ГЛАВА  I

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

ВОССТАНОВЛЕНИЕ

     Великая Отечественная война принесла Дубовскому неисчислимые беды. Восстановление шло трудно и с большими лишениями.

     В журнале «Донской временник» в статье «Жили мы в хуторе Харсееве…» наш земляк П.А. Крюков писал: «1947 год. Голод. Ели семена подорожника, жёлуди, старые шкуры. Пришла к нам тётя Дуня Новикова. У нас в комнате лаз подполье прикрыт овечьей шкурой. Тётя Дуня плачет и просит отдать её шкуру для еды, так как на руках у неё трое сирот и старуха-мать. Делать нечего, отдали. Спустя несколько лет я нашёл на чердаке жёлуди и поразился, как могли мы их кушать…»[1]

     Жительница хутора Гуреева учительница М.Я. Самсонова вспоминала, что послевоенная година была тяжкой: «Выделит конный завод верблюда с телегой, и поехали делать заготовки топлива на зиму, гоняться за шарами растения, которое называли «перекати-поле», катать ногами, трамбовать эту колючку. Так и топились. Поначалу учителям выделяли пайки по 300 граммов, как рабочим. Сидим с мужем, тетради проверяем, а сами голодные. Разделяли хлеб на два раза, съедим, а всё равно мало. Зато потом и на нашей улице случился праздник — стали получать по 500 граммов хлеба, как служащие. Иногда конезавод выделял дранку,[2] отвеем, выберем ячменёк, какой покрупнее, каша знатная получается».

     Война ещё долго давала себя знать. После весенней оттепели  на полях обнаруживались останки погибших солдат и офицеров, а также животных. В случае выявления трупов вражеских солдат и офицеров предписывалось производить их захоронение и перезахоронение вдали от населённых пунктов, а также братских могил бойцов РККА. Для этого были использованы траншеи, окопы, воронки, силосные ямы.

     То здесь, то там выявлялись новые места погребения воинов, павших в боях на территории района. Постановлением правительства СССР организовывались специальные команды из местных жителей по очистке бывших полей сражений и захоронений трупов людей и животных.

     Из числа бывших военнослужащих были сформированы бригады по сбору боеприпасов, их руководителей вызывали на специальное обучение в Ростов.   

     В 1948 году военные конные заводы перешли в ведение Министерства сельского хозяйства с новыми наименованиями.  Во главе этих хозяйств были опытные хозяйственники, бывшие боевые командиры. ВКЗ №165 возглавил подполковник Тимохин, затем генералы Цепеляев, П.П. Брикель, ВКЗ №166 — полковник Кравченко, ВКЗ №167 — полковник Попов.

     П.П. Брикель был командиром 6-й гвардейской кавалерийской дивизии, гвардии генерал-майор. В апреле 1945 года его дивизия прорвала оборону противника на западном берегу реки Хавель, разгромила парашютно-егерский полк, части 2-й дивизии «Герман Геринг», захватив более тысячу пленных. За высокое командное мастерство, мужество и отвагу, проявленные в этих боях, генералу присвоили звание Героя Советского Союза.[3]

     После окончания войны он был направлен начальником военного  конного завода №165 в хуторе Комиссарове (н/в х. Семичный). Затем служил в должности начальника Центрального управления военными конными заводами Министерства обороны СССР. Павел Порфирьевич был страстным охотником, старожилы Гуреева, Семичного вспоминают о совместных конных облавах на волков, заполонивших   район  после  войны.  Это  легендарная, яркая личность. Семичане в 2011 году заложили новый парк, назвали его именем Героя Советского Союза П.П. Брикеля. Достойная память достойного человека.

     И опять, как во времена голода 1933 года, жизнь в совхозах и конезаводах была чуть-чуть полегче, чем в колхозах. В ноябре 1945 года в конезаводе №3 работники в порядке натуроплаты, кроме заработной платы, получили  три  тонны килограммов мяса, 18 400  литров молока, 1 020 килограммов картофеля, 3 600 килограммов овощей, 8 200 килограммов зерна. На 570  человек не густо, но жить было можно.

     В ВКЗ №2 вырастили сад на 16 гектаров, заложили ещё один на 10 гектаров, да три гектара виноградника.  

     Несмотря на разруху, в конезаводе №1 было 38 тракторов СТЗ и ХТЗ, 15 СТЗ, один комбайн «Сталинец». Даже сохранились четыре грузовых автомобиля ЗИС-5. Работала мельница, два кирпичных завода, электростанция на 40 киловатт.

     Восстановление разрушенного народного хозяйства шло ускоренными темпами. Большая работа была проведена по увеличению поголовья скота. Если на 1 января 1944 года в районе было 119 голов, то в 1946 году 13 227 голов КРС и 6 804 голов птицы.                   

     Конезаводы ежегодно инспектировал С.М. Будённый. Его встречали на станции Семичная, маршал ездил по заводам, останавливался в хуторе Гурееве у своей двоюродной сестры Анастасии Михайловны. С.М. Будённый вникал в проблемы улучшения племенного фонда, разведения новых пород. Он знал многих табунщиков, интересовался жилищно-бытовыми условиями коневодов, спрашивал об учёбе детей. Маршал помог калмыку-казаку, уроженцу станицы Чунусовской Бабаку Андреееву, когда тот находился в ссылке в Тюменской области. С.М. Будённый  свидетельствовал о подтверждении стажа трудовой деятельности в конезаводе, тем самым посодействовал в оформлении трудовой пенсии.[4]

     Во время очередной инспекторской проверки С.М. Будённый лучшему земледельцу ВКЗ №3 трактористу П.С. Чепурному за доблестный труд вручил ценный подарок. Жена Елена Фёдоровна рассказывала: «Ему за хорошую работу сам Будённый пальто демисезонное вручил. До сих пор цело, в шкафу висит».[5] Передовик был также награжден премией в 65 рублей и тёплыми брюками, а в послевоенные годы поощрён поездкой в Москву на ВДНХ.

     В 1946 году Военно-конный завод № 3 завоевал первое место в системе ВКЗ СССР и был награждён Красным знаменем.

     Методы управления оставались соответственными условиям военного времени. Продолжались репрессии. В 1946 году на 10 лет лишения свободы был осужден председатель колхоза имени Ворошилова Плетнёв. В нарушение установленного порядка продовольственного обеспечения (на то время снабжение велось по карточкам) он дал указание выделить из колхозной кладовой на питание рабочих два ведра пшеницы.

     Сильным был налоговый гнёт. Обложению подвергались скот, птица, фруктовые деревья, земельный участок. На фруктовые деревья налагался налог в размере 25 рублей на каждое дерево. Каждый крестьянин, имея корову, был обязан сдать за год 280 литров молока, получив в обмен обрат. На семью полагалось сдать в качестве налога ежегодно по два килограмма овечьей шерсти, 0,2 килограмма козьего пуха. Налоги и поставки натурой определялись не экономическими расчётами, а путём разнарядки. В 1953 году был принят Закон о сельскохозяйственном налоге, налоговый пресс значительно уменьшили, многие получили льготы по налогообложению.

     Широкую практику получило полупринудительное приобретение облигаций государственного займа. «Обязаловка» в покупке облигаций доходила до половины ежемесячной зарплаты в год. Есть и другая точка зрения. Стремление оказать помощь стране в трудное время — дело патриотичное, так выражалось участие к судьбе к Родине. Видимо, присутствовало и то, и другое — и принуждение, и понимание людьми своего долга перед обществом.

     Обязательство на поставку сельхозпродукции учителя Гуреевской семилетней шк. И.Л. Самсонова, 1953

     Большую подмогу составляло ведение своего хозяйства. Семья Вышебабиных трудилась в колхозе им. Ленина. На своем приусадебном участке в 1946–1947 годах  выращивали: рожь на 13 сотках, кукурузу на одной сотке, бобовых — четыре, картофеля шесть, овощей две, бахчевых 18, да ещё и горчицу на четырёх сотках.[6]  Не бог весть какое богатство вырастало на этих делянках, но семью из шести человек эта продукция поддерживала, даже при условии сдачи налогов. 

      После войны в районе было три церкви.

      В Ильинке находился молитвенный дом во имя Пророка Божия Илии, где священником служил С.И. Зарницын. Он окончил учительскую семинарию, работал учителем начальной школы, с 1904 года — псаломщик, диакон, в 1920 году посвящён в священники Ильинской церкви, затем переведён в станицу Романовскую. В 1930 году осужден на пять лет исправительно-трудовых лагерей, оправили в Новосибирскую область. Во время оккупации одно из колхозных зданий заняли верующие, устроили молитвенный дом. После 1943 года Ильинская община была вновь зарегистрирована, по просьбе прихожан вновь пригласили С.И. Зарницына. Затем настоятелем был назначен И.Ф. Толмачёв, он прибыл из Таганрогского округа.

     Вскоре председатель исполкома райсовета И.В. Гринько предписал вызвать членов церковного совета и объявить, что помещение, принадлежащее колхозу «Путь Ильича», следует освободить. Если не найдут нового дома, или не арендуют, то община будет снята с регистрации и распущена. Верующие просили перенести Ильинский молитвенный дом в Дубовское. Ответ: переносить молитвенный дом из одного села в другое нет возможности, можно ходатайствовать только об открытии вновь.

     В 1951 году местные власти констатировали, что более полугода церковь не функционировала, так как не было священника и помещения. Решением Уполномоченного Совета по делам русской православной церкви община была распущена.[7] Предметы религиозного культа, иконы, кадила, кресты безвозмездно передали члену совета Андреевской Успенской церкви Ф.А. Медведевой. Помещение отдали под детские ясли и детплощадку.

     В хуторе Моисееве службу исполняли в церкви Успения Богородицы. В 1945 году верующие построили новое здание, священником был М.И. Сесекин, вскоре он умер. Сказалась трагическая судьба — с 1930 по 1935 год отбывал срок в лагерях во Владивостоке. Сложная жизнь была у настоятеля этой церкви Г.А. Красовского. Во время оккупации, в городе Волноваха, сотрудники гестапо приказали ему занять место священника.[8] Но после войны его не тронули, обошлось — с 1947 по 1950 год Г.А. Красовский служил в Моисееве. В.А. Текучёв был следующим настоятелем, оставался на месте служения четыре года. Последний священник —  Ф.Б. Мандрыкин, проработавший вплоть до закрытия церкви. В 1959 году общину сняли с регистрации, здание отремонтировали и сделали библиотеку. Имущество передали в Андреевскую церковь, три колокола исчезли, неизвестно куда.

     Дольше всех держалась Успенская церковь станицы Андреевской, которая окормляла прихожан 110 лет. В 1963 году священник И.И. Боев за проступки был снят с регистрации, молебенный дом не действовал. Через год комиссия назначенная райисполкомом, констатировала, что здание церкви находится в аварийном состоянии, стены имели искривления и осадку, потолок прогнил. Из 20 членов церковного совета осталось по возрасту и по болезням 7 человек. В мае 1964 года община была снята с регистрации. Материал пошёл на строительство новой библиотеки. Предметы культа — 18 икон, 13 богослужебных книг, ризы, плащаницы и прочие 44 предмета были переданы представителю епархиального управления.[9] 

     Двумя годами позже Дубовский райисполком доложил наверх: на территории района нет ни одной религиозной организации или группы.

     После войны семьи стали искать применение своих сил. М.А. Конончук родилась в 1932 году хуторе Ивановке, трудилась в колхозе «Красное Знамя». В 1948 году переселилась в Таганрог, где работала на заводе. В 1953 году поехала на Камчатку, где работала бухгалтером в рыбном цеху. В 1957 году перебралась с семьёй в хутор Тюльпанный Дубовского района, а затем в станицу Андреевскую.[10]

     Такой свободе передвижения в те годы позавидовала бы любая европейская «демократическая» страна. Анализ документации сельсоветов показывает, что каких-либо существенных препон для передвижения не было.

     Конечно, председатель колхоза мог толковому работнику ставить спицы в колёса и какое-то время не разрешать покидать производство, в 1956 году ограничения были сняты. Долгое время руководящему составу было практически невозможно по собственной инициативе, без решения первичной партийной организации и райкома пытаться переехать в другой регион.          

     Реальное положение дел было таким, что рядовому работнику уехать из станицы, хутора было делом несложным. Например, на каждой странице похозяйственной книги станицы Эркетинской (максимум через 1–2 страницы), регистрировалось реальное перемещение граждан. Е.А. Коробкина выбыла в 1949 году в город Котельниково, Е.Д. Донец — в Ростов, И.П. Лынник в Зимовники, И.К. Донец поступил в институт  города Новочеркасска, А.А. Солодкий перебрался жить в Донбасс, Н.М. Василевич в Саратов.[11]  И где тут ограничение передвижения?   

     В августе 1943 года стала работать районная библиотека, которой впоследствии руководил будущий писатель В.В. Карпенко, автор книг «Тучи идут на ветер», «Комкор Думенко», «Красный генерал», «Отава», «Щорс», «Исход», «Врангель в Крыму». О себе он писал: «Сальская Степь — главное действующее лицо всех моих романов. Чувствую себя душеприказчиком Степи. Биографом».

     В фонде Дубовской библиотеки было много личных книг с экслибрисами[12] руководителей страны и области — Молотова, Кагановича, Жданова, Будённого, которые они дарили сельским библиотекам.

     В селе Дубовском построили Дом культуры на 100 мест, где имелись комнаты для библиотеки, игр и танцев. В ВКЗ №3 была установлена звуковая киноустановка, оборудован радиоузел на 80 точек, открыто два интерната для школьников, детские ясли, больница, отремонтирован клуб со зрительным залом на 300 человек, посажено 10 гектаров виноградников.      

     В райцентре, в военных конных заводах стали регулярно проводиться скачки. В 1945 году на областных скачках отличились жеребцы из ВКЗ № 2 «Деловой», «Бурливый» и кобыла «Слива». Они привезли в хутор Сиротский призы имени ВКЗ, имени Фрунзе, «Закрытие сезона».    

     В отдельные годы с высоким паводком (1920, 1939, 1956 гг.) затапливалась долина реки Сал. Особенно большое наводнение наблюдалось в 1956 году, когда водами Сала были залиты близлежащие хутора: Гуреев, Весёлый, Барабанщиков, Крюков, Кравцов. Жители перемещались на лодках, а продовольствие сбрасывали с вертолётов.

     Для того чтобы почувствовать вкус того времени, вспомним, какие свадьбы были в послевоенную годину. В августе 1946 года, «на Смоленскую», посмотрели молодожёны Самсоновы — у крыльца стоит линейка на мягких рессорах, запряжена парой коней. По тем временам это было событие, первая свадьба после войны, высыпал весь хуторской люд. Мать жениха, Мария Марковна, стоит на пороге с иконою, тетя Стюра держит «каравай», пирог свадебный. Ване тётушки дали команду высадить молодую с линейки, да не за руку, а держась за платочек. Мама жениха прочитала над молодыми молитву, и загудела хуторская свадьба. Колхоз выделил барашка, крупу, овощи есть в каждом доме, хоть и время было голодное послевоенное, но на свадьбы ничего не жалели. Гулеванили неделю, водку пили «курёнку», свою то есть. Пройдёт день, один из родственников скажет: «Дорогие гостёчки, не пора ли нам пора? Я приглашаю к себе на завтра». Опять пир на весь мир, так и праздновали целую неделю. Ценили люди послевоенную жизнь, радовались, что уцелели.