Отца Алька потерял рано, когда ему было всего четыре года. Крепкий мужик был отец! Первую мировую провел в окопах. За чужие спины не прятался. Четырьмя Георгиевскими крестами пожаловал его царь-батюшка.

Не одну сотню раз видел смертушку в лицо, а умер в постели. Нашла его там костлявая. Уснул вечером, а проснулся уже в обители вечного покоя. «Лёгкой смертью умер!», - сказала одна старушка. Лёгкой-то, может быть, и лёгкой, но матери, которая в 45 лет осталась с семерыми малолетними на руках, от этого не легче. Похоронили отца в хорошем месте: на святой горе возле церкви над рекой Чусовой. Далеко видно вокруг. Лежи, отец, любуйся окружающей красотой. Заслужил!

Стали дальше жить. Постепенно всё как-то наладилось. Из детей кого-то старшие забрали, кто-то замуж повыскакивал. Остались с матерью только Алька и его маленькая сестрёнка. Алька по деревенским понятиям уже взрослый мужик. На него вся надёжа. Дров напилить, воды из колодца натаскать, отвалившуюся доску к забору приколотить. Мужик есть мужик!

Тем более, что с мужиками на селе напряженка. Большинство их с войны не вернулось. А сестрёнка - она девчонка. Что с неё возмёшь? Так, радость для матери. Так и жили. После войны много таких семей было. На жизнь никто не жаловался -война кончилась и то хорошо.

Уже весна стояла на дворе. Апрель. Грачи важно расхаживали по проталинам. Любили на Урале грачей: как-никак первые после долгой зимы прилетали, весну на крыльях приносили. Вот и сейчас ходят, грачихам галантно веточки для гнезда предлагают. Воспитанные птицы! Немного погодя скворцы прилетают. Те хозяйственные. Сразу старые скворечники обследуют, воробьев из них выгоняют. Только пух от воробьев летит!

В лесах подснежники повылазили из земли. Любимое Алькино время. Только вот со здоровьем что-то у него не заладилось. Накатилась какая-то слабость. Есть совершенно не хотелось. Что-то мешало нормальной жизни. Пропал интерес ко всему. Пылились на подоконнике книги, любовно подобранные для Альки библиотекаршей. Не манила уже столярная мастерская, в которой раньше Алька пропадал безвылазно. Закадычные друзья не могли вытянуть его на улицу. «Что с тобой?» - спрашивала мать, но Алька в ответ только пожимал плечами. Он и сам ничего не мог понять.

Наконец закончились занятия в школе. Наступило лето. Алька с каждым днём чувствовал себя всё хуже и хуже. На левой ноге под коленкой появилось какое-то утолщение, которое мешало сгибать ногу. Стало трудно ходить. Мать уже не посылала его за водой на колодец-ходила сама. Иногда перед домом на поляне ребятишки затевали игру в футбол или лапту.Алька бросался к ним, но тут же натыкался на укоряющий взгляд матери: «Играть можешь, а за водой сходить - нет?» Он тут же бросал игру, хватал вёдра и ковылял на колодец.

Опухоль под коленкой со временем увеличивалась. Ходить становилось всё труднее и труднее. «Надо сходить к Дуди-ну!» - как-то сказала мать. Дудин - это местный фельдшер. Было-ли какое-либо у него медицинское образование - одному богу известно, но местные бабы, особенно молодые, любили его посещать. Мужчина он был сам из себя интеллигентный, видный, вежливый, ласковый. Попросит раздеться бабу, потрогает за все места. А чего ещё нужно изголодавшейся по мужской ласке молодайке? Выйдет она с приёма и опять будет пахать до одури. Тем более, что он ещё выписывал всем таблетки: одну маленькую белую и одну большую жёлтую, да ещё банку мази Вишневского, которую рекомендовал всем как панацею от всех болезней. Уважительно относился он к мази Вишневского.

В здравпункте никого не было, и фельдшер даже обрадовался посетителю будет с кем поговорить. Приказал Альке раздеться по пояс и показал ему все приёмы деревенского эскулапа: долго щупал живот, слушал сердце и лёгкие, зачем-то потрогал мускулы на руках, попросил высунуть язык. На ногу даже не взглянул. Только спросил: «Что у тебя там?», «Опухоль», - ответил Алька.

Фельдшер выписал Альке две дежурные таблетки, сунул ему в руки пол-литровую банку мази. «Мазь не жалей. Кончится - приходи. Ещё дам. Ногу побольше грей!» Так закончился Алькин поход к местному врачевателю.

Мать тоже принимала участие в лечении Альки. По советам бабушек она готовила какие-то снадобья и поила его ими. Парила Альку в жарко натопленной бане. Альке от этих процедур становилось всё хуже и хуже. Он уже не мог ходить лежал пластом в постели. Есть совершенно не хотелось.

Однажды мать надумала починить печь. Надо сказать, что русская печь - это основа жизни в деревне. В те полуголодные времена мать только то и делала, что что-то пекла и варила в печи. Тем семья и спасалась от голода. А тут печь треснула и задымила. Пришёл печник - весёлый голосистый мужик с большими ладонями. В первую очередь подошёл к Альке и спросил, почему в такую жарищу он валяется в постели. Выслушал ответ, кивнул головой и сказал, что у него тоже так было. Сейчас всё в порядке. У Альки тоже всё будет нормально.  Потом взял кирочку, обошёл с нею печь .Кое-где постучал, прислушался и позвал мать. Они о чём-то поговорили. Печник выпил стаканчик бражки, предложенный ему матерью, закусил чёрным хлебушком с солью и стал таскать в дом кирпичи и глину. Как-то ловко у него всё получалось: глина сама собой месилась, кирпичи просто летали по воздуху и укладывались туда, куда нужно. Причём мужик беспрерывно сорил шутками и прибаутками. Они из него сыпались, как зерно из порванного рогожного мешка.

И Алька под этот разговор как-то забыл о своей болезни и тоже подключился к печнику. Вместе они обсудили все рыбные места на ближайшей речке, где больше всего ягод и грибов в лесу, как разжечь костёр в дождливую погоду и заночевать около него...Так незаметно прошли три дня. Работа была закончена. Печник позвал хозяйку и предложил опробовать печь, что та и сделала. Глава семьи признала работу печника добросовестной, тут-же организовала стол с полным кувшином бражки. Сели они за стол и под бражку полились у них длинные деревенские разговоры. Уже под вечер расстались они весьма довольные друг другом. Алька потом ещё долго вспоминал этого печника.

Знал бы он, что этот печник будет его будущим тестем.

А самому Альке становилось всё хуже и хуже. Он уже долгое время ничего не ел и только изредка пил холодную воду.

Как-то на выходные приехал Венька - брат Альки. Он в Перми учился в речном училище на капитана парохода. Приехал он с другом. Оба молодые, здоровые. Тут же затеяли борьбу в избе, во время которой свалились прямо на Алькину кровать. Альку они не задели и ему больно не было, но что-то вдруг накатило на него. Он представил себя на кровати больным и беспомощным, что он, может быть, умрёт и никогда не встанет с постели, а эти два балбеса будут жить и радоваться жизни. Ему стало так жалко себя. Какой-то комок подкатил к горлу и забил его. Стало нечем дышать. Он с большим усилием проглотил этот комок и вдруг заревел. Громко, отчаянно. Слёзы ручьями потекли по его впалым щекам. Венька с дружком испуганно вжались в стену. В избу клушкой влетела мать. «Что случилось? Что вы с ним сделали, паразиты?» - кричала она. «Паразиты» что-то невнятно лепетали в своё оправдание. Мать успокаивала Альку, что-то капала в стакан с водой и давала ему выпить, гладила его по голове...Алька плакал долго, с надрывом. Вся боль и все бессонные ночи слезами выходили из его души. Потом он провалился в какую-то чёрную бездну.

Очнулся Алька, когда в доме уже было темно. Вскоре появилась мать, включила свет, спросила:

—Они тебя правда не трогали?

-Не трогали, мама.

—Чего же тогда ревел?

- Не знаю, мама. А где они?

-Уехали в училище. Потом помолчала и сказала:

- На почту ходила. Игоря телеграммой вызвала. Надо с тобой что-то решать.

Игорь-это один из старших Алысиых братьев. Фронтовик. После демобилизации учился в Перми в Высшей партийной школе.

На следующий день утренним поездом приехал Игорь с Виктором- ещё одним братом Альки. Братья подошли к постели. Молча посмотрели на Альку. «Компашка» во сколько уходит?» - спросили у матери. «Компашка» - это такой маленький смешной паровозик американской фирмы «Компаунд», таскавший составы до райцентра. Мать ответила. Братья взглянули на ходики, висевшие на стене, схватили Альку на руки и помчались на поезд. Успели.

Через час они уже были в приёмной районной больницы. Врач Альку осмотрел и велел срочно нести его в операционную. Братьев хирург отослал ждать в коридор. Сам надел резиновые перчатки и начал что-то капать под колено Алькиной ноги. Кожа там постепенно теряла чувствительность.

«Приступаем !»-сказал доктор и чиркнул чем-то по ноге. Дикая боль пронзила Альку. Видимо, заморозка подействовала только поверхностно. Алька хотел за-ппять. но пялом стояла молоденькая медсестра, а при ней орать было стыдно. Он поискал глазами, во что бы можно было вцепиться зубами, но ничего кроме собственной ладони не нашёл и впился в неё. Боль в руке как-то отвлекла его от ноги. Стало терпимее. Что там делали с его ногой, Аль-ке уже было всё равно. Операцию вскоре закончили. Альку перевязали и переложили на каталку. Только тут хирург заметил кровь на Алькиной руке. «Что с рукой?» -спросил он. «Ничего», - буркнул Алька и спрятал руку под простынь. Врач всё понял, хмыкнул и сказал: «Сильный ты парень!»

В коридоре ждали братья. «Что же вы парня так запустили? Через пару дней могли бы уже и не привозить», - попенял он им. «Что с ним?» - спросили братья. «Что-что, нагноение коленного сустава. Абсцесс по-научному. 250 грамм разной дряни из него выкачали. Лечиться надо будет долго.» «Как ты?» - спросил у Альки старший брат. «Есть хочу», - устало сказал Алька. «Мы сейчас убежим и пришлём к тебе Фаю». Фая — это одна из сестёр Альки.

В палате, куда поместили Альку, как раз был обед. Лежавшие там мужики его уже закончили. Альке санитарка тоже принесла что-то красное, размазанное по тарелке. «Кисель», - догадался Алька. Есть там было нечего-. «Я есть хочу», - сказал он санитарке. У него после операции в желудке открылись какие-то шлюзы и пришло нестерпимое чувство голода. «Тебе нельзя. Ты послеоперационный!» - заявила санитарка. «Но мне же не живот резали, а ногу» - «Всё равно нельзя!» - пробурчала санитарка и ушла.

Старший из лежавших' в палате мужчин скомандовал остальным: «А ну, мужики, поскребите по сусекам. Парня спасать надо!» Поскребли. Нашли несколько горбушек чёрного хлеба, пучок зелёного лука, огурец, кусочек заржавевшего сала. Всё приволокли и сложили на Алькину тумбочку.

«Братцы, - сказал младший мужчина, - у меня бутылка есть! Может, ему плеснуть немного?» - «Чего мелешь? С головой у тебя всё в порядке? - это уже старший - Бутылку оставь в покое. Мы найдём, куда её пристроить.»

К вечеру появилась Фая. Постучала в окно палаты, сунула мужикам чем-то туго набитую белую наволочку, спросила, как дела, сказала, что завтра снова приедет и убежала. «Ишь, сорока, - сказал один из мужиков. - Скачет, только пыль за хвостом завихряется!» И уже Альке: «Давай показывай, что она тебе натащила». Алька развязал наволочку и высыпал содержимое на постель. Там было всё, что можно было наскрести в послевоенной деревенской избе: буханка чёрного хлеба, варёные куриные яйца и картошка, огурцы, репа, пучок зелёного лука, бобы, горох, соль и даже большой кусок комкового сахара. «Да у тебя здесь можно прокормить целый партизанский отряд! - поразились мужчины. - Мы тебя немного пограбим! Доставайте, мужики, бутылку!» Отрезали ломоть хлеба от буханки, взяли луку и одну большую репу. Всё аккуратно поделили. Разлили в посудины водку и подсели к Алькиной кровати. Надо сказать, что кто-то из медперсонала уже трепанулся про покусанную во время операции руку. Мужики поступок оценили - нытиков здесь не любили и Альку зауважали. Чокнулись, пожелали Альке здоровья, выпили, похрустели репой...

Не будь Альки, они всё равно бы выпили, но тогда нужно было искать какой-то повод. Всем известно, что русские не пьют без повода! Потом пошли солидные разговоры, в которых принимал на равных участие и Алька.

Никогда не было так хорошо Альке, как в компании этих подвыпивших взрослых мужчин. В эту ночь он впервые за последние месяцы уснул лёгким глубоким сном.

На следующий день проснулся очень поздно. На тумбочке стоял завтрак. Мужики сказали, что уже прошёл обход, но доктор велел Альку не будить. «Пусть спит. Намаялся парень», - сказал он.

Вскоре снова появилась Фая с наволочкой, в которой был всё тот же набор продуктов, только сахара там уже не было. Продуктами Алька хотел поделиться с мужиками, но они дружно отказались. «Давай жуй, поправляйся!» Надо сказать, что чувство голода мучило его беспрерывно. При обходе он сказал об этом доктору. Тот ответил, что это нормально. Организм много потерял и сейчас требует своего. И Алька старался помочь своему организму: порой он даже ночью просыпался, доставал из-под подушки горбушку чёрного хлеба и жевал, жевал, жевал...

Шло время. Тело Альки как-то постепенно наливалось жизненными соками. Однажды, во время очередного осмотра, доктор сказал Альке, что ему пора вставать на ноги. «А можно?» - спросил Алька. «Нужно!» - отрезал тот. Алька обрадованно вскочил с койки и тут же упал на пол: ноги у него были словно ватные и не держали тело. Подскочили мужики, подняли Альку и посадили его на койку. «Ну ты даёшь! - как-то растерянно сказал доктор. - Ты же несколько месяцев вообще не двигался! Вот ноги и отвыкли. Постепенно надо привыкать. Только я тебя не обрадую: запустили тебя сильно. Сустав окостенел. Нога в колене уже полностью сгибаться не будет.» У Альки на глазах выступили слёзы: калекой быть как-то не хотелось. «Ничего. Живут же и так люди», - сказал доктор. «Вам легко так говорить со здоровыми-то ногами», - возразил Алька. «Ага», - согласился доктор. Он как-то криво улыбнулся и, нагнувшись, постучал молоточком по ноге ниже колена. Нога отозвалась деревянным стуком: протез. Альке стало стыдно. Обидел хорошего человека!

«Что это у Вас?» - «Война», - глухо ответил доктор. «Ясно», - протянул Алька. «А мне-то что делать?» - «Попробуй сустав разрабатывать: сгибай, разгибай, ходи как можно больше. Себя не жалей. Больно будет, но если всё вытерпишь - вылечишься. Я думаю, у тебя получится. Парень ты терпеливый.» - «Вытерплю, всё вытерплю!» - пообещал, словно обет дал, Алька.

Вскорости его выписали из больницы. Снова приехали братья. Хотели нести Альку до станции на руках, но он отказался. И хотя станция была недалеко - шли долго, с перерывами, с отдыхом. Альку мутило, кружило голову, но дорогу он выдержал. Братья смотрели на него с жалостью и уважением, но ничего не говорили.

На пороге уже была осень. Надо было идти в школу. Этого Алька очень опасался, боялся, что засмеют калеку. В школе, на удивление, как раз устроилось всё очень быстро: его посадили на последнюю парту и ему никто не мешал. Учителя его к доске старались не вызывать - спрашивали с места.

С «пересмешниками», которые пытались изобразить ковыляющего Альку, его друзья с помощью «пендалей» под мягкое место и затрещин быстренько разобрались. И вскоре уже все в школе знали, что Альку обижать нельзя. Иначе обидчиков настигнет божья кара скорая и беспощадная.

Слова доктора о физической нагрузке не выходили у Альки из головы. Ежедневно затемно ,задолго до школы, он вставал и уходил в лес, который, благо, располагался рядом. Там вдали от людских глаз, Алька бегал, прыгал, кувыркался... Когда возвращался домой, его одежда была мокрой от пота. Рана на ноге кровоточила. Мать с жалостью смотрела на него. Как-то раз не выдержала. «Ты чего над собой издеваешься? - спросила она. - Посмотри на себя в зеркало. В лице ни кровинки, повязка на ноге в крови. Сдурел совсем!» -

«Калекой не хочу быть, мама!» - «Хочешь, не хочешь - на то воля божья!» - «Богу-то помочь надо, мама!» - «Ишь какой грамотный! Где только таких слов нахватался?» -изумилась мать. «Я книги читаю, мама.» -«Да вижу, что читаешь. Гляди хуже себе не сделай.» Больше ничего и никогда мать Альке не говорила. Только раз, как-бы про себя, сказала: «Упрямый. Весь в отца!» То ли поругала, то ли похвалила - Алька так и не понял. А время потихоньку катилось само собой. Осень сменила зима, потом весна, лето и снова осень. Алька не чурался никакой работы, даже самой тяжёлой. На игры с друзьями бежал первый. Было ужасно больно, но слова доктора: «Если вытерпишь...», - сидели прочно в голове. Сустав на ноге начал медленно разгибаться. Алька уже ходил почти не хромая. И вот в старших классах его вместе с другими одноклассниками вызвали в военкомат на медкомиссию. Военврач, пожилой мужчина, обратил внимание на шрам на Алькиной ноге. «Что это у тебя?», - спросил он. «Операция по поводу абсцесса коленного сустава!» - заученно отбарабанил Алька. «Давай, беги на рентген!» - и выдал направление. Через час Алька снова стоял перед врачом. Тот долго изучал снимок. Потом сказал: «Дуришь ты меня, парень! Нет и не было у тебя никакой операции! А шрам у тебя от ожога! Поверхностного ожога! Понимаешь?» - «Понимаю!» - сказал Алька и заулыбался. «Чего лыбишся, дурак что ли?» «Ага!» - весело согласился тот и выскочил за дверь кабинета.

Знал бы этот пожилой мрачноватый доктор, что его слова были для Альки музыкой. Самой лучшей музыкой в мире! Он теперь уже не калека! Он сейчас нормальный человек.