В далекой донской степи раскинулся белыми домиками малый уютный хуторок. Жители дали ему очень лирическое название - Синие Курганы. Почему? Не знаю' Ведь вблизи него не было высоких курганов, да еще синих, и местность-то равнинная, а вот захотелось хуторянам так назвать свой поселок, ну и пусть будут «Синие Курганы»!

Несколько раз довелось издали замечать: стаи диких голубей залетали на эти уже обагренные осенью островки. Что птиц сюда привлекало?

После одной из неудачных охот на куропаток в степи решился: надо добраться к этим лесистым буграм. Может быть не только дикие голуби сюда прилетают? Я зашагал в ту сторону...

...Иногда в послеобеденные часы в дни первых осенних недель на короткое время в степь приходит особая тишина: ведь соткана она из легких шуршащих звуков обожженной осенью травы, тихого шороха палых листьев, нежной песни полуденного ветра.

А стоит ли вообще называть ее тишиной? Просто все эти звуки лишены какой-то громкости, они вписываются в осеннее успокоение природы и от всего этого представляются обволакивающей тишью.

Именно поэтому я сразу различил другие журчащие звуки на окраине одного из бугров, заканчивающих целую цепь невысоких курганов.

Что это вокруг так необычно звучит? Прислушался. Огляделся.

Тонким ручейком водяная лента едва заметной змейкой петляла среди стебельков увядшей травы, где-то замедляя свой бег, где-то ускоряя. При этом то звенела невидимыми колокольчиками, то журчала будто птичьими голосами.

И вдруг у корня большого куста скрылась в трещине на земле. Исчезла.

Я кругами обошел это место: ни ручейка, ни воды.

Вспомнил - в трех, четырех сотнях шагов отсюда протекает степная,- река. Уверен, где-то на ее берегу бьет малым фонтанчиком вода из этого ручейка. Мудрая природа спрятала его под землю от жарких дней донского лета, сберегла водяную силу для осенней поры.

Тогда я решил пойти к роднику и по только охотнику известным предметам определить, кто здесь пьет родниковую водицу - только ли голуби? Или куропатки? А может быть у родника и дикие звери свои следы оставляют?

Но первое, что я сделал - это набрал в сложенные лодочкой ладони родниковую воду. И пока донес ее до губ, она замочила мне рукава куртки, потекла по лицу, расплескавшись, освежила своей прохладой грудь под рубахой.

После первого глотка. — прошу поверить! — я почувствовал, что помолодел этак лет на пять. Ведь пил я настоящую живую воду!

                                                          ***

Опыт долголетних охотничьих скитаний подсказывал: дикие птицы прилетают на лесные водопои очень рано. Значит - сюда надо прийти задолго до света и хорошо спрятаться.

Местность позволяла это сделать: густые кустарниковые заросли ютились почти рядом с бугром, у подножья которого бились струи родника, а над ним, наверху,

на кургане стоял густой перелесок.

Голуби сперва спустятся на его ветки и ....загремят выстрелы, птицы разом сорвутся с ветвей. Но ...не все!

                                                         ***

В тот раз охота не состоялась, дичи не было. Почему? Кто его знает!

Раннее утро объявило о своем приходе ветерком, потревожившим еще густое листовое убранство перелеска на кургане.

Светало. Ветер крепчал, но набегал он этакими зарядами: сперва зашевелил листвою наверху, а потом сбежал вниз в кусты, в которых я затаился. Разбудил желтеющие листья, сбросил на землю те из них, что с осенью уже крепко подружились и опять успокоился.

Во время одного из прилета ветерка, в перелеске замяукала кошка. Это было так неожиданно, что я не сразу поверил в услышанное.

Прислушался. Еще два, три раза она мяукнула и замолчала.

Вскоре опять налетел ветер, качнул деревья там, наверху, и опять жалобное - мяу! мяу!..

Когда утро во всей своей красе зашагало по степи, я понял, что охота сегодня здесь не состоится, и решил разобраться с мяукающим животным.

Вышел из своей засады и по крутому боку кургана поднялся к первым деревьям перелеска. Позвал: кись! кись! кись! И в ответ в кронах деревьев замурлыкало!

Выходит, что кошка забралась туда, повыше, но как она здесь очутилась? Может быть ее, шкодливую, принесли сюда хозяева и оставили в перелеске? Она, испугавшись ночью зверей, пришедших на водопой, - об этом говорили следы на песке у родника, - забралась в глубь листвы и теперь просит о

помощи?

Я достал из футляра бинокль, перевел его окуляры на «близкое» и начат разглядывать верхние ветки деревьев, иногда зовя несчастное животное. Но в кронах деревьев даже бинокль не помог обнаружить кошку.

Тогда я решил поступить так: животное, видимо, опасается человека, ведь бездушные люди бросили его здесь, в лесу, оно проголодалось, но вниз не рискует спуститься. Я вынул из ягдташа два бутерброда с хлебом и колбасой и положил их под деревом. Когда уйду, кошка спуститься вниз и тогда покушает...

И тут довольно сильный порыв ветра колыхнул стволы, и сверху донеслось знакомое мяуканье. А может быть это?,..

Ветер успокоился, улетел в степь, наступила тишина и «кошка» умолкла. Тогда я решил дождаться, когда сюда залетит следующий порыв ветра... Он прилетел и в кронах деревьев замяукало!

Вот оно что! Дуновение ветра качает стволы близко стоящих деревьев, они трутся друг о друга и «мяукают»...

Дождался еще двух, трех порывов утреннего ветра и когда окончательно убедился в том, кто там «мяукает», то забрал бутерброды, положенные под деревом и с большим удовольствием уделил им внимание

Ведь рано, рано утром идя в засаду, я даже не успел как следует позавтракать.

____________________________________________________________

                                               «Берегите ДОН!»

                                            К юбилею М. Шолохова

              (Из сборника " На охотничьей тропе", Волгодонск, 2011)

На празднование 75-летия Михаила Александровича Шолохова в станицу Вешенскую из Волгодонска отправилась большая делегация, в состав которой входили партийные и комсомольские работники города и ближайших районов, в том числе и из станицы Романовской и города Цимлянска, строители, передовики производства.

В состав этой делегации от творческих организаций города был включен и наш поэт-строитель Юрий Неизвестный. Гости повезли Михаилу Александровичу всевозможные подарки, а так же макеты и схемы будущих строек; в то время в Волгодонске разворачивалась во всю силу Всесоюзная ударная комсомольская стройка объектов атомного машиностроения.

Михаил Александрович болел, и, поэтому прием гостей был ограничен 15-2.0 минутами. Строители вручили юбиляру белую каску с надписью «Атоммаш», а также ознакомили его по схемам и проектам с будущими объектами новостроек. На пояснения строителей... «Здесь перекроем!.. Здесь построим!» Шолохов не раз предупреждал: - «Берегите Дон!» «Дон берегите!»

Несомненно, что при этом писатель имел ввиду не только большую русскую реку, но и весь донской край, которому он был предан всей душой, всей глубиной своего творческого таланта. А может быть, он предвидел, что грядут времена, когда над Донщиной зашумят иные ветры, когда его любимому краю действительно понадобится настоящая защита и большая забота.

Не могу, чтобы не процитировать строки из «Тихого Дона», выражающие сыновнюю любовь Михаила Александровича к родному краю, к его природе:

...«Вызрел ковыль. Степь на многие версты оделась колышущимся серебром. Ветер упруго приминал его, наплывая, шершавил, бугрил, гнал то к югу, то к западу сизо-опаловые волны. Там, где пробегала текучая воздушная струя, ковыль молитвенно клонился, и на седой его хребтине долго лежала чернеющая тропа.

Отцвели разномастные травы. На гребнях никла безрадостная выгоревшая полынь. Короткие ночи истлевали быстро. По ночам на обуглено-черном небе несчетные сияли звезды: месяц '— казачье солнышко, темнея ущербленной боковиной, светил скупо, бело; просторный Млечный Шлях сплетался с иными звездными путями. Терпкий воздух был густ, ветер сух, полынен; земля, напитанная все той же горечью всесильной полыни, тосковала о прохладе. Зыбились гордые звездные шляхи, не попранные ни копытом, ни ногой: пшеничная россыпь звезд гибла на сухом, черноземно-черном небе, не всходя и не радуя ростками; месяц - обсохлым солончаком, а по степи - сушь, сгибшая трава, и по ней белый неумолчный серебряный перепелиный бой да металлический звон кузнечиков...

Родимая степь под низким донским небом!  Вилюжины балок суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие зарытую казачью славу... Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!..»

Уверен: заболело бы сердце у великого писателя, если бы он увидел, во что превратили мы, его потомки, край казачий: загаженные берега тихого Дона и, застроенные дачами и котгеджами «новых русских», превративших на многих местах прибрежную зону в «свои владения», десятки предприятий, возникших и на Дону, и на других степных реках и не оснащенных очистными сооружениями, и, наконец, блоки Волгодонской АЭС, которые...если...могут превратить Донской край в Дикое Поле.

Об этом я вспомнил после двух аварий на Волгодонской АЭС (26.ХИ.2009 г. 10.1.2010 г.)

А ведь Михаил Шолохов завещал всем нам: - «Берегите Дон!»

                                                       * * *

В заключение: из того давнего посещения станицы Вешенской наш поэт Юрий Неизвестный привез юбилейный значок: позолоченное перо, на нем тиснута цифра «75» и факсимиле «М, Шолохов».

Со временем Юра вручил мне этот значок и рассказал тогда о том обращении великою писателя: бережно относись к родному краю.

Два, три года назад теперь я передал этот значок нынешнему руководителю нашего ЛИТО Алексею Ивановичу Кеде.

                                                       * * *

                                                  Богатство

Зимнее солнце как-то нехотя уходило с небесной синевы. Впечатление было такое, будто оно знало о том, что дни-то декабрьские очень коротки, вот и старалось подольше задержаться над горизонтом: день продлить.

И все равно, запутавшись в послеобеденное время в кронах деревьев, к сумеречному часу солнце наконец-то выкатилось напрямую к своей закатной черте, к которой вела просека, зажатая деревьями с двух сторон: слева - обнаженными акациями, а справа - пушистыми соснами. И получилось так, будто небесное светило именно по этому коридору покидало декабрьское небо...

Из зеленоватого соснового полумрака, цепляясь ружейными стволами за колючие ветки, выкатился на лыжах на широкую заснеженную просеку, прямо в лучи заходящего солнца. И мигом ослеп от яркости всех цветов снежной радуги, брошенной к моим ногам последними лучами зимнего светила. Это богатство мерцало слепящими блестками и впереди, и близко, и далеко, и справа, и слева на спинах волнистых сугробов, на пушистых сосновых лапах.

Протяни руку, возьми пригоршню этой сверкающей красоты, подкинь над собой и жди: облако драгоценностей мгновенно засверкает над головой, и ты услышишь тихие шорохи богатства, осыпающегося сверху на тебя.

Утверждаю - только в закатные часы на лесной просеке можно различить шуршание снежною изобилия, запорошившего чудесный уголок леса: это мороз так успокоил все вокруг, что даже слышно, как трутся своей красотой друг о друга снежинки, разукрашенные закатными красками студеного дня.

Уходило солнце, опускалось все ниже и ниже к границе дня и ночи, бросало прямо навстречу мне целыми охапками это богатство…

И тут случилось чудо: взамен отдельных бликов красоты в последние свои мгновения сумерки положили на лесную просеку длинные - очень длинные!- багряные, изумрудные и синие полосы морозного изобилия.

От всего увиденного я почувствовал, что в этот миг стал богаче и умом, и душой, и сердцем. Надолго. Несмотря на то, что пришедшая ночь вскоре спрятала от меня всю эту декабрьскую диковинку...

Она осталась только в моем сердце...

Из сборника "На охотничьей тропе", Волгодонск, 2011 год.

                                                       * * *

                                                Закатным воздухом

Лесная просека. Проложенная то ли злым топором, то ли неукротимой силой ветра, вырвавшегося суровым вихрем несколько лет назад с донских вод и наделавшего немало бед в прибрежных рощах и перелесках.

Просека пролегла так. что с поздних дней хмурой осени до первых веселых ручейков марта, солнце, прощаясь с небосклоном, оставляет здесь, между редкими деревьями светлые полосы своих лучей. Под вечер, перед закатом, они ложатся осенним разноцветьем на пестрое листовое убранство донской просеки. С нее улетают из наших мест последние запоздавшие вальдшнепы, спугнутые серебристым инеем и гулким грохотом ружейных выстрелов в час утреннего покоя...

И вот зимняя встреча на лесной просеке в дни декабрьских охот. Встреча с угрюмыми сумерками, подарившими синеватому снегу студеное золото зимнего солнца.

Вот когда следует вдохнуть в себя запахи заката, вдохнуть осторожно, полной грудью. И тогда ты почувствуешь несравнимые ароматы снежинок, сбитых недавней метелью в волнистые сугробы, горечь вербовой ветки, дотронувшейся до твоего плеча, и те особые еле уловимые запахи солнечных лучей, засыпающих на лесной поляне в закатных красках зимнего вечера...

                                                                                                       1966 год