Лариса Гуреева, пос. Зимовники
____________________________________________________________________________
Кашатурка (продолжение)
Венчал старообрядческий месточтимый Святой отец Иоанн Иосифович Текучёв, после венчания попросил нас с Анной Кузьминишной спеть старую донскую песню, ишшо бабки наши пели. Уж больно ему ндравилось, как Анна поёт:
Снеги белые, пушистые
Покрывали все поля,
Одно поле не покрыто,
Поле батюшки мово.
Одно поле не покрыто,
Поле батюшки мово.
Среди поля есть кусточек,
Одинёшенек стоит...
Среди поля есть кусточек,
Одинёшенек стоит.
К земле веточку не клонит,
Знать, листочков на нём нет.
Пойду с горя в чисто поле, выйду я на бугорок…
Мать моя плакала, когда мы с Анной Кузьминичной песню завели.
На венчании родители мои, Егор Поликарпыч и Фёкла Ивановна, стояли наряжённые. Отец вместо своих войлочных вонючих штанов с лампасами натянул брюки из сукна хвасонистые, сапоги намазал салом гусиным свежим со смальцем. Чубатый, зыркающий чёрными глазами по сторонам. Мария, сестра Анны, тоже не отставала, юбку зелёную с оборами с сундука достала, на голову кружевную косынку надела, под косынкой волосы в фальшонку собраны, всё модничала. Сваи Спиридон в штанах с лампасами пришёл. Показать себя, казак мол я донской! Свадьба была богатая, весёлая. Анны брат Илларион так чечётку выбивал, пыль столбом стояла», — вспоминал обо всём со щемящей тоской в душе Стефан Егорович.
Хорошая жизнь семейная зачиналась. Вечером хутор затихал, кое-где слышны были смех и крики молодёжи, на курагоде молодёжь гуляла под гармонь, песни пели. И не уставали с Аннушкой, успевали всё. Двадцать лет прожито. Эх, не вернёшь это всё назад! Вона с церквей все кирпичи да доски растянули по дворам. Больницу и школу перетащили в хутор Сиротский.
А оно как оказалось? Свои-то, казаки, не взяли на работу в станице, сказали, что глухой с войны, дескать, им не нужен. А в хохлячьей, тавричанской слободе, которая на левом берегу Сала по указанию властей населялась до Второй Отечественной, на работу взяли, и сапоги новые хромовые дали, и френч военный. Он-то Стефан Егорович кроме табунов ничего и не знал. В Догзмакин на черные земли, что в калмыцких степях, табуны гонял. Сноровку надо иметь для этого, не все могут. Иногда против ветра целый день, с коня не слезая, табун держал, чтобы он по ветру не ушёл. Казаку одно счастье: разогнать жеребца и нестись, чтобы в ноздри степной запах полыни, и сердце заходится где-то там за спиной.
Не осталось от станицы да казаков ничегошеньки. Сады и те на топку пустили. А в 1930-х годах тех, кто встал на ноги, «кулаков», во время коллективизации отправили в Пермский край и на север: в Березняки, Старокузнецк, Серов, Архангельск, на Соловки — в ссылку. Кто успел, на подводы сели и ночью в неизвестном направлении скрылись. Всё под снос, и церкви не осталось ни одной. А было четыре: Богоявленская, в которую отец с матерью ходили, Троицкая, Власиевская, Покровская, да два молельных дома старообрядческих.
Подошедши к Муражку, Стефан остановился и окинул взглядом яры снизу: «Красота-то какая»!
Воспоминания роились в голове Стефана. Июнь, 19 число 1940 года. Именно в этот день, как говорила супружница, после Троицы во - середу родилась самая любимая дощещка Феодосия, или, как ласково называли родители, Феня, Кашатурка. Травостой стоял высокий в том годе.
Родилась с чёрными, как смоль, волосами, чёрные глаза как переспевшие вишни с чёрнючими ресницами цеплялись за тебя и следили внимательно, будто понимая что. «Ишь ты, вся в мать да бабку калмычку-бузавку, красавица! — говаривала Кузьминишна. — Как вывернет батины глаза, то хоть стой, хоть падай»!
Стефан в 1941 году уходил на войну, Феня в люльке спала. Поцеловал её, да Евгению с Ваньчиком, и поехал в военкомат со своими станичниками. На войне думал о родных, о доме, о станице. Степь вспоминалась майская, разнотравье луговое, особо по балкам, Кузьминишна у речки с ромашками в руках... Мечтал, о том, что возвернётся домой, да как заживём! В 44-м контузило, лечился в госпитале, где обмазали пеной и завернули в простыни. Потом размотали, доктор принёс табак и хлеб, спросив у Стефана:
— Что у меня в руках? — Табак, — ответил Стефан — Ты куришь? — поинтересовался доктор.
Получил отрицательный ответ. — Значит, будешь курить.
Оно и вправду. Дома Анна сажала в огороде самосад, и Стефан собирал табак в вязанку, укладывал на тачку, вёз домой, сушил, потом рубил в ступке лопатой, лихо закручивал самокрутку, чадя, как паровоз. Всегда носил с собой кисет, шитый дочерью Евгенией. Подушечки пальцев от махорки были черные. Семена табака, збирали сразу на огороде, складывали в холщовые мешочки, оставляли на следующий год, на посев.
Перед тем, как вернуться домой из госпиталя Стефану Егоровичу, дети как предчувствовали возвращение отца, сидели на сундуке, смотря в окно, пели, болтая ногами:
Ты машина стукашина,
Куда папу утащыла,
Стой машина,
Стой, вагон,
Передай папе поклон.
Целую неделю пели эту песню и как наколдовали: Стефан вернулся домой контуженный, плохо слышащий, но живой. Ходил по весне травы в степи собирал, пил потом отвары, чтобы боль от контузии облегчить.
«Столько пережито у нас с Аннушкой. А вот незадача — придётся ехать в конный завод одному», — подходя к куреню, думал Стефан. Знал: если уж Кузьминишна решила, то бесполезно отговаривать.
Последние шаги к куреню делал тихие, привязал на учкур коня к перилам гальдареи, запрыгнул на балясник и прислушался. Вроде тишина, никого. Не слышно ни детских криков, ни возни хозяюшки возле гарнушки, летней печки.
Не складывалось в голове, как при детях собирать вещи. Сердце-то не каменное. А больше всего боялся черных глаз Феодосии, всё понимающих.
Возле входа дверь была подпёрта веником. Осторожно зашёл в курень — пусто, никого. Анна, наверное, за коровами побежала, а детвору за гусями и козами на речку отправила. Значит и прощания не состоится. «Ничего, я же не ухожу от них, я просто переезжаю, — успокаивал себя такими мыслями Стефан. — Тут сборов немного. Как за зипунами в поход иду, только подпоясавшись, остальное в походе добуду, заработаю». Собрав нехитрые пожитки в узел, выскочил за дверь, на лету отвязав лошадь, лихо взлетел на Косынку.
— Пошла! — громко сказал кобыле.
Косынка, ждущая всю дорогу, когда наездник, наконец, решит помчаться на ней по степи со всей удалью, радостно помчалась вперёд, захватывая ноздрями терпкий дух скошенной травы, навстречу новой жизни. Прочь от казённой казачьей старообрядческой наскрозь пропахшей казармой и монастырём прошлой жизни.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Воины - порубежники – защитники рубежей государства
2. Курень – жилище, дом казаков
3.Молельный дом, моле́нная – помещение у старообрядцев для совершения богослужения, домашняя церковь
4. Старообрядцы – приверженцы старой веры
5. Подклет – устаревшее название, которое использовалось по отношению к нежилому (цокольному) этажу жилой деревянной или каменной постройки.
6. Пашаница – пшеница
7. Осока – травянистое растение с узкими плотными, нередко режущими длинными листьями, растущее обычно в сырых, болотистых местах
8. Косарка – разновидность косы
9. Опарыш – личинка мясной мухи
10. Рахманщики – так называли донских казаков, занимавшихся солением рыбы. (Рахман — внутренности рыбы)
11. Духмянное – пахучее
12. Наскрозь – насквозь
13. Волы – быки рабочие
14. Кужонок – молодой неопытный казак
15. Копнёшки – небольшие кучки свежескошенного сена
16. Зубарить – ворошить сено граблями (подавать хлеб в барабан молотилки)
17. Навильник – специальная насадка на вилы, которая позволяет быстро и легко захватывать сено и строить из него стог, представляет собой вилы с тремя расходящимися и изогнутыми зубьями
18. Ирьян – откидное молоко, разбавленное водой.
19. Катламы — род пирожков, или сдобные тонкие лепёшки.
20. Гуртом – все вместе
21. Озимка – рядки озимой пшеницы
22. Чукавый – сметливый, догадливый, хитрый
23. Кашатурка – ласкательное прозвище девочек
24. Новая Лавла – хутор в Заветинском районе Ростовской области
25. Курёнка – самогонка
26. Идолова баба – упрямая женщина
27. Чинный ряд – ряд икон (деисусный чин, порядок расположения икон)
28. Чинберочка – верхняя шторка над иконами в красном углу
29. Подрушник (подручник) – небольшой квадратный коврик (тонкая подушка) для рук и головы при совершении земных поклонов у старообрядцев
30. Лестовка – разновидность чёток в дораскольной Руси, после раскола была постепенно вытеснена вервицей. Более всего используется у старообрядцев
31. Лампа-семилинейка – керосиновая лампа, фитиль которой по ширине равен семи линиям. Одна русская линия = 2,54 мм
32. Фальшонка, файшонка – головной убор замужних женщин, ажурная косынка, плетёная из чёрных шелковых или хлопчатобумажных нитей. Концы файшонки завязывали сзади бантом или соединяли на затылке, перевязывая лентой с бантом
33. Курагод – вечерние посиделки в станицах и хуторах Дона
34. Вторая Отечественная – Первая мировая война 1914–1918 г.
35. Френч – куртка, китель, пиджак
36. Догзмакин – посёлок в Сарпинском районе Калмыкии
37. Самосад – табак собственного посева и домашней обработки
38. Муражок – островок на р. Сал в ст. Атаманской
39. Калмычка-бузавка – буза́вы это казаки-калмыки, переселившиеся на Дон. Имеют некоторые, отличные от других этнических групп калмыков, особенности культуры
40. Самокрутка – папироса, изготавливаемая самим курильщиком из нарезанного табака или махорки, сигаретной или папиросной бумаги
41. Кисет – небольшой мешочек для хранения вещей, затягиваемый шнурком. Часто в кисете хранят табак для курения
42. Учкур – шнурок, поддерживающий брюки
43. Гальдерея, галдарея – порог куреня, дома казаков
44. Балясник – балкон вокруг куреня
45. Гарнушка – летняя печка
____________________________________________________________________________ | 