Почти уверен в том, что вы или удивитесь, а, может быть, даже и возмутитесь, выслушав это мое признание; однако, вопреки всему я очень завидую людям, ушедшим от нас в другой мир, которым родные и близкие определили именно это кладбище для их вечного покоя. Почему? Если вкратце, то расположено оно на очень живописном местечке. Этим почти все сказано, но, а подробности, наверное, не помешают: находится оно, это кладбище, на высоком бугре, продуваемом всеми ветрами.
Солнечного света здесь тоже хватает с утра до вечера, ведь кладбище стоит на возвышенности! Отбившись от горизонта, отделившего дальние степные просторы от небесной сини, первые свои лучи кладет солнце именно на этот высокий бугор; в конце дня, покидая сумеречное небо, последний взгляд солнечных глаз также коснется этого места...
...Жалко, конечно, что не живу я в ближайшем к кладбищу поселке, а то бы уже сейчас был спокоен: похоронят меня на очень красивом месте!
А пока, приезжая сюда под выходные вечером к знакомым и уже от них, - обыкновенно рано утром, - я ухожу в ближайшие охотничьи угодья. По тропинке, идущей мимо кладбища.
Можно, конечно и по дальней дороге пойти, но она -дальняя, крюк получается, а так, - мимо кладбища и, спустившись с бугра, выходишь к реке. И на подходе к ней уже надо с плеча ружье снимать и златоглавые патроны вставлять в вороненые стволы. Но не только прямой выход в охотничьи угодья предопределяет этот мой маршрут: где-то в мозгу подсознательно будоражит странная мысль, - а если хотите более откровенно, - не мысль, а именно встреча с этим кладбищем побуждает тревожное любопытство: как им здесь, ушедшим от нас? Что с ними происходит после того, как их землей засыпают? Молодых и пожилых, красивых и не очень-то. Одни из них не только просторы своей страны, но и «пол Европы прошагали, пол Земли». А теперь здесь! Навсегда! Есть тут и такие. Понятно, о ком я говорю?
Другие, может быть, даже ни разу из своего поселка не уезжали, ну, например, дети малые. Умерли...
Могильный холмик одного из таких покинувших этот мир появился как-то осенью, недапеко от тропинки, шагающей вдоль восточной стороны кладбища.
Холм маленький, деревянный некрашеный крестик в его изголовье - тоже небольшой. На нем два. три веночка подвешены. Взрыхленная земля свежая, темная; похороны, наверное, состоялись вчера, позавчера. Мне стало не по себе: детская душа, малое человеческое существо ушло навсегда из нашего сложного, порою тяжелого, но всеравно прекрасного времени, из мира земной жизни. Ушло так и ненадышавшись вдоволь чудесным воздухом летнего или осеннего утра, запахами первого снега. Не любившее еще никого в полную силу, и не любленное до конца другими.
...Говорят - детские души, безгрешные души улетают прямо в рай. Ох, вряд ли там лучше, чем у нас на земле?!?
Я шагнул к сторону новой могилки хотел узнять кого это уже нет среди нас? И тут навстречу мне вышел песик. Низкорослый, шерсть грязно-кофейного цвета. Не рычал, не лаял, а просто затопал лапами в мою сторону.
Порода? Да самая что ни есть дворовая: уши висят лопухами, морда длинная, узкая, ноги короткие, кривые, хвост повис мочалкой. А в глазах, в глазах такая грусть, столько собачьей безнадежности, что у меня от всего увиденного аж в горле запершило, спазм сжал обручем затылок.
Именно в это время, давайте скажем так, - во время «знакомства» с песиком родилась очередная донская заря: солнце раздвинуло облака над степным горизонтом и своими первыми лучами пришло сюда, на этот бугор, в тишину поселкового кладбища.
Кто его знает, может быть, мне показалось, но будто и кресты, и памятники стали не такими сурово-отчужденными, какими они были до встречи с первыми лучами солнца.
Но так уж получилось, что на маленький могильный холмик и на крест солнечный свет ни сразу попал - в тени они оказались. Это как бы выделило их, но не стали они от этого заметней. Просто тень на фоне света всегда контрастна.
От этого видения, от этой выпуклости еще больней стало у меня на сердце; теперь уж ясно стало, что могилка детская, свежая с еше не осевшей землей. И почему-то сразу пришла необъяснимая уверенность в том, что к этой свежей могилке прямое отношение имеет вышедшая навстречу мне дворняга.
Почему? Не зная, честное слово! А какое отношение?
Может быть до того страшного дня, когда перестало по какой-то причине биться детское сердечко, этот песик, играя, бегал по двору или по поляне повизгивая со своим маленьким хозяином, - или хозяйкой? -
Может быть, пестрый мяч в руках у ребенка заставлял собачку громко лаять, как бы упрашивая: - «Ну, брось ты мне тот мячик, да подальше, а я тебе его в зубах обратно принесу!» - Или другие зядумки появились в собачьей голове, вроде такой: мячик бросят, а она его схватит, да начнет убегать от своего хозяина. Он - за ней, да так через весь двор, или через всю поляну. Вот интересно! Вот это игра!
За такую забаву, за такую беготню можно было все простить: ведь таскали его, песика невзрачного, и за хвост, и за уши. А он все терпел! Почему? Да не только потому, что во всех играх во дворе или за домом ему уделяли особое внимание. Тут дело в другом: самые вкусные кусочки в его собачьей трапезе он получал из рук своего маленького хозяина...
Чего это я взялся только за «маленького хозяина»? А может это была «Хозяюшка маленькая»?
Да ладно, но от них, то ли мальчика, то ли девочки, ему всегда только лакомые кусочки доставались. Старшие в его собачью лоханку или борщ полухолодный наливали, или суп, водой разбавленный. А детвора приносила обрезки колбасы, кусочки хрустящие. Иногда просто хлебушко в масло обмакнутый - ох и вкусен же он в таком виде!..
Потом случилось что-то непонятное, даже страшное: во двор дома, где проживал этот песик, пришло много людей: были среди них и дети, были даже знакомые мальчики и девочки из соседних дворов, некоторые из пришедших плакали, но не смотря на это во дворе царила какая-то жуткая тишина. Пугающая.
Особенно громко заплакали, нет. даже зарыдааи. когда из двери дома вынесли маленький ящик. Поставили на скамейки. Песику не было видно, кто же находится в нем, но все те, кто наклонялся к нему, сперва прикладывали скрещенные пачьцы руки к своему лбу, на плечи и ниже сердца. И плакали. И больше всех родители его маленького хозяина. Но где же он?
Какое-то глубокое беспокойство у песика вызвало ощущение того, что он где-то здесь, близко. Знакомые запахи будоражили его нюх, но к ним, к этим запахам, примешивался какой-то новый тяжелый неприятный Но что-то и к нем всё -таки, было близкое.
Правда, появились и другие странные ароматы: автомашина, бренча мотором, заехала задом во двор, выхлопывая при этом из тонкой трубки вонючий сизый дым. Непонятные запахи шли и от тоненьких палочек, которые люди держали в руках, а они, эти палочки, потрескивая, горели яркими огоньками.
Все непонятно, тревожно, пугающе. Песик забежал за угол Дома, решил больше не метаться под ногами у людей, - а то еще чего доброго затопчут, - и особенно ему хотелось как можно меньше слушать этот плач, это жалобное пение человека в длинной темной одежде.
Он то и пошел впереди машины, когда она выехала со двора. Следом за ней двинулись и все пришедшие на это странное для песика сборище людей.
Каким-то необъяснимым инстинктом он почувствовал, что где-то тут должен быть и его маленький хозяин, тут в этой толпе. И он пошел за ней. Когда процессия взобралась на высокий холм, все остановились, окружили место, от которого шли запахи теплой свежевырытой земли. Пес отбежал от толпы, потому что там многие громко плакали, а особенно его испугали какие-то грубые глухие удары: вместе с ними раздаяись душу раздирающие рыдания и заунывное пение.
Что же это такое? - недоумевала собачонка, пугаясь всего здесь происходящего.
... Когда же почти вечером люди отсюда разошлись, песик увидел у холмика свежевскопанной земли, воткнутые в него палочки с горящими огоньками, какие-то ленты, уродливые цветы, издающие на слабом ветерке неживое шуршание, и над всем этим деревянный знак, каких было тут на кладбище немало.
И поняв своим чутьем собачьим, что где-то здесь находится его маленький хозяин, но он его не может найти, песик завыл слабым голосом Сил у него не хватало чтобы выть громко. И собачка осталась возле холмика свежевырытой земли.
***
... Песик подошел ко мне и уселся у моих ног. Не лаял, не скулил. Не хотел, наверное, нарушать кладбищенскую тишину этого утра. Все в нем, в этой дворняге, было невзрачно, но вот глаза... Сколько в них печали, грусти собачьей. Они у него, у песика, выделялись, если можно сказать так! - из всей его уродливости, несуразности особой привлекательностью: большие, карие, с каким-то внутренним блеском, глубиной.
У каждого живого существа, - и у человека тоже! - всегда есть что-либо красивое, привлекательное, выделяющееся. Даже у любого уродца. Так было и у этого песика.
Я сперва не понял своим жестоким сердцем, чего собачонка на меня так смотрит, и решил по-житейски: она кушать хочет!
Снял со спины рюкзак, нашел целофанку с колбасой, отрезал добрый кусок, кинул на землю. Подумал - сейчас песик к нему кинется.
Нет, не кинулся. Обнюхал и начал спокойно кушать. Временами поглядывая на меня своими грустными глазами.
Что он, не голоден? Колбаса ему не по вкусу? Может быть хлеба подкинуть?
Отломил кусок от полубулки. Песик его обнюхал, куснул разок и опять за колбасу принялся.
- «Воды ему надо принести», - решил я, и, найдя использованную банку от консервов, спустился вниз, к реке, набрал воды. Принес наверх, поставил возле собаки. Она быстро вылакала воду. Пришлось еще раз спуститься к реке, да уж с двумя банками...
Но охота не ждет. Над дальними речными плесами стаи уток поднялись И де-то далеко бабахнули дуплетом. Напомнили - утренняя зорька началась. Не зевай!
Я забросил рюкзак на спину и пошел по тропинке к ближайшему плесу. Разок обернулся - песик сидел возле могильного холмика. Смотрел мне вслед. Его взгляд как бы говорил: - «Ну, чего же ты уходишь? Ведь ты так и не узнал, кого здесь похоронили?»
Не хотелось сейчас об этом думать, поэтому я зашагал попроворней прочь от кладбища. На душе и так было муторно и неспокойно. Но почему?.
Может потому, что тропинка, шагающая вдоль поселкового кладбища, шла как бы по границе бытия и небытия? Это смущало - здесь жизнь, а что же там?..
...Охота, конечно, отвлекла от грустных раздумий: увела в другой мир, мир ожидания, настороженности, удивления.
Как это понимать? Вот просто так: когда ты шагаешь осторожно вдоль речного берега, то ты весь сосредоточен в ожидании взлета уток из камышей или с плесов. Это порождает настороженность - ты вздрагиваешь от любого шороха в зарослях, мгновенно вскидываешь ружье к плечу и... ничего. Шорохи в камышах не всегда имеют отношение к охоте - просто это черепахи плюхаются с берега в речную воду.
Приходит и момент удивления: почему вдруг почти с открытого плеса взлетает дичь? Секунду тому назад казалось, что это какие-то речные кочки возвышаются над водной гладью и тут... «кочки» взлетают.
Прицел, грохот и... опять удивление. Причины? Ты был уверен, что твоя дробь не просвистит мимо взлетающих птиц, а все они живые, целехонькие уносятся прочь. Бывает и другое: стреляешь в спешке, на вскидку, не целясь, думаешь, что бьешь в «молоко», а тут гляди, две птицы выпали из утиной стаи.
Но не подумайте, что охотник целый день только и делает, что бегает с ружьем вдоль берега реки или по полям и лесам. Он и не раз, и не два, найдя укромное местечко, - а я выбираю именно такие, с хорошим обзором, для того, чтобы красотами природы полюбоваться! - расстилает на мягкую травку в тени под деревом охотничий плащ, выкладывает на него всю съедобную снедь. И только тут почувствует, - ох, как он проголодался!
Скажу откровенно: нигде и никогда я не употреблял пищу с таким удовольствием, с таким аппетитом, как на охоте. Хотя, понятно, особого изобилия и разнообразия в еде в полевых условиях не бывает: полоски сала и кругляшки колбасы с хлебом, головка лука, иногда яички крутосваренные, в термосе чай или кофе. Горячие. Особенно они к месту в холодное время года. Вот и все. Это на целый день, не очень-то! Правда?
Но надо же иногда и свой каждодневный рацион разнообразить?..
Если в другие дни охоты я старался до ее окончания съесть все припасы, то на этот раз оставил в целофанке хороший кусок колбасы, два, три куска хлеба и даже одно вареное яйцо. Для песика.
О нем я вспоминал на привалах, но, конечно же, не так часто. Будоражили воспоминания о только что закончившейся охоте: удачный дуплет по паре кряковых и «налет» на меня стайки диких голубей: ждал в засаде в камышах, что утки на чистую воду плеса выплывут. - они в зарослях «перекрикивались», - а тут вдруг в крону дерева на противоположном берегу с налета стая вяхирей опустилась. Заметили меня, сразу сорвались прочь с веток, вспорхнули, но не всем удалось улететь...
... Уже в сумерках, когда я шел мимо кладбища обратно в поселок, собачонка у могилки лежала почти на том же самом месте, где я ее утром оставил. Приподнялась, два, три раза вяло махнула хвостом, - значит узнала! - и шагнула мне навстречу Я опорожнил перед нею целофанку: песик опять-то не очень рьяно кинулся к еде. Пришлось уже в темноте сходить к речке, набрать воду в старые консервные банки.
Уходил я спешно, ночь со всех сторон обступила кладбище. Признаюсь - жутко мне стало: здесь таилась какая-то особая тишина. Глубокая, настороженная, путающая даже самыми безобидными видениями: куст за кладбищенской оградой представлялся чудищем с взъерошенной шевелюрой; шорохи, производимые бумажными цветами на венках воспринимались как звуки, идущие из-под земли. Жутко!
..Не раз в течение недели я вспоминал о собачонке: кто ее кормит? Кто воду приносит?
Размышления успокаивали: на кладбище люди бывают часто. Покормят. Два, три дня на этой неделе шли дожди. От этого появились лужи на кладбищенских тропинках. Значит -вода для песика найдется. Да и речка недалеко. Внизу, под бугром.
В конце недели, в пятницу, я готовился не только к охоте, но и к встрече с собачонкой: забрал с нижней полки холодильника собранные для нее пищевые отходы, да и колбасы взял чуть больше положенного.
Вспоминая те свои страхи на кладбище в прошедший выходной, подумал, а ведь жутко, наверное, собачке в ночную пору среди крестов и могил?
Но моя человеческая логика сразу же не согласилась с этими моими раздумьями - вряд ли у собак мозгу вырабатываются «мудрые» мысли о загробной жизни, какие порой волнуют и пугают людей. У них, у собак, все проще: ночь темная, страшно, значит надо лаять, прогонять эти страхи. Так они и делают!
...Когда я через неделю опять рано утром вышел к кладбищу, то собачонки у могильного холмика не было.
Консервные банки стояли почти на том самом месте, где я их в прошлый раз оставил: все было как тогда, только недавние дожди как бы пригладили взрыхленную землю на могилке; надписи на крестах и на венках превратились в разводья, да и сами венки выглядели не очень-то - какие-то помятые, скомканные.
А песика не было. Я нарочно звякнул старыми консервными банками - нет его! Снял со спины рюкзак, вынул сверток и зашелестел газетой, в которую дома в последние дни заворачивал остатки еды. Газетные шорохи также не помогли - песик не появился.
Я осторожно свистнул, - как-то неудобно показалось мне громко свистеть на кладбище. Нет песика.
В ближайшей к кладбищу сосновой роще чего-то очень громко кричачи галки. Суетились: то взлетали на ветки деревьев, то опускались на землю. Черные. Зловещие.
Вспомнилось: так суетятся галки и сороки, когда находят в охотничьих угодьях погибшую дичь. Может быть это?..
Хотя я утром и не увидел песика, все равно днем на своих привалах собирал для него остатки пищи.
Но песика и вечером у маленькой могилки я не встретил...
...С тех пор два года ходил на охоту по дальней тропинке, в обход кладбища...
***
...В прошлую осень всего однажды изменил свой маршрут и пошел по знакомой тропинке мимо кладбища.
На месте маленького земляного холмика с крестом теперь стоял такой же маленький памятник, могилка отмечена бетонной оградкой.
Как ни странно, это место я сразу нашел, хотя вокруг него за два года еще немало новых могил появилось.
На памятнике в круглой оправе - фотография девочки. Обыкновенное личико маленькой девчушки с двумя змейками гонких косичек по сторонам, носик-курносик. А вот глаза...
Долго я искал определение какой-то их особой отчужденности. Может быть все так выглядело на фотографии, быть может быть она была не из особо удачных, не знаю, но все равно, была, - беру на себя смелость так утверждать, - была она, эта девочка как бы не от мира сего, с какой-то одухотворенностью во взгляде.
Тут же под овалом фотографии написано черной краской имя девчушки - «Светлана» и фамилия...
... Было ей всего шесть годиков...
|