течёт через время, через невзгоды и страсти, через войну и мир.
Богата и разнообразна природа степи. Во множестве водится степная птица: дрофы, стрепета, куропатки, журавли, лебеди, орлы, соколы, ястребы, дикие голуби, гуси. Река кипит породами рыб, есть щуки, окуни, голавли, лини, плотва, сазаны, караси, гордость сальского водного бассейна — деликатесные раки. Всякого зверя в степи множество, для охотника рай, обитают дикие кабаны, волки, лисицы, зайцы.
Места удивительные, на правобережье реки поразительной красоты крутые высокие берега, на противоположной стороне бескрайние, неоглядные взору пойменные луга. И степи, степи без конца и края, куда бы ни бросил взгляд. Весенняя сальская степь дышит неповторимыми запахами смешанного разнотравья, на долгое время запоминается горько пахнущая жарким летом полынь. Так и тянет уйти в степь подальше, остаться одному, лечь на зелёный ковёр и смотреть в бездонную синь неба, слушать нехитрую переливчатую песенку жаворонка, шуршание травы, ощущать прикосновение лёгкого ветерка. В мечтах ты — частица огромного мира, и он принадлежит тебе весь!
УЧИТЕЛЬ, ВОИН, ПИСАТЕЛЬ
По преданию в 1814 году за боевые заслуги в Отечественной войне бравому хорунжему, а потом сотнику Троилину на восточной окраине Области войска Донского был пожалован земельный пай в 300 десятин. Объехав новые владения, казак побывал на берегах Сала. Сотник договорился с соседями-хозяевами о покупке крепостных, привёз семь семей по фамилии Самсоновы, основал хутор Троилин.
Крестьяне перебрались на новое место житья и хозяйствования, начали распашку, загородили плетнями дворы, построили глиняные печи. Вслед за тем на берегу Сала новые поселенцы образовали хутор Беляевский, а старожилые хутора Сиротинский, Старобеляевский, Шебалинский, станица Атамановская располагались от него поодаль. Так Самсоновы попали в новые места.
До 1917 года в Беляевском проживало чуть более 600 человек, много калмыков. Самые распространённые фамилии жителей этого хутора — Самсоновы, Сергеевы, Антоновы, Даниловы, Давыдовы. После революции хутор Новобеляевский вошёл в состав Атаманского сельского Совета Дубовского района Сальского округа. В нём числилось 135 дворов, 576 жителей, школа 1-й ступени, три мелких предприятия, три мельницы, 33 колодца. Обосновали коммуну имени Кузнецова, которую затем переименовали в колхоз имени Тельмана.
В апреле 1920 года в хуторе Траилине в семье Леонтия и Марии Самсоновых родился пятый ребёнок, назвали его Иваном. Пятый и последний — отец погиб в Гражданскую, так и не увидев сына, не вернулся с фронта рядовой Красного полка. В семье остались Георгий, Елена, Павел, Евдокия. Рос Иван, не увидев своего отца. У каждой реки есть своя глубина, у любого горя глубины нет. Каким пределом можно вымерить трагедию хуторской женщины, когда дома у неё четверо детей, носит пятого, и вдруг пришло известие о смерти мужа.
Всех вынянчила, да не за каждого дала судьба порадоваться. Второй жестокий удар пришёлся в годину Великой Отечественной войны. Георгий, бывший председатель колхоза «Тельман» Заветинского района, служил во 2-й гвардейской стрелковой дивизии. Погиб сентябре 1943 года на Тамани, в станице Варениковской Краснодарского края. В войну родами умерла его жена, осталось двое детей-сирот, Клавдия и Михаил. Мария Марковна вырастила их одна, без мужа и родственников. Только вдовьи слёзы знают жестокую безысходность женской доли.
Павел, участник Финской войны, встретил Отечественную на острове Ганге в Балтийском море, потом защищал Ленинград. Командир отделения 270-го стрелкового полка сержант П.Л. Самсонов умер от ран в октябре 1942 года, в архивной сводке — сквозное пулевое ранение теменной части черепа. Похоронен на Пискарёвском кладбище. И лежит парень из Ново-Беляевки в братской могиле 10-а, 2-й ряд, 39-е захоронение, его имя на плите выбито золотыми буквами.
Рано умерла дочь Евдокия Солодунова. Лишь судьба второй дочери, Елены была относительно спокойной и в конце жизни по хуторским меркам зажиточной. Елена, в семье её звали Лина, вышла замуж за табунщика, затем Георгий Кондрашов стал руководить конточкой в военном конном заводе №1 (хутор Лопатин), помощником начальника конного завода, руководителем отделения № 4 совхоза «Семичный», которое располагалось в хуторе Гурееве.
Любимец семьи Ванюша рос задиристым и шустрым парнем, ему везде и всё надо было познать, изведать, ещё в молодые годы проявил себя пытливым, вдумчивым подростком. После окончания восьмого класса Заветинской школы (тогда это было образование!) предложили учительствовать в Фоминской семилетней школе Заветинского района.
Наследство от прежней власти в области образования досталось аховое. Вплоть до революции в Сальском округе из 10 детей 7 никогда не переступали порога школы, лишь одна из 15 женщин умела читать и писать. В Японии в это время 60% взрослого населения сочиняли стихи, во многих странах Европы достигли всеобщего начального образования… Один из авторов журнала «Епархиальные ведомости» под подписью священник В. Р-въ в 1893 году писал: «Развитие в настоящих условиях, по нашему мнению, не может идти иначе: пройдёт не один десяток лет, пока все будут отдавать своих детей в школу». Дубовским детям стать профессором и не снилось.
Занятия в церковно-приходских школах и школах грамоты проходили в обычных казачьих и крестьянских домах. Учебный год длился «от окончания полевых работ до начала оных в следующем году», но не более 7 месяцев. С половины марта большинство детей уходило из школы. Были школы, работавшие по 5, и даже по 4 месяца в году. Третий класс обучения посещали единицы, ибо паренёк в 10 лет был уже помощником в хлопотном хозяйстве отца. В такой короткий срок начальная школа могла только обучить читать и писать. Девчонки, как правило, посещали школу 1 год. «Зачем больше? Сумеет прочитать письмо мужа со службы, да ответить ему — вот и хорошо». Детей бедных в школы не принимали, так как стоимость обучения для крестьян была непомерно высокой.
В 30-е годы пришло время, которое потом назовут «культурной революцией». Впервые за тысячелетнюю историю страны все крестьяне сели за учебник. Была объявлена кампания по ликвидации безграмотности. В каждом большом хуторе создавались школы ликбеза. Местные грамотные специалисты, учителя проводили для взрослых занятия ликбезов в школах, конторах, в Красных уголках. Постановлением Президиума Ростоблисполкома от декабря 1937 года председатели районных исполнительных комитетов были обязаны создать все условия к полному охвату детей школой и предпринять меры по организации подвоза детей, живущих за 3 и более километра от школы, создать интернаты, обеспечить особо нуждающихся детей бесплатной обувью и одеждой. Эти мероприятия были профинансированы в полном объёме. Остаётся загадкой, почему при более или менее насыщенном Войсковом бюджете, при наличии солидных станичных средств, школы и библиотеки нельзя было открыть пятнадцатью годами раньше?
В 1935 году в Дубовском районе действовало 26 школ, а в 1941-м — 49 учебных заведений, 6 тысяч учащихся, в 12 раз больше, чем при прежней власти. Данное сравнение корректно, так как характеризует достаточно короткий промежуток времени.
Работа молодого учителя в Фоминской школе была трудной. Помещение топилось кураём и кизяками, писали на грифельных досках, в лучшем случае на страницах самодельных тетрадей. Чернила готовили из сажи и свекольного сока, не хватало учебников.
Тогда об учёбе простой народ рассуждал так: человек, умеющий читать и расписываться уже грамотный, владеющий четырьмя действиями математики — умный, учёный. Поэтому родители поощряли стремление детей к образованию. В классах был неоднородный состав учеников по возрасту, не у каждого крестьянина была возможность отправить ребенка в школу. Прибыв из разных хуторов, дети учились охотно, принимали активное участие во всех мероприятиях школы. Отсюда и молодым учителям было интересно дело преподавания.
Посмотрим на фотографию друзей из Фоминской школы. Стоят два 17-летних учителя, Ворошиловские стрелки, каждый в валенках, в единственном пиджачишке. Не думают, не гадают, что через 4 года на них обрушится страшное испытание.
В сентябре 1940 года И. Самсонова призвали в РККА, служба началась в городе Осиповичи Могилёвской области в должности кавалериста 77-го Донского-Сальского казачьего полка трижды орденоносной казачьей дивизии имени Ворошилова. Прикрепили умную кобылу по кличке Жгуня, верхом красовался Иван на фото в Красном уголке полка, был отличником боевой и политической подготовки. Жгуня со своим всадником постоянно занимала первые места по преодолению препятствий. Она ничего и никого не боялась, знала все команды на слух, безошибочно их выполняла: «шагом», «рысью», «вольт налево, вольт направо», «манежным (полевым) галопом!» На рубке при любом аллюре можно было, управляя шпорами, бросать поводья, двумя шашками рубить направо и налево.
Боевые действия Великой Отечественной начались в городке Граево Белостокской области, сейчас это Польша. На то время молодой боец уже 6 дней, как переведён из кавалерии в пехоту, стрелком 155-й стрелковой дивизии Западного фронта. Затем отступление до самой матушки Волги, великой нашей реки.
Больше всего воевал в стрелковых частях. Подразделение однажды попало в окружение, бойцы отсиживались в лесу, 2 недели ждали наступления своих, поели всех отощавших лошадей, мёрзлую картошку. Наконец, командир сказал: «Ребята, я ничего поделать не могу, спасайся, кто как может». Зарядили орудие песком, бабахнули, разорвало пушку, и пошли, каждый — на Восток.
Красноармеец И. Самсонов уцелел, разыскал свою часть, под трибунал не попал. Самые кровопролитные бои под Сталинградом достались солдату зимой 1942–1943 года. И только в апреле 1943-го судьба дала небольшую передышку, его направили на офицерские курсы. Курсантских 6 месяцев окончились быстро, в сентябре приказом командующего Южным фронтом вновь испечённый младший лейтенант был назначен взводным. Пулемётный взвод 14-й гвардейской миномётной бригады защищал фланги подразделений, обеспечивал огневую поддержку наступающей пехоте, прикрывал самые опасные секторы обороны, при этом всегда был лакомой мишенью для немецких артиллеристов.
Попал Иван в самое пекло фронтовой жизни. В атаке врукопашную был на волоске от смерти, немец кинжалом полоснул по спине, выручила шинель, знаменитое русское обмундирование, скатка не дала проникнуть лезвию. Этот кинжал Иван Леонтьевич привёз домой, в Гуреев, а ещё воспользовался бритвенным германским «Зелингером». Вот и все трофеи.
И.Л. Самсонов освобождал Ростов, Таганрог, Мелитополь, Перекоп, Каховку. В составе 4-го Украинского фронта воевал на берегах Чёрного моря. Здесь 22 ноября 1943 года получил ранение в ногу. До февраля лечился в эвакогоспитале №3279, который дислоцировался в украинском городе Макеевка.
Потом новые берега, на этот раз Балтийского моря. «Добить раненого зверя в его собственном логове», с такой установкой начались кровопролитные бои в Восточной Пруссии — цитадели, форпосте фашистской Германии. Опять командир пулемётного взвода, в августе 1944 года присвоено звание лейтенант.
Промозглая зима, свинцовое небо, сырые пронизывающие ветры с Балтики. Снег с дождём переносятся хуже, чем крепкий сухой мороз. Чужая сторона, совсем другая, чем родные просторные Сальские степи. Островерхие кирпичные дома, покрытые красной черепицей, не похожи на избы русских деревень. Селений мало, всё больше фольварки, это дом и надворные постройки, рядом обрабатываемая земля, огороженная колючей проволокой. Лес также огорожен, чтобы не смешались деревья одного хозяина с насаждениями другого, за рощей другой фольварк.
Жители, напуганные геббельсовской пропагандой и расплатой за зверства соотечественников, а также своих родственников, воевавших на Восточном фронте, бежали в Кёнигсберг. Враг яростно сопротивлялся. Геббельс орал на весь мир, что скорее небо падёт на землю, реки потекут вспять, нежели Кёнигсберг, крепость, твердыня, падёт под натиском России. Но советские войска, ломая и взрывая железобетонные укрепления, неумолимо продвигались вперёд.
В конце войны учительский навык стал востребованным, кроме того, сказался боевой опыт, И.Л. Самсонов был назначен командиром учебного пулемётного взвода 197-го стрелкового полка 28-й армии. В сентябре 1944 года была вручена медаль «За боевые заслуги». В наградном листе подполковник Гринёв отмечал, что в военном отношении гвардии лейтенант имеет хорошую подготовку, в практической работе энергичен, решителен, проявляет инициативу. Много уделает внимания делу воспитания молодых бойцов, требователен к себе и подчинённым, лично дисциплинирован. Пополнение для действующих частей было обученным и подготовленным к боевым действиям, за время пребывания в учебном взводе офицер подготовил более 200 бойцов для действующей армии.
За успехи в боях в составе 3-го Белорусского фронта И.Л. Самсонов был награждён медалью «За взятие Кенигсберга». А дальше боевые действия на землях Восточной Пруссии, Польши и венец ратного труда бывшего парнишки из дальнего хутора Ново-Беляевского — логово врага Берлин. Боец был награждён медалями «За взятие Берлина» и «За победу над Германией». Войну окончил гвардии старшим лейтенантом. Прошёл пять фронтов — Западный, Сталинградский, Южный, 4-й Украинский и 3-й Белорусский.
Страшные беды принесла война, у Ивана Леонтьевича погибли два брата, преждевременно ушла из жизни сестра. Армии отдано 6 лет, из них 4 года Великой войны.
Почему человека тянет в родные края? Родственник Ивана Леонтьевича И.И. Поликарпов после войны был приглашён работать по специальности в Подмосковье. «Всё бы ничего, — вспоминал Измаил Измайлович, — да как вспомнил необозримые степные дали, запах нашей полыни, свистки сусликов в степи, балки и обрывы с норками щурков, которых мы пытались ловить в этих гнёздах, вообще всё то, что навечно отпечаталось в моём сознании с детства, — и вдруг подмосковная сторона, где из-за леса то и неба не видать. И это решило всё: еду в дорогие мне края, домой, на Родину!»
Фронтовиков неумолимо тянуло на родину, в Сальские степи. Летом 1946 года прошёл по хутору Гурееву бывший фронтовик (хотя бывших фронтовиков не бывает, это звание навсегда). Здесь жила единственная сестра Елена, муж которой, Георгий Матвеевич Кондрашов, работал в должности помначкона военного конного завода № 1 Рабоче-Крестьянской Красной армии, впоследствии конный завод № 165 Минсельхоза.
Сюда бывший старший лейтенант получил назначение: с 20 августа 1946 года принять начальную школу, был назначен на должность заведующего. Раны, нанесённые оккупацией, ещё не залечены, но надо навёрстывать потери, строить жизнь дальше, врачевать потрясённые войной человеческие души.
А пока 45 дней отпуска, ошеломляющая свобода, ни подъёмов, ни отбоев, ни строевых, огневых, тактических учений. Познакомился с детьми, с родителями, с конными точками, много времени проводил на реке Сал, по которой соскучился после
6-летнего перерыва. Перевидал фронтовик много рек, но нет прекраснее той, где прошло детство. Шуршат заросли камыша и чакана, в прогалинах даже в ветреную погоду нет ряби на воде, идёт изумительный клёв плотвы, краснопёрки, окуня.
В хуторе всего одна улица, деревянные казачьи дома, после разрушительной войны в каждом ютились три–четыре семьи. Познакомился с новым местом работы, школа тоже деревянная, две классных комнаты и комнатушка для учителей. Писали чернилами, у кого из печной сажи, у кого из марганца, из бузины. Учебников было мало, поэтому приходилось передавать из рук в руки или переписывать задания, а то и читать группами. Так как школьные учебники прошли «оккупационный режим», все, что было про Ленина, Сталина, про Советскую власть и советские праздники, было в них зачёркнуто. Привычные символы мирной жизни — школа, учебник, класс, приобрели особый смысл, особое звучание в работе по возрождению мирной жизни.
Пришлось убеждать родителей, что учить детей необходимо. Зачастую ребята не шли в школу, во время оккупации за младшими братишками и сестрёнками нужен был уход. После войны старшие в семье работали с утра до позднего вечера, поднимая район из разрухи. Ребёнок в 11–13 лет уже мог трудиться на тракторном прицепе, пасти овец, лошадей, это была существенная помощь в семье. Не всегда родители могли отправить кормильца в школу. Необходимо было создать условия, прежде всего для детей-сирот, детей фронтовиков.
Тогда не было терминов «детское питание», «детская одежда», всё перешивалось, донашивалось. Родившаяся в 1949 году дочь Надя вспоминала, что первое в жизни собственное (не донашиваемое!) пальто ей купили, только в 7 классе, когда стала выше ростом своей старшей сестры.
Работы хуторскому учителю было много. Впоследствии заведующий РайОНО Казюлин и председатель Комиссаровского поселкового Совета напишут в характеристике: «К работе относится добросовестно, оказывает помощь в работе молодым учителям (это в 27 лет он уже «старый» учитель!) Методическую работу в школе поставил хорошо, контроль за работой учителя выполняет достаточно, в работе инициативен, вполне соответствует занимаемой должности».
Много тёплых слов было сказано в его адрес выпускниками тех лет. В их памяти Иван Леонтьевич остался добрым и по-фронтовому требовательным, мудрым, увлечённым, преданным своей профессии. И.Л. Самсонов уделял огромное внимание всестороннему развитию ребят, устроил работу драматического кружка, походы на природу стали школой познания окружающего мира. Он пленял учеников увлечённостью, глубокими знаниями человеческой натуры, искренно любил детей, многое делал, чтобы они были дружными и заботливыми друг к другу. «Класс — это семья» — говорил сельский учитель. Такие тогда были цели воспитания.
Женился на красавице-казачке из хутора Кудинова Топорковой Марии. На окраине хутора Гуреева был совхозный сад, здесь-то и облюбовал место для строительства дома И.Л. Самсонов. Вместе с тестем Яковом Афанасьевичем Топорковым возводили стройку на этом участке ещё и потому, что рядом был единственный в хуторе колодец с пресной водой. Хотелось вырастить культурный сад, да такой, которого нет нигде в округе.
На глазах детей протекали наполненные хлопотами нелёгкие учительские будни. В те годы, когда был спрос на профессии инженеров, конструкторов, строителей, механиков, иные преподаватели говорили своим детям-выпускникам: «Куда угодно, только не в школу!» В семье Самсоновых дочерям с малых лет прививали любовь и уважение к труду педагога. Нравоучений не читали, долгих бесед на эту тему не вели, личный пример родителей был самым ценным наставлением.
Более всего Иван Леонтьевич беспокоился о будущем совхоза, школы, детей. Он неоднократно избирался депутатом сельского Совета. Поехал со старшей дочерью Людмилой вдоль Сала, показать ей и зятю степь, сады. Деревья в плодоносящем возрасте, а в саду царит запущенность, много деревьев засохло, вокруг заросли бурьяна, около плодоносящих яблонь масса гнилых яблок. В саду несколько мотоциклов, «Беларусь» с прицепом, обносят яблони направо и налево.
— Сторожа нет? — спрашивает старший зять Владимир, — ведь рвут по-варварски, шмурыгают ветки вместе с листьями, с плодушками.
Вмешался, разогнал гостей непрошенных, надолго ли? Через 2 дня были в Дубовке, Иван Леонтьевич услышал на рынке разговор продавцов:
— Кума, ты откуда берёшь яблоки?
— Сынок постарался, привезли из Гуреева почти половину машины. Не пропадать же добру.
Пошёл ветеран в столовую совхоза, компота нет, оказывается, заместитель директора сухофрукты не завёз.
— Свои же сады!
— Так яблоки нужно сушить…
Обратился в дирекцию, много ли выручили от продажи фруктов. Депутату дали справку, что сады дают только убыток. Гибнут посадки из-за бесхозяйственности, а совхоз выучил два садовода. Один работает конюхом, второй учётчиком. Болела душа ветерана.
Ещё в 1978 году, 30 лет назад, предупреждал он об опасности уничтожения Сала. Как в воду глядел — в 1-м десятилетии XXI века река превратилась в цепь небольших озёр, летом высыхает на протяжении многих сотен метров.
МАМА
Мария Яковлевна Топоркова родилась в большой казачьей семье. Вдоль правого берега реки Сал просторно раскинулся казачий хутор Кудинов. До революции в нём проживало более тысячи человек. Напротив, через речку, хохлячий Кут-Кудинов.
Дедушка Афанасий Афанасьевич Топорков родился в 1870 году, был бравым казаком, с Турецкой кампании пришёл раненым. Вспоминал, что турки храбрые,
когда их много, а как только силы выравнивались, то драпали нехристи от донцов, аж пятки сверкали. «Где казачья конница, там враг хоронится». Захватил и Японскую кампанию. Были в 1905 году казаки в разведке. Подобрались к передовым позициям противника, но не заметили, как сами оказались на мушке. Загремели выстрелы, многие из эскадрона погибли, у А.А. Топоркова оказались перебитыми повода. Конь был учёным, смог разведчик уйти от погони, управляя ногами. Вот только воевать он уже не смог, оказалось, что японские стрелки прострелили лёгкое. Пришёл с фронта бравый казак с орденом Св. Георгия.
В 1895 году в казачьей семье родился первенец Яков, он и стал родоначальником рода Топорковых. Всего в семье было шесть детей, после Яши родились Михаил, Иван, Пётр, Фёдор, Елена. Умер Афанасий в 1947 году.
Земельные наделы кудиновцев и жителей хутора Королёва граничили меж собой, делянки семей Топорковых и Егоровых оказались рядом, там и познакомились Яков с Евдокией. Отец девушки Фёдор Егоров и мать Прасковья Ивановна имели хороший деревянный дом с балконом на берегу пруда, большой вишнёвый сад. Тогда вишнёвое варенье было редкостью, подарок этого кушанья был в диковинку. Работников семья Егоровых не имела, землю обрабатывали сами.
Якову уже 20 лет, пора остепеняться. Афанасий и Мария Топорковы в 1915 году поехали с женихом в Королёв, свататься за Евдокию. Курень с низами, порожки песочком выбеленные, двор — полная чаша.
Маша пыталась сбежать:
— Ой, Афоня, давай возвернемся. Никто нас не встречает, вишь, как живут, богатые.
— Что ж, от чужого стола не стыдно повернуть, пойдём, спытаемся. Не суетись, поглядим, как примут.
Пошло-поехало: «У вас товар, у нас купец». На Дону сватовства не бывает без хвастовства. Сначала родители девушки харчами перебирали, тыкву приготавливали, чтобы под ноги крутануть (обычай отказа в сватовстве). Сразил последний аргумент:
— Погляди, какой у нас красавец.
Ай, и вправду, Яков до самых преклонных лет, даже потом, по достижению 91 года, выглядел бравым казаком, что осанка, что говор — любо-дорого глянуть, строевик настоящий.
Невеста разрезала на 4 части свежевыпеченный каравай, с поклоном передала будущему свёкру, затем свекрови, отдала куски отцу, матери. Появилась бутылка, хлеб, корчажки с кисляком, шанежки, обильно сдобренные сметаной. Свою закуску принесли и Топорковы.
Так и засватали. Евдокия в приданое получила большой сундук, крышка перламутром переливается, как открываешь — звон слышится. Молодым слепили в хуторе Кудинове сначала саманный домишко, затем Яков и Евдокия вселились в хороший деревянный дом с балконом, весь в садах, прямо на берегу Сала. Родила Дуся мужу семерых детей. Пришла беда — отворяй ворота, умерли от скарлатины старшие сыновья Павел и Николай, не выжил последний ребёнок Юрий. По Кудинову бегали детишки Топорковых — Катя, Маша, Нина и Валентин.
Захватил Яков Афанасьевич Германскую, попал и в костоломку Гражданской войны. Зятья топорковских внучек Валерий и Сергей в 1985 году, на 90-летие деда Яши, нашли под скатертью красноармейскую книжку казака 5-го Социалистического Сердобского кавалерийского полка. Предложили ветерану выступать на пионерских сборах, рассказать о подвигах красных казаков, на что дедушка ответствовал:
— Зятьки мои, я брал Перекоп, Крым, живьём на митингах видел Троцкого, Фрунзе.
— Так в чём дело?
— Никак не вспомяну, то ли 2 раза у белых служил, 3 раза у красных, чи наоборот… Тада как было: придут, отмобилизуют, спробуй не пойтить — расстреляют. Сбежишь, опять же другие заметут. Что мы ведали о большаках, о кадетах? Да ничего! Уж сколько, чьих головушек порубал, как капусту, и не упомню. Бывалоча рубанёшь, так и до седла распластал пополам, а когда голову отхватишь, она падает, кувыркается, ещё что-то там лопочет, а ты поскакал дальше.
Остались у Якова Афанасьевича с тех лихих времён плеть сыромятная, да казацкая фуражка — козырёк маленький, околыш красный.
С Гражданской войны Я. Топорков пришёл контуженным, дали лёгкую работу на мельнице, затем трудился председателем колхоза, который был основан в хуторе Кудинове. В тяжкий 1933 год выдавал колхозникам зерно из семенного фонда колхоза, то одному горсточку, то другому. По тем временам действо опасное, дали 2 года отсидки. В заключении Яков работал на хлеборезке, копил крошки от работы машины, знал, что дети голодают. Жена ходила с пухлыми от голода ногами, для пропитания совместно со старшими детьми выливала сусликов из норок, варила лебеду, крапиву. Сусликов сначала обжаривали, затем варили. В ручной мельнице мололи ячмень, потом им заправляли суслиный суп.
Отца выпустили досрочно, через год. К его приходу дочка Маша сэкономила ломтик суслятины, спрятала за божничку , хотела угостить папу, придёт, и покормить нечем будет. А тот принёс целое богатство — чемоданчик с сухарями, изготовленными из тех самых крошек… Стал в Семичном работать конюхом, потайком приносил из конюшни объедья, которые шли на растопку печки. Когда-никогда доставались остатки от кормов лошадей. Так и выжили.
Я.А. Топорков воевал в Великую Отечественную, призвали
48-летнего дубовчанина в 1943 году. Фронт тогда проходил на отрогах Кавказа, где Яков был ранен, лежал в госпитале в Моздоке.
Фёдора, отца Евдокии, раскулачили, сослали в Сибирь, откуда он не вернулся. Бабушка Прасковья Фёдоровна осталась одна, взрослые три дочки, три сына разошлись, кто куда, в 1935 году она умерла. Недолго прожила и её дочь, Евдокия Фёдоровна Топоркова умерла в 1936 году, оставив мужу четверых детей — Екатерину, на то время ей сравнялось 20 лет, 11-летнюю Машу, Нине 7 годков, младшенькому Валентину всего 5. Яков женился второй раз, да неудачно, мачеха для детей любимой не стала.
Война нагрянула в Дубовский район летом 1942 года. Во время налёта немецких самолётов прятались рядом с конзаводской конюшней, под амбарами. Мария вспоминала:
— Соседка Краснощёкова научила нас молитве «Живые помощи». Прочитаем в подвале «…не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему», глядишь, бомберы и пролетели. Был обычай носить на себе текст этого псалма. Мы шили для фронтовиков кисеты, а в прокладку вставляли украдкой эту молитву. Там были слова: «Падут подле тебя тысяча и 10 тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым». Думаю, наши молитвы помогли не одному солдату.
Пришли немцы, оккупация длилась до Нового года. Лиха хлебнули — по самое некуда. Гитлеровцы заставили подростков рыть окопы. Валентин Топорков вспоминал, как выпрашивал у немецкого офицера кусочек хлеба, показывая на стол: «Дай, дай». На что «сверхчеловек» с усмешкой подавал кусок, затем убирал, подавал, убирал. Мальчик заливался слезами, старшая сестра бросила немцу: «Собака». Тот озверел, наставил пистолет: «Кто собака?» Пришлось сказать, что так она брата малолетнего обозвала…
После немецкой бомбёжки упал угол дома, стена с восточной стороны квартиры рухнула. Пешим ходом ушли в станицу Андреевскую, там было жильё у брата мачехи.
После прихода наших войск полегчало. Маша начала трудиться с 15-летнего возраста. Муж сестры принял Марию рабочей в полеводческую бригаду, работала на сеялках, на прицепах. Потом начальники присмотрелись — образование по тем меркам неплохое, 9 классов, девушка смышлёная, определили учётчиком. Наставник учил составлять ведомости, вести учёт затрат, что пригодилось выпускнице школы. Самая ответственная работа была — грамотно нарезать 200-граммовые хлебные пайки, которые каждый завтрак, обед и ужин Мария отправляла на полевой стан комбайнеров. После работы подростки шли на зерноток, где крутили руками веялки, затем вёдрами нагружали грузовые автомашины, оправляли на элеватор. В зиму командировали на работу в центральную усадьбу военного конного завода №1, в хутор Семичный. Проживала на квартире, была неплохая столовая, скудно, но с голоду не умирали.
Сначала определили в помощники бухгалтера, затем стала кассиром, бухгалтером, летом опять в родной хутор Гуреев учётчиком в тракторную бригаду. Осенью снова начинается командировка. Однажды, чтобы прибыть на центральную усадьбу, в Семичный, выделили Марии сопровождающего. На лошадях 35 километров ехали на центральную усадьбу без сёдел, по грязи, по бездорожью. «Бравая кавалеристка» потом 2 дня не могла ни ходить, ни садиться, ни ноги свести вместе.
Тут и застал её летом 1945 года, будучи в отпуске, удалой старший лейтенант Иван Самсонов, приглянулась кудиновская красавица. Через год прибыл из армии. Недолго встречались, месяц-два, и запрягай, помначкона, жеребцов, едем регистрироваться в поселковый Совет. 10 августа 1946 года, «на Смоленскую», посмотрела Маша — у крыльца стоит линейка на мягких рессорах («Лада» 40-х лет), запряжена парой коней. Кони с бубенцами невесту сыщут сами. Жених вытащил военную плащ-палатку, укрыл невесту от пыли. Промчали по плотине через Сал, мимо хуторов Новосальский, Сиротский, Холостонуровский прямо на Ново-Беляевский к жениховой родне.
По тем временам это было событие, первая свадьба после войны. Высыпал весь хуторской люд, благо дело, более половины жителей родственники Ивана. Отец Маши приехал на бричке, привёз сундук с приданым, со снедью. Мать жениха, Мария Марковна, стоит на пороге с иконою, тетя Стюра держит «каравай», пирог свадебный, на нём яркие бумажные цветы, широкие цветные ленты. Руки молодых связаны кружевным платком. Ване тётушки Самсоновы дали команду высадить молодую с линейки, да не за руку, а держась за платочек. Тут же подбежали девчата хуторские, стали в подол юбки втыкать иголки новые, «невладанные», Машенька, смотри, не уколись, это на счастье. Свашка стала угощать толпу конфетами, бросила шкалик, за ним тут же сотворилась свалка. Молодые поклонились в пояс. Мама прочитала над ними молитву, и загудела хуторская свадьба.
Родная мама Марии к тому времени умерла, посаженной матерью была Анастасия Михайловна, двоюродная сестра С.М. Будённого. Сам Семён Михайлович частенько заезжал в конный завод с проверками, любил охотиться и отдыхать на сальских просторах.
Колхоз выделил барашка, крупу, овощи есть в каждом доме, хоть и время было послевоенное, но на свадьбы ничего не жалели. Новобеляевские (в обиходе их чаще называли Тельмановские, по наименованию колхоза) люди щедрые и вспомощливые, умели работать, умели и отдохнуть. Гулеванили неделю, водку пили «курёнку», свою то есть. Пройдёт день, один из родственников скажет: «Дорогие гостёчки, не пора ли нам пора? Я приглашаю к себе на завтра». Опять пир на весь мир, так и праздновали целую неделю.
Среди многочисленной родни Самсоновых были две тётушки, каждой за 90 лет. Звали их Хренья (Христина) и Хавронья (Феврония), попраздновать старушки любили. Выпьет бабушка последнюю рюмку, перевернёт, донышко поцелует и поставит на стол с прибауткою: «Всё, до 100 лет больше пить не буду». Тут же заводят озорные частушки:
Какая ель, какая ель,
Какие шишечки на ней! Ценили люди послевоенную жизнь,радовались, что уцелели.
Послевоенная година была тяжкой. Выделит конный завод верблюда с телегой, и поехали делать заготовки топлива на зиму, гоняться за шарами растения, которое называли «перекати-поле», катать ногами, трамбовать эту колючку. Так и топились, уголь, дрова учительским семьям стали бесплатно доставлять позже.
Мария Яковлевна вспоминает: «Времена были голодные. Поначалу нам с мужем выделяли пайки по 300 граммов, как рабочим. Сидим с Ваней, тетради проверяем, а сами голодные. Разделяли хлеб на 2 раза, съедим, а всё равно мало. Зато потом и на нашей улице случился праздник — стали получать по 500 граммов хлеба, как служащие. Иногда Лина, сестра мужа, приносила с конзавода дранку , отвеем, выберем ячменёк, какой покрупнее, каша знатная получается».
Мать мужа подарила корову. Свекровь научила доить, муж держит животину, уговаривает, а молодая жена за дойки дёргает. Бурёнка вскоре молока стала давать даже больше, чем старой хозяйке. Самый большой подарок сделал конезавод в 1947 году, выделили квартиру из двух комнатушек.
Маша подарила мужу одну за другой четверых девчат, сначала Людмилу, Надежду, Алевтину, а через 11 лет ещё и Ирину. Первых троих принимали на дому, придёт бабка Жучиха, повитуха местная, вскипятит воду, разгонит мужиков подальше, вот и весь роддом.
В Гуреевской школе было три классокомплекта. Муж вовлёк в педагогическую деятельность, окончила педучилище, работала в младших классах. В те времена большое внимание уделялось выступлениям учащихся на отделениях и фермах совхоза, а также оказанию помощи в работе на животноводческих точках. Каждый класс имел свой подшефный производственный участок, в предпраздничные дни вместе с классным руководителем оправлялись в гости к шефам. Мария Яковлевна читала лекцию, рассказывала об успехах школы, а ученики давали концерт. Выступления всегда нравились, родители, родственники школьников были признательной публикой.
Уже в 50-е годы передовые педагогические задумки, в меру возможностей тех лет, стали практиковаться в хуторских школах. Для повышения эффективности урока начали использовать эпидиаскопы, а кое-где и киноустановки, стали проводить экскурсии на производство. Постоянным явлением было взаимное посещение уроков. Для оказания помощи отстающим к ним прикрепляли хорошо успевающих учеников. Наладили работу родительского университета, проводили его занятия 2 раза в месяц.
Много лет проработала Мария Яковлевна учителем начальных классов. Встречи с первым преподавателем ждут с нетерпением и школьники, и родители. Если учительница понравилась, она становится кумиром детей на долгие годы. С большой любовью вспоминают М.Я. Самсонову ученики тех лет. Человек большой души, невысокого роста, стройная, с мягкими, свободно лежащими волосами, выразительными глазами, она производила на учеников неизгладимое впечатление.
Для большинства учеников учительница была светочем и одновременно волшебником. В то время отношение к учителю в деревне было особенным, взрослые и дети смотрели, как на святыню… Это было учение без принуждения, знания, полученные в начальной школе, помогали учиться дальше. Независимо, какие были способности, Мария Яковлевна могла научить каждого.
Хутор Гуреев на глазах стал преображаться. Выстроили новую, пока что одноэтажную, школу. Учителям стали бесплатно выделять уголь, дрова на отопление, почти бесплатным было водо–электроснабжение. Существенная дотация выделялась на приобретение новинок педагогики, профессиональных журналов.
В образовании М.Я. Самсонова проработала 36 лет, и все годы в одной школе. К 80-м годам не было в совхозе «Восточный», в четырёх хуторах Гуреевского сельского Совета, практически ни одного, кто не учился бы у неё. Всё время на виду, являть пример подтянутости, выдержки, справедливости в решениях. Даже с соседкой, и то не поссоришься, такова судьба сельской учительницы — строгая и благодарная.
Не любят сельские учителя хвастаться правительственными наградами. Три медали хранятся у М.Я. Самсоновой: «Ветеран труда», «50 лет Победы в Великой Отечественной войне», «65 лет Победы в Великой Отечественной войне», вручены Благодарности Президента Российской Федерации как труженику тыла.
Много лет по хозяйству помогала свекровь, родоначальница рода Самсоновых Мария Марковна. Она и стряпунья знатная, и попечение внучкам, семейный судья, воспитательница. Не раз вспоминали старшие сёстры, как испытывала бабушка на них старинный русский рецепт: если поссорятся девчата меж собою, свяжет их косами, и все обиды проходят. За 20 лет, проведённых в одной семье, не было ссор, недомолвок. Марковна владела самым искусным и трудным человеческим качеством — ладить со всеми. Она научила невестку вкусно готовить, часто зятья набегали потом к тёще на борщ, да на блины. Поварское искусство было передано и внучкам, всем четырём будущим жёнам, ни один из мужей не жаловался.
Дали себя знать последствия фронта, всё чаще стал болеть Иван Леонтьевич. Тяжко было поднимать Марии Яковлевне учёбу четырёх дочерей в институтах, но сдюжила, справилась, все дети получили лучшее на то время педагогическое образование.
Даже больше: первый зять, муж Людмилы, работал учителем истории и музыки, второй, муж Надежды, тоже учителем истории и военруком, третий, муж Алевтины, учителем физики и технологии, муж Ирины — тренер-преподаватель в детско-юношеской спортивной школе. Разошлись карьеры учительских мужей, но они гордятся причастностью к династии педагогов Самсоновых.
В свои 87 лет Мария Яковлевна сохраняет оптимизм, чувство юмора и всегда готова поделиться богатым жизненным опытом с младшими членами семьи, дать им мудрый совет. Она гордится дочерьми, избравшими в жизни родительскую дорогу.
ЛЮДМИЛА
Родовое дерево Самсоновых разрастается и на Кубани. Старшая дочь вобрала в себя всю доброту души Донского края, не зря назвали её Людмилой — «милая людям». И это действительно нашло подтверждение в жизни.
С детских лет дочери Самсоновых находились в среде, где все разговоры только о детях и школе. Долгими вечерами видели они, как отец и мать, склонив голову, проверяют школьные тетради, переживая за работу каждого ученика.
Как и многие учительские дети, они часто бывали в классах родителей, наблюдали за тем, что они делают. Просматривали из любопытства тетрадки учеников, вникая в причину выставленной отметки. Смотрели, как мама пишет план урока на завтра, как разговаривает с детьми, делает замечания… В этой семье понимали ценность и нужность образования.
После окончания школы с серебряной медалью Люда решила — как родители, так и я. В Армавире жила сестра Марии Яковлевны Нина Новикова (Топоркова). Гостеприимная хозяйка, она согласилась помочь племяннице. Людмила на Кубани жила и училась 4 года, в 1969-м, после окончания Армавирского педагогического института, была распределена в Славянский район Краснодарского края. Попала в обустроенную, зажиточную станицу Петровскую. Это по меркам Краснодарского края станица, в большинстве сельских районов России населения было, сколько в одной Петровской — 24 тысячи.
Начала свою педагогическую деятельность в школе № 29 учителем математики, а также учила взрослых в вечерней школе, опыт приобрела быстро. В общении с рабочими и колхозниками, которые были зачастую ровесниками её отца, она узнала быт и менталитет кубанских казаков.
Из маленькой росточком Люды превратилась в доброжелательную Людмилу Ивановну.
Обладая фундаментальными педагогическими знаниями, завоевала у людей станицы Петровской любовь и уважение. Умела передать свои знания другим, выработала в себе чувство понимания и отзывчивости. Всегда строго одетая, подтянутая, она входила в класс, и с первых минут устанавливалась деловая атмосфера. Сухая математика подавалась стройно, логично и последовательно, что захватывало и заинтересовывало учеников. Каждый урок становился для них открытием, математика представала всеобъемлющей наукой.
Молодая учительница умела тонко воспринимать достоинства и недостатки подростка, с тактом корректировать пробелы в воспитании и обучении, знала возможности каждого и хотела, чтобы ребята реализовали все свои способности. Учила дисциплине, ответственности, таким понятиям, как «должен» и «обязан». Многие выпускники Петровской школы унаследовали её строгий математический подход к жизни, уроки воспитания: начав какое-то дело, постараться ничего не упустить, разложить всё по полочкам, довести начатое дело до конца.
Попав в учительский коллектив, не сразу приметила бравого кубанского казака, лучшего баяниста школы, учителя истории и музыки Владимира Дорошенко. На Кубани, как и в Донском краю, девушке не принято было первой выказывать свои чувства, это обязанность парня.
Так и случилось, уговорил Владимир Григорьевич Людмилу стать своей женой. Для начала подарила ему двух дочек, Ирину и Татьяну, а потом появился и парнишка Игорь. Согласно кубанским традициям, крепкая семья построила себе красивый добротный дом, с мансардой, с арками. Перед фасадом бассейн с декоративными китайскими рыбками.
Начали основывать жильё и для молодых. На усадьбе, где строился новый дом, вырыли пруд, в который спускали наловленных сазанов, толстолобиков. То-то смеху было, когда приехавшие младшие зятья пытались после угощения старшим зятем (хлебосольного и небезалкогольного), выловить из воды рыбин, выпрыгивающих из рук!
Жизнь с каждым годом становилась лучше. Муж перешёл на службу в органы внутренних дел, дослужился до звания майора милиции. Все дети получили высшее образование.
Через долгие годы приехала семья Дорошенко на родину Людмилы. Выбежала из машины, побежала в лесополосу, к одному, к другому дереву, гладит ладонью стволы, на глазах слёзы:
— Какие вы стали большие. Я вас сажала маленькими, поливала из ведра кружечкой. Воду бочкой подвозили на волах вон из того колодца. Не успевали, воды не хватало… Помните, папа, (у Самсоновых было принято называть родителей на «Вы») тем летом вот в этом месте я порезала ногу. А ту лесополосу мы сажали на следующий год, её выращивали уже вместе с Надей.
Жила Людмила Ивановна тихо, скромно, честно и добросовестно трудилась, за что неоднократно поощрялась руководством, награждалась Почётными грамотами. Была ведущим математиком не только в школе № 29, но и в районном методическом объединении Славянского района.
К великому сожалению Л.И. Дорошенко трагически погибла, жестокий рок вырвал из жизни дончачку-кубанку, которая попала под колёса автомобиля алкоголика, лихача и преступника. Она продолжает жить в детях и пяти внуках-кубанцах, которые с большой любовью чтят и помнят своих прекрасных и талантливых родоначальников, с гордостью вспоминая фамилию Самсоновых.
Как жила скромно, так же скромно покоится её прах в пушистой кубанской земле под двумя белыми берёзками. На надгробной плите лежат живые цветы. Постоянно идут к ней родные, бывшие воспитанники, многие из которых тоже работают учителями. С высоты мраморного бюста смотрит на всех пришедших проведать, помянуть, красивая женщина-казачка, добрая и ласковая, по-прежнему уважительная и полная огромного сочувствия ко всем людям, её окружающим. Рядом лежит асфальтированная дорога, по которой проезжают люди, многие вольно или невольно поворачивают голову в сторону последнего и вечного пристанища Человека с большой буквы, великой труженицы Людмилы Ивановны Дорошенко.
Её муж, есаул Кубанского казачества, Владимир Григорьевич Дорошенко, написал стихи:
Акация ветки над нею склоняет
И цвет ароматом ласкает погост,
Природа любовью её окружает,
В сердцах петровчан она милой живёт.
Иду на кладбище молчать и слушать…
Берёзы белые, как чьи-то души,
Шумят, баюкают меня, бродягу,
Не плачьте, милые, и я здесь лягу.
Ах, время, ах время, ах, время,
Ох, годы, ох, годы — века…
Бессмертно Самсоновых племя,
Уверенно пишет рука!
Одной звездой Земля беднее стала,
этой звездой богаче
стали небеса…
|
