Сиверко

(Отрывок из повести «Отраженный блеск звезды»)

Ноябрьская мокреть закончилась еще с неделю тому назад, но земля так пропиталась холодной влагой, что последний вечер больше ее не впитывала. Дождь остался на земле лужами и лужицами.

Появилось такое водяное блюдце и с торна моего утепленного шалаша. Под ружейной бойницей, с закатной стороны.

Вечерами оно блекло вместе с хмурым предзакатным небом. Когда его очертания терялись в темноте обступивших меня поздних сумерек, я заканчивал охоту.

В последние дни, в вечерние часы в лужице, отражаясь, загоралась яркая звездочка. Какую бы позицию я не занимал, сидя в шалаше, это светило виднелось через бойницу.

Я избегал смотреть на его отражение, но яркая точка, блестевшая в воде лужи, как бы проникала своими лучами в глубину тех мыслей и чувств, которые охватывают человека,

ожидающего  охотничье   счастье   под   сводом   охотничьего домика-шалаша.

А светлое пятно звезды не только проникало в волнующие переживания охотничьего азарта, но иногда и отвлекаю от него, путая мысли. Вторгалось другими чувствами.

Среди потухающих красок водяного блюдца, оставленного ноябрьскими дождями, свет отраженной звезды горел яркой точкой воспоминаний, блеснувшей из темноты прошедшей жизни.

Я отворачивался, стараясь смотреть на гаснущие цвета донского залива, лишь бы не видеть эту звезду. На несколько минут мне это удавалось, а потом мой взгляд опять падал на яркую точку под бойницей.

...Мне давно стали привычными волнения охотничьего азарта, приходящие всегда, когда предстояла встреча с дикими обитателями рек, озер, полей и лесов. Шло состязание: кто лучше спрячется, кто будет осторожней, внимательней. Умней.

За ошибки каждый платил по-своему: я - пустым охотничьим ягдташем, а звери или птицы - жизнью.

А тут яркий лучик звезды перепутал чувства: мысли метались, не зная кому отдать предпочтение - то ли азарту предстоящей встречи с дичью, то ли воспоминаниям, принесенным из прошлого?

Ко времени появления звезды особенно усиливался лет северной утки. Но когда я, собрав битую дичь, возвращался в шалаш, звезда больше не отражалась в воде, небосвод вместе с ней уходил в сторону.

И сразу большая пустота обнимала сердце: ни азарта, ни воспоминаний. Я забивал бойницу пучком смятого камыша, оставляя за стенами шалаша пришедшую ночь, и освещал свой треугольный мирок тусклым светом лампы «летучая мышь». Моя уродливая тень укладывалась спать вместе со мною в противоположном от входа углу.

Я старался вызвать воспоминания, навеянные светом отраженной звезды. Но ничего не получалась...

Видимо, заряд чувств, метавшихся недавно в моем сердце, весь выгорел в те минуты на высоком пределе. А тлеть такие чувства не могут!

Засыпал я с опустошенным сердцем...

...Только камыши на берегах заливов, на плесах всю ночь вели шепотом переговоры-разговоры. О чем - обо всем диком и красивом. Кто их слушал? Донская вода, хлюпающая у ног камышей или звери и птицы, а может быть, та моя звездочка?...

* * *

В тот день с утра над Доном и над заливом, где размещался мой шалаш, пошли последние осенние тучи. Серые, пухлые.

Г обеда задул сиверко: камыши склонились в поклонах к южной стороне. Облака посветлели, кое-где обнажили синеву неба. Но солнце из своего плена не выпустили. Несколько больших туч тянулись по небу как бы вместе с ним, не давая ему проглянуть и попрощаться с земными просторами. Попрощаться перед зимой.

А что ома быстро надвигалась, я почувствовал по холодку, дохнувшему на руки и забравшемуся под рубаху через расстегнутый воротник. Теперь, сидя в шалаше, я прятал руки в карманы, оставляя ружье лежать на окне бойницы. Его металл тоже остыл, и при касании обжигал холодным огоньком.

Проводив солнце за горизонт, тучи начали расходиться. Одна из них шла низко над лесом. До чего же она была похожа на Деда Мороза! Распушенная борода, большой нос, красный от закатных красок, папаха, съехавшая набок.

Пока я любовался небесным Дедом Морозом, в лужице под бойницей загорелась звезда. И тотчас ее пронзило морозной стрелкой. К первой прибавилась вторая, третья. Они простреливали гладь лужи.

Моя звездочка перебиралась со стрелки на стрелку, но их становилось все больше. И вскоре на застывшей поверхности лужицы виднелось только светлое пятно.

Утка шла валом. Часть стай проносилось дальше. А другие, заметив запив, устремлялись к нему. Я им был за это «благодарен». Их появление отвлекло меня от раздумий, от тусклого пятна на корке молодого льда.

За короткое сумеречное время патронташ мой опустел. Палил я с какой-то неистовостью. Выстрелив последний патрон по паре кряковых, я услышан, как звякнул ледок, разбитый у кромки берега упавшей птицей.

И тут почувствовал, что здорово озяб. Выбрапся из шалаша и бегом по мелководью собирать дичь.

Вдоль берега нарастал лед. Мелкие волны, поднятые мною беготней по заливу, со звоном крошили его острые кромки.

Вернувшись к шалашу, я раздавил сапогом тонкую ледяную кромку на лужице под бойницей. Хотел выпустить из холодного плена мою звездочку, но ее уже не было. А мне надо было обязательно ее еще раз увидеть! Буря чувств и воспоминаний, всплывающие каждый вечер в лучах отраженной звезды, достигли своего предела.

Охота закончилась, а я бродил вокруг шалаша, будто чувствуя, что в эту ночь что-то должно произойти.

Пустота к сердцу не подступила, звезда ушла, а чувства метались. И теперь в полную силу. Ведь охотничий азарт остыл, Его я успокоил грохотом выстрелов. В сердце осталось только место для воспоминаний.

Спать в шалаше я не рискнул. Резкое похолодание, сошедшее с просветлевшего неба, застудило берег залива, прогнало из густых зарослей камыша последнее тепло. Не сохранил его и мой речной домик.

До поселка - далекий путь. Ночевать у бакенщика?

Поймал себя на мысли, что «далекий путь» я придумал только для того, чтобы иметь самооправдание проситься на ночлег к бакенщику. Правда, до его хатки было всего десяток, другой минут хода. А до поселка - два часа. Но живет бакенщик с семьей. В тесной, низкой комнатке ютится его тесть Виктор с женой Еленой. Да именно с той Еленой!..

...Сразу обо всем рассказать? Или просто вспомнить все то, что случилось в прошедшие годы?

* * *

... В августе, приезжая по вечерам к переправе, я привык видеть такую картину: солнце осторожно подбиралось к разноцветному столбу сигнальной вышки, а потом вдоль нее сползало вниз. Перед домиком сидел бакенщик, большими ладонями растирал сухой хлеб и бросал курам, толпившимся вокруг нею. Дело шло к ночи. Птицы собирались на отдых, поэтому бродили возле хозяина с ленцой, за крошки не дрались, а поклевывали их нехотя.

Я   озорничал,   и   на  манер   индейцев   из  американских боевиков, сложив ладони у рта, выкрикивал - оооэээааа!!!

Старик бросал оставшиеся крохи курам, качал головой, вероятно в мыслях осуждая мое несерьезное оэканье и направлялся к лодке.

Если его не было дома, из-за избушки выходил тесть, Виктор. Дежуря у переправы, он обычно мастерил что-либо на самодельном верстаке, за домом.

В тот раз не было ни лодочника, ни Виктора. Крики и махание шапкой не давали результата. В домике лодочника на противоположном берегу, будто все вымерло. А солнце давно соскользнуло вдоль сигнальной вышки к горизонту, и ушло в лес. Я начал волноваться: не случилась ли на переправе какая-нибудь беда? И тут же появилась боязнь, что я из-за этого опоздаю на вечернюю зорьку.

- «Может выстрелить дуплетом?» - такое решение вызвало надежду, если кто-то в доме есть, то мою стрельбу услышат: вечер стоял тихий и грохот выстрела разнесется далеко.

И действительно после выстрела из дома вышла Елена. Отвязала лодку, оттолкнула на течение. Когда она подплыла к берегу, мое внимание привлекли синяки под глазами, припухшие от слез нос и веки. Стараясь не смотреть в мою сторону, Лена одним весло удерживала лодку у берега, а другим бултыхала в воде. Не успел я как следует устроиться, как она рывком оторвала челн от прибрежной стороны.

Из деликатности я вел себя так, будто не вижу Лениного заплаканного лица. Только на середине реки я задал дочери бакенщика вопрос, притом осторожный: - Чего ты такая неприветливая?» -

Ответом на этот мой вопрос были ее вопросы: - «Не мог мужиков подождать? Обязательно надо было меня тревожить? Издеваешься? Радуешься моему горю?»

В ее словах, в блеске глаза было столько злобы - она больше не отворачивала от меня свое лицо! - что я ничуть бы не удивился, получив от Лены веслом по спине. Я спросил сам себя: - «Какому это я горю радуюсь? Почему издеваюсь? Потому, что спросил о настроении?»

Спросить то спросил, а в глубине души ответ для меня был давно готов. Опоздал он на большой промежуток времени. Пришел только, когда Лена вышла замуж за нелюбимого человека и, откровенно говоря, - не ревнуя - за плохого человека. Грубого, часто пьяного.

Почему Лена согласилась на это замужество?

Ответ ее был прост: - «Скучно стало жить со старым отцом на «бакене!» Да и ты», - это она уже лично мне сказала, -«сидел со мной по вечерам на сходнях, да все звездами и ночью любовался. А что рядом сохну, не замечал. Помнишь?»

- ...Конечно, помню...

Душной августовской  ночью я  возвращался  с лесного озера. Измученная дневной жарой земля только сейчас приходила в себя. На смену сухим, прогорклым запахам обожженной травы и листвы, из леса, из зарослей тянуло свежестью. Но мне она мало помогала. Потная рубаха под охотничьим снаряжением прилипла к спине. Над верхней губой пот нависал горошинами. Я сдувал эти капли, но часть соленой влаги попадала в рот. Это было не только противно, но усиливало чувство гнетущей жары.

По этой прибрежной тропинке не раз я возвращался с лесных озер. И знал, что в конце тропинки будет вознаграждение за все дневные «муки»: купание в ночных водах Дона. Усталость тут же исчезала.

Эти ночные купания представляли для меня такое удовольствие, что я не могу не рассказать о них подробно...

Тропинка резко сбегала вниз, в овраг. Еще сотню метров шла по его дну, потом - крутой подъем, и отлогий выход к Дону. У самого берега тропа разветвлялась: уходила к дому бакенщика, а другая ее половина выводила к мостам, зашедшим в воду. Меня вела именно эта тропинка.

Ступив на шаткие доски помостка. я снимал рюкзак, патронташ, раздевался и прыгал в воду.

Блюстители медицинских норм скажут: нельзя разгоряченному сразу окунаться к коду! Да еще ночью А если меня охотничьи скитания закалили? Не раз зимой я проваливался под лед. В студеный октябрьский день вброд, по грудь в воде, выбирался с полуостровка, внезапно отрезанного большой водой, прорвавшей колхозную плотину. И что? Даже настоящего насморка от поздних «водных процедур» себе не заработал!

Подходя в ту августовскую ночь к своим помосткам, я увидел сидящего там человека. Свесив ноги в воду, он бултыхал ими, разгоняя волны. А они, возмущенные тем, что нарушен их ночной покой, со злым усердием шлепали о сваи помостка.

Я в сердцах чертыхнулся, поняв, что мое место занято. Помешают моим водным процедурам!

На помостках сидела Елена. Что делать? Не буду же я при ней раздеваться?

Она мне сама помогла ответить на эти вопросы:

- Долго я выслеживала, где вы по ночам купаетесь, -Клена смущенно улыбнулась, - и, наконец, выследила. - Но мешать вам не буду; пока вы купаетесь, я вон там на лодке посижу, - и Елена махнула букетиком полевых цветов в сторону стоянки лодок.

...Купался я, конечно, не так, как в прошлые разы. Пришлось на себе оставить часть одежды.

К бодрому состоянию, пришедшему, как всегда, после нежных ласк донской воды, прибавилось в эту ночь какое-то новое чувство: радостно-озорное. Та досада, появившаяся, когда я увидел, что мое место еще кто-то облюбовал, быстро исчезла. Своим появлением Елена внесла разнообразие в мое ночное купание. А, кроме того, она намекнула, что подождет меня?!?

... Елена сидела спиной к помосткам. А я, накупавшись вдоволь, решил потихоньку подплыть к ее лодке и качнуть ее. ! 1очти не работая руками, пустился вниз по течению. Думал, не услышит она. как я подплыву

Нет, не удался мой заплыв: когда я был почти рядом с Еленой, она, оборачиваясь, сказала: Слышу, что в вашу сторону можно смотреть!

Я подплыл к лодке, Девушка протянула мне руку: Забирайтесь ко мне!

Не хотелось выбираться из воды: я взялся за борт, сказал:

- Давайте я вас к помосткам подтолкну.

-  Хорошо,   - ответила Елена, - поехали: только надо от вербы цепь отвязать.

Она громыхнула ею, давая слабину. Я пошарил в ветвях вербы, нащупал ствол и цепь, замкнутую кольцом. Отвязал.

Осторожно ступая по мягкому песку речного дна, я с приятным усилием подталкивал лодку навстречу донскому течению. Елена сидела спиной ко мне, забросив одну руку за борт, растопыренными пальцами бороздя воду.

...Легкий предзакатный ветерок ласково перебил девичье платье, зеленую мужскую рубаху, да еще несколько других вещей, брошенных на прибрежный куст...

А где же наши главные действующие лица?..

Вместо эпилога

...Проходят годы.

Я уже не паз был женатым Елена тоже не впепвые вышла замуж. Только та звездочка на небе над моими охотничьими просторами постоянно появляется в сумеречные часы осенних вечеров.

Будоражит сердце...

1964 г.

Костер

Неожиданно, вдруг, в последних днях октября своим светлым ликом озарило окружающую природу позднее бабье лето: распрямилась прижатая к земле недавними холодными дождями пожухлая степная трава, деревья обнажались теперь не буйной золотистой метелицей, а медленным листопадом. Ему за это я был только благодарен; зачем так быстро, ветренно убирать с окружающих просторов всю эту предзимнюю красоту?

В обеденные часы белые, медленно летящие ниточки паутины своей легкостью подчеркивали спокойствие осеннего дня. Цепляясь за оголенные ветки деревьев, за колючие кусты перекати-поля они тоже как бы пытались остановить уход прекрасной осенней поры.

Говорят, будто какие-то паучки совершают свой последний полет на белых лентах паутины, а мне показалось, что это они опускаются на землю с еще теплых солнечных лучей, неся с собою непередаваемую нежность и мягкость всей окружающей красоты.

Обратил я еще внимание вот на что - в предобеденное время, над полями, над речкой затрепыхали нежными крылышками какие-то прозрачные бабочки, мелкая мошкара опять зашевелилась танцующими столбиками, правда, не такими резвыми и гудящими как в летнюю пору, но все равно очень мило они смотрелись на фоне желто-багряных красок осени.

Как-то осторожно, без злого летнего гудения, несколько комариков подлетели ко мне, когда я в обеденный час устроился в тени большого куста шиповника на опушке соснового леса. Погудев над моим ухом, они быстро отлетели в сторону. У них, у комариков, явно отсутствовало желание напиться моей кровушки, так как они это делали в летние дни!

...Так было совсем недавно, теплынь заставляла меня даже расстегивать верхние пуговицы на охотничьей куртке...

***

Поздняя осень вернулась разом, внезапно, это я почувствовал в то утро на зорьке в камышовых зарослях. Как по мановению волшебной палочки сразу исчезло вес: и белая летающая паутина, и безбрежность синего неба, и яркие краски осенней листвы, и мошкара, и комары. Все!

Но самое главное, воздух стал влажным, студеным, речка теперь дышала не теплынью, а резким холодком, забиравшимся под куртку, за воротник рубахи. Пришлось застегнуться на все пуговицы, но это не очень-то помогло! Тут я понял: без костра не обойтись, а то можно просто задубеть, сидя на зорьке неподвижно в речных камышах.

Только охотничий азарт заставлял меня терпеть обжигающий утренний холод.

Сразу, после того как лет дикой птицы закончился, выбрался я из своей засады и кинулся бегом, на поляну, туда, куда падала подстреленная дичь, собрал ее и устремился под защиту глубокого оврага. Под его отвесным берегом накидал увядший травостой, собрал сухие ветки я:1, пол кустов шиповника и терновника, в старую газету трубочкой завернул рафинадную головку сухого спирта, достал коробок со специальными охотничьими спичками, - они воспламеняются быстро, сразу, даже при сильном ветре,- и через пару минут язычки пламени костра забегали по сухим веткам, по пучкам осенней травы.

Костер, сперва задымивший таким приятным теплым дымом, постепенно разгорался, шипел, трещал. Студеность утра отступала, дым превращался в лисьи хвосты огня, и, честно говоря, не таким суровым показался мне тот утренний час. Я окончательно согрелся.

И тут к теплыни костра с соседних кустов, из вороха помятой осенью травы начали подлетать какие-то легкокрылые бабочки, мошкара собралась в не очень-то плотный танцующий клубок и так же подлетела поближе. С десяток комаров закружились в теплом воздухе,

Самые неосторожные из них падали в языки костра, то ли сил для полета у них уже не было, а может быть они решили, что з'же лучше погибать в тепле, чем в холоде!

Хоровод мошкары продолжался под крутым берегом оврага до тех пор, пока костер согревал здесь осенний воздух. А потом упали в пепелище резвые языки пламени, исчезло тепло, и я понял, что окончательно ушли от нас дни позднего бабьего лета...

Оля + Копя

Вдоль левого берега тихой степной речки Россошь раскинулась большая заболоченная пойма: многочисленные зеркальца грязноватой воды, земляные островки с полным набором ботаники болотных растений, с изобилием пучеглазых лягушек. Из-за своей беспечности они часто оказывались в клювах длинноногих цапель и аистов, бродивших по болоту.

Тут же сновали юркие кулики на ножках-ходулях: для них на пойме тоже хватило всевозможных червячков и жучков.

С восточной и северной сторон болото огородилось от береговых круч зеленым частоколом остролистного камыша, рогозы и осоки.

Западный берег, постепенно выбираясь из болотной низменности, расположил по своим кручам ожерелье кустов, а вот южный берег... О нем надо рассказать поподробней: возвышался он на дальней стороне, берега его были высокими, крутыми, обрывистыми, у его нижней кромки болотной зелени почти не было, а на верхней приютился низкий кустарник. Там, дальше, в заплечье берега тянулась плотная лесополоса....

...«Возвышался он на дальней стороне; его берега были высокими, крутыми, обрывистыми»...

...После одной очень снежной зимы и дождливой весны взбунтовалась степная речка, обрушила свой левый берег и выплеснула лишние воды в заболоченную пойму -- болото превратилось в сравнительно глубокое степное озеро.

К осени его облюбовали стаи всевозможных водоплавающих: от утиной мелочи чирков - свистунков до цариц наших озер и рек - крупных кряковых. Здесь на новом водоеме всем им хватало мест и пищи.

А вот охотники были пока еще редкими посетителями. Я оказался одним из первых; сюда меня привез знакомый егерь Миша на своем стареньком служебном мотоцикле с люлькой. В ней лежали надувная резиновая лодка, палатка, другие охотничьи принадлежности и ворох старых тряпок.

Я хотел задать вопрос: - «Для чего они нужны?» - но Михаил опередил меня:

-  Комары на озере злючие - призлючие, их только дымом можно отвадить! Подожги тряпку, подыми ею и пусть тлеет! -

-  У меня же есть антикомариная мазь «Тайга»!

-  Ты же не будешь мазать всю палатку мазью, она пойдет на лицо, на руки, а дымом перед сном из палатки комаров прогонишь. А то за ночь загрызут! -

Вскоре я убедился в том, что Михаил был прав!

...Два, три дня прошли без происшествий; ночи проходили без юношеских эмоций, не было и вещих сновидений тоже; рано утром, за долго до рассвета у меня в рюкзаке бренчал походный будильник.

Я одевался в палатке, смазывал «Тайгой» все открытые части тела и отправлялся в камыши, в свою засаду.

Комары налетали на меня гудящими столбиками, но запах мази отбивал сразу у них всякое желание напиться моей кровушки

...Небосвод над восточной частью горизонта чуть посветлел, точнее, сперва посерел, звезды теряли четкость, блеск, а потом как бы гасли в розовых красках, медленно наплывающих снизу. Солнце еще не появилось, но его лучи уже шарили где-то под горизонтом. В такие моменты наступала какая-то особенная тишина - на две, три минуты. И вот оно, - солнце!

Оживали камыши, из них выплывала дикая птица в одиночку, стайками. Одни, радуясь наступающему дню, разминали крылышки, другие стайками, оставляя лапами полоски и бурунчики на воде, сразу взлетали, кружили над озером. Часть из них разом отлетала на поля; другие, покружив над водой, плюхались на озерную гладь и заплывачи обратно в заросли камышей.

Иногда, заставляя всю дичь разом замереть на месте, над озером проносился болотный лунь, но, заметив множество уток, не бросался сверху на них; лунь нападал только на одиночек...

... В то утро я спустился по косогору в свою засаду, поднял голенища на бродских сапогах и зашел по колено в воду.

Скользкими от мази пальцами взял из ячеек в патронташе два металлических патрона, для того, чтобы вставить их в стволы ружья. И тут. один из них. выскользнул у меня из руки, булькнув, исчез под водой, упав к моим ногам. Не подумав, не подвернув рукава на рубахе и куртке, я сунул руку в воду.

Поняв свою оплошность, довольно громко высказал словесную абракадабру в адрес рогатого, волосатого и хвостатого. И вдруг над озером в ответ прозвучало: - «Ах ты, черт полосатый!».

Я опешил, сразу не поняв, что это мои слова повторило озерное эхо. Решил проверить, еще раз крикнул: - «Ах ты, черт полосаты!» - и тут же эхо дало ответ с южного берега озера.

А если просто так: - «Ауу!» - и сразу над озером аукнуло.

Что если выкрикнуть имя близкого любимого человека!'? Я позвал: - «Оля!» - эхо не заставило себя долго ждать; вот оно: -«Оля!» - но будто не так четко, чисто, а с какой-то хрипотцой: - «Кх-кх-кх Оля!., то ли Коля!

Что за чертовщина! Крикнул еще раз - и в ответ опять то ли «Оля», то ли это меня кто-то зовет!!!

Ну, хватит ерундой заниматься; от моей переклички с эхом, то ли зорька подгоняла, но дикая птица начала улетать с озерных просторов.

Одна стайка кряковых стремительно мчалась в мою сторону. Внимание, охотник! Приклад ружья прижат к правому плечу. Пол секунды. Прицел. Пол секунды. Еще пол секунды. Вынос стволов на опережение и палец скользнул с одного, а затем с другого крючка - толчок в плечо, грохот дуплета.

Хотя стайка мчалась стремительно, но свинцовая осыпь горячих дробинок мчалась еще стремительней; дикая птица резко отвернула в сторону, но одна утка комком падала на травянистый холм над озером. «Хорошо, что не в камыши, легче будет потом ее найти», - эта мысль отвлекла меня, но уже через секунду я впопыхах вставлял в стволы новые златоглавые патроны.

Охота продолжалась...

Когда через час. другой собирал на холме битую дичь, одна мысль не давала мне покоя: что мне «отвечало» эхо над озером: - «Оля!» или ...звало меня по имени?!?

...К обеденному часу я был в поселке, откуда отправлялся рейсовый автобус в город, в котором проживала та, которую я звал в этот ранний час на степном озере.

Да и она, кажись, тоже меня звала?!?

.. .Я еду к тебе, Оля! Я тебя люблю!..

Лисенок

Свежий весенний ветерок парусом надувал занавески на окнах в коридоре. У дворовой калитки в тихом предвечерье были слышны детски голоса, у ребят шел о чем-то жаркий спор:

- Он же охотник, он все знает лучше, чем твой брат!-девичий голос, кажется, внес определенность в возникшую давеча перебранку. Калитка скрипнула и на тропинке к дому

встали трое: двое мальчишек и девчонка, жившие в домике на дальней окраине поселка, у леса. Девчонка держала на руках что-то запеленованное наподобие куклы.

Я сошел с крыльца дома, дети поздоровались, и один из них кивнул на «куклу»:

-     Вот, нашли в лесу! -

-     Маленького,   голодного!   -   со   слезинкой   в   голосе отозвштсь  девчонка,   и  туг  я   увидел,   что   из  «пеленок» выглядывала хитрая  мордашка молодого лисенка с белой меткой на лбу.

Почти хором дети пытались объяснить мне, как попал им в руки этот зверек. Из их сбивчивого рассказа я понял: лисенка они нашли два, три дня назад, - «он жалобно скулил!» -носили его по опушкам, вдоль кустов, по перелескам. -«искали его маму!!» - но, не найдя, забрали домой. Поили молоком, крошили в него хлеб, а потом решили, что надо пойти к «дяде охотнику» и спросить, что им дальше делать со зверьком.

Я им посоветовал еще раз побывать в лесу, но там не шуметь, затаиться, выждать - может быть, им доведется увидеть старую лисицу, разыскивающую потерянное дитя. Если не удастся найти лису, то надо придержать лисенка дома. Объяснил, чем его кормить беречь от собяк, я кяк только он чуть-чуть повзрослеет, следует отпустить в лес, ведь нежелательно, чтобы зверек привык к домашней пище, перестал бояться людей. Зверь должен оставаться зверем.

Дети ушли, унося с собой на руках, лисенка. По-моему он был доволен этим своим положением; вертел головкой туда-сюда, хитрые глазенки оглядывали все вокруг.

***

Осенний   вечер   прощался  с  уходящим  днем:   в  такие минуты в природе будто замирает любое движение, затихает

предвечерний ветер, шорохи, шумы удаляются в лесную глубину, а на речных плесах исчезают морщины с водной глади. Тишина. Ее беспокоят только тихая перекличка улетающих на покой галчьих стай, и громкая вечерняя перебранка куропаток и фазанов в ближайших перелесках...

...По крутому откосу я выбирался из глубокого оврага, заросшего с двух сторон низкорослым кустарником. И тут вдруг из него впереди меня на тропу выскочила лисица. Хотя по срокам еще не была открыта осенняя охота на пушного зверя, но я инстинктивно сдернул ружье с плеча.

Однако зверь, вместо того, чтобы стремглав броситься или в кусты или прочь по тропинке, остановился и стал оглядывать меня. Я опешил, такого поведения лисицы за пятьдесят лет охотничьих скитаний я ни разу не наблюдал. Не останавливаясь, я шел вверх по тропе ей навстречу, а она, отбежав от меня на пару шагов, опять усаживалась на тропинке.

Приглядевшись повнимательней, я понял, что это был молодой лисенок, - а не лиса, еще без зимней шубы, но с пушистым подвижным хвостом и белой бляшкой на лбу. Его «игру» со мной заметили сороки, разместившиеся на ветках в перелеске, загалдели, явно не одобряя эти звериные прыжки на лесной тропе

И тут память вернула меня на несколько месяцев назад; весенний вечер во дворе нашего дома, ребята с "куклой" лисенка. Неужели это он?..

...Когда зверь в очередной раз, прыгая и резвясь на тропинке, отбежал от меня, я остановился, взвел курки на ружье, и, направив его стволы вверх, ударил дуплетом. Огненные стрелы метнулись ввысь, в сумеречное небо, грохот выстрелов разбил вечернюю тишину, испугал в лесу сорочье племя.

Зверь с тропинки мгновенно исчез. Ничего! Пусть знает -человека с ружьем ив лесу, и в степи надо бояться!..

Вскоре ребята из дома, стоящего на дальней окраине поселка рассказали мне, что недавно тот лисенок, которого они. по их словам, «кормили до отвала», «нежили и холили», ночью прогрыз дырку в деревянном полу клетки и убежал.

Я им рассказал о своей встрече на тропинке в овраге. Тут они согласились со мной: сколь дикого зверя не корми, он, все равно, в лее смотрит!