РЕКИ ПРОШЛИ

Рассказ

Однажды подруга Ольги Ивановны, повторяя известную той историю своей жизни о том, как' родители влюблённого в неё Сани не разрешили ему жениться на ней, добавила: «А он уже два года назад умер, мне недавно сказали. Жаль, он так и не узнал, что у меня жизнь удалась».

Сане вскоре мать подсуетила жену по своему усмотрению - на четыре года старше него, с постным лицом.

Этот разговор был ещё на родине, в большом сибирском городе. Тогда у Ольги Ивановны, совершенно, как она считала, независтливой, сжалось сердце: она впервые задумалась, а у неё удалась жизнь или нет.

Вот подруга — симпатичная, симпатюля, как её называли, - только лишь лет через пять, выплакав обиду, вышла замуж по взаимности, родила троих детей. У подруги, конечно, жизнь удалась. А у неё?

...Послали её после четвёртого курса в таёжную глухомань на практику, вернее, даже не на практику, а поработать в аптеке. Поселили с приехавшей после медучилища акушеркой Галей к санитарке тёте Лене. Та окинула взглядом румяную, черноглазую, широкую в кости

Галю:

- Тебе, Галка, замуж пора, а тебе, - она махнула сверху вниз пальцем на Олю, - ещё рано, ты сама как дитё, сильно худая, хотя сисечки у тебя уже подходящие. У нас и

ребята хорошие есть. Вон Николай Черниченко, только недавно из армии пришёл, а уже бригадир на лесоповале. А детишек, Галка, побольше рожай, веселей будет.

- Ой, нет, у меня будет то-о-лько один, - как о давно решённом отпечатала Галя. - Я из деревни. Нас, детей, было шестеро. Кушать всё время хотелось. Мамка печёт пышки, а мы вокруг у плиты стоим и тут же эту пышку у плиты раздираем и глотаем.

- Может, тебе видней, может, ты и права, - вздохнула тётя Лена.

Чувство вины перед Галей за свою обеспеченность шевельнулось в Оле, и она, как бы оправдываясь, тихо произнесла:

- А я одна у мамы, отец в прошлом году умер.

Решила промолчать о том, что живут они в центре города в просторной двухкомнатной квартире в сталинском доме, что в школьные годы каждое лето ездили в Крым. Там она лет в пятнадцать и свалилась с высокой тютины, зацепилась ртом и разорвала его у основания. Наложили швы. Срослось. И она стала улыбаться, не разжимая губ, чтобы никто ничего не заметил.

Мать, депутат Верховного Совета РСФСР, повела её в Москве к знаменитому психологу. Тот развеял её страхи, убедив, что она милая, светлая, а немного асимметричный рот придаёт ей неповторимость.

В субботу, обустроившись на работе и дома, Галя пошла в клуб. Оля осталась дома, в мыслях стесняясь того, что на неё, приезжую горожанку, все будут смотреть. Она легла на обтянутый тюлевой сетчаткой диван, предварительно получив разрешение тёти Лены: «Ложись, ложись, что ж ему сколько лет без дела стоять». Начала читать единственную в доме книгу, стоявшую на видном месте в буфете, — своего любимого Гоголя, «Мёртвые души». Хозяйка пояснила:

- Зять мне на 50 лет подарил, он у меня чудак, на кой мне она, но я и рада, тоже её читала, правда, ничего не поняла, зато книжка красивая.

А Оля получала истинное удовольствие от знакомого текста, — про нимфу на ковре с такими большими грудями, каких, верно, читатель и не видывал; про Даму, приятную во всех отношениях.

Вернулась Галя - весёлая, возбуждённая.

- Познакомилась с Николаем Черниченко. Как хорошо он танцует!

- Он что, тебя приглашал на танец?

- Нет, я сама его на белый танец пригласила, всех опередила.

- Какая ты смелая, - восхитилась Оля.

- Под лежачий камень вода не течёт, - глянув на лежавшую на диване Олю, ответила Галя. - Завтра пойдём вместе на танцы.

* * *

В клубе под радиолу танцевали на «пятачке» между зрительскими креслами и сценой с экраном. Молодёжи было много. Но танцевали, в основном, только девушки с девушками. Лишь три парня танцевали все танцы - и вальс, и танго. Остальные парни сгрудились вокруг бильярда. Галю по очереди пригласили все трое. Один из них, по виду десятиклассник, смущаясь, пригласил Олю, и, танцуя, смотрел в сторону. Впрочем, смущалась и Оля.

Пока они танцевали, Олино кресло заняли, и она пристроилась на боковину кресла рядом с сидящей Галей, загородив её наполовину. Вошла группа парней и пошла к бильярду. Один из них выделялся чёрными, коротко стрижеными кудрями и стильной бордовой в песчаную полоску рубашкой.

- Это Николай, - шепнула Галя и вся напряглась в ожидании. Парень остановился у зелёного стола и смотрел то на играющих, то на танцующих. Потом с началом очередной музыки решительно подошёл к Гале и Оле.

- Добрый вечер, вы как Розочка и Беляночка. -улыбнулся он девушкам. - Можно вас пригласить?

Оля привстала, давая Гале возможность подняться с кресла. Она была уверена, что Николай приглашает Галю, она даже и не сравнивала себя с яркой Галей.

- Нет, нет, вас, - он протянул Оле руку и легко закружил её в вальсе, необычно по талии обхватив её всю.

Вблизи он был похож на молодого Сличенко из «Свадьбы в Малиновке» - смуглый, скуластый, с крупными белыми зубами. Ей понравилось, что он только улыбался и ничего у неё не спрашивал, сказал лишь: «Вы, как пушинка, танцуете». Он отвёл Олю на место, сказал «спасибо» и отошёл к бильярду. Вскоре в зал быстро вошёл мужчина и, подойдя к Николаю, что-то ему сказал. Тот нахмурился и вышел вместе с ним. Галя растерянно молчала. Видно было, она никак не предполагала в Оле соперницу: это ж надо, кожа да кости, а перехватила такого парня.

* * *

На следующее утро Оля была в аптеке одна. Посетителей не было. Пахли свежестью чисто вымытые деревянные некрашеные полы. Она поправила перед висящим на стене маленьким зеркалом выбившиеся из-под белой шапочки блестящие льняные (так ей говорили) волосы, убедилась, что чёрные стрелки на веках не расплылись, и села у окошка.

Отворилась дверь, и вошёл в просторной рабочей одежде Николай. Это было так неожиданно, что Оля, не моргая, смотрела, как он приближается к ней. Он заглянул в окошко, лицом к лицу, белозубо улыбнулся:

- Здравствуйте, мне нужно лекарство. - Какое? - выдавила из себя Оля.

Он отвёл в сторону глаза, хмыкнул, как выдохнул:

- Ха, - потом вскинул взгляд на неё и вновь улыбнулся, играя ямочками на широких скулах. - Никакое мне лекарство не нужно, я зашёл поздороваться и попрощаться, сейчас уезжаю в лес на несколько дней. Будете меня ждать, Оля? - спросил с утвердительной интонацией.

Оля неопределенно пожала плечами, не зная, как ответить.

- Не отвечаете, ну и правильно. А меня зовут Коля, -сказал он.

- Я знаю. А откуда вы знаете, что я - Оля?

— Разведка донесла, — он опять улыбнулся, - видите, как складно - Оля и Коля, а можно - Коля и Оля, всё равно складно. Ну, ладно, Беляночка, я побежал, до свидания.

Он стремительно вышел из аптеки.

* * *

А потом закрутилось. Месяц практики пролетел как один день. Он привозил ей из леса цветы. По выходным они бродили по окрестностям. Причём он к ней даже не касался, только лишь подавал сильную руку, когда надо было перейти через ручей или взойти на пригорок. Какой надёжной была его рука! Они всё время говорили... ни о чём. Но важными казались все слова. Часто смеялись. От их звонкого смеха вспархивали птицы.

Вскоре он сказал:

- Я хочу, чтобы ты была моей женой.

Слова эти были такими естественными, что казались само собой разумеющимися. Но она слабо возразила:

- Ты ведь меня даже не знаешь, надо бы побольше времени, чтобы узнать друг друга.

Он ответил:

- Подолгу только дураки ходят. Я хочу жену такую нежную, как ты. Мы поженимся, и ты увидишь, какой я хороший.

На прогулке, накануне её отъезда, он легко спрыгнул с обрыва и стал внизу, раскинув руки:

- Прыгай.

Было высоко, но её пронзило такое ощущение счастья, что перехватило дыхание, где-то в подсознании вспыхнуло -она готова с ним в обнимку лететь со скалы в нереальном состоянии невесомости, и даже разбиться с ним не страшно.

Она прыгнула. Он поймал её и прижал к себе. Она крепко обхватила руками его шею. Встретилась с ним взглядом:

- Если хочешь, я приду сегодня вечером к тебе. Сказала одними губами, но ей показалось, что слова зазвенели вниз по склону горы.

- Хочу, и мать, словно для нас, уехала к сестре уже как неделю.

Остаток дня она ходила по дому, по двору и отрешённо, как со стороны, наблюдала за собой. Тело было невесомо, как в полёте с обрыва. Случайно взглянув в зеркало, она не узнала своего лица, оно будто находилось в другом измерении. Попыталась зажмуриться, чтобы

вернуться в реальность, но ничего не получилось, всё равно увидела в зеркале не свои - серые, а тёмно-синие, заоблачные глаза, не смотревшие на неё. а созерцавшие.

Вспомнила недавно прочитанное, что будущую японскую императрицу перед свадьбой купали в двенадцати ароматных водах. Сама долго купалась. Длинный день подошёл к концу. Вечером она пошла к условленному месту, где он её ждал. Зашли в ограду. Он поднял её и понёс в дом.

* * *

Утром Николай сказал, что она на станцию поедет не на автобусе, как собиралась, а он её отвезёт на грузовике, всё равно выходной, зачем, мол, тебе 50 километров по просёлку на автобусе трястись.

И засмеялся:

- На грузовой не мягче, но хоть поговорим, а то мы за месяц ничего не обсудили.

Оля пошла за вещами. Галя изо всех сил делала вид, что рада за неё. А тётя Лена была, в самом деле, рада:

— Возвращайся быстрей, тётку Лену возьми ьбу подушки подкидывать, всё равно тебя из моего дома забирать будут.

Ехали долго, да они и не спешили. Она взглянула на себя в боковое зеркало, и её опять поразили «не её» синие бездонные глаза. Николай рассказал, откуда у него не привычная для Сибири фамилия:

- Отец у меня украинец, я на него и похож, приехал сюда, фамилию мне оставил, и слинял, я его почти не помню. Я ещё в школе решил, если даже разлюблю жену, никогда не разойдусь, не брошу детей.

- А почему ты так хорошо танцуешь? - спросила Оля.

- У нас в школе учительница физкультуры Лидия Андреевна ведёт танцевальный кружок, я у неё солистом был. Да у нас многие ребята хорошо танцуют, она научила.

Договорились, что Оля скажет матери о предложении Николая.

- Сразу пришли мне телеграмму, а то письмо долго будет болтаться, я приеду сватать. Страшновато, но ничего, где наша не пропадала. В город я пока не могу ехать. Здесь заработок хороший. Подзаработаю, а через несколько лет видно будет. В примаки я не пойду, это однозначно, да твоя мама, наверно, и не захочет меня в примаках видеть. А на следующий год я буду на заочное в институт поступать. Да и перед матерью у меня должок: на свою копеечную библиотекарскую зарплату одна меня поднимала, надо её немного подкрепить.

Оля написала ему номер домашнего телефона.

- У нас в посёлке только три телефона - на почте, в больнице да у моего директора. Ничего, найду, откуда позвонить, как только пришлёшь телеграмму, жди звонка.

* * *

Дома, вечером, Оля сказала матери о Николае, сказала, что он похож на Сличенко. Мать с трудом выдержала паузу, чтобы, не изменяя своей манере, начать говорить взвешенно:

- Конечно, если вы любите друг друга, то поступай, как считаешь нужным.

Потом, помолчав, поникла плечами и со слезами в голосе начала быстро, возбуждённо говорить:

- Но свои действия в твоём возрасте уже пора продумывать. Как ты, горожанка, будешь жить в деревне, ты хоть представляешь, что это такое - топить печку? Я после войны в деревне так застудилась, что потом десять лет лечилась, чтобы ты у меня родилась. Поступай, как хочешь, но знай, что я - против. Сличенко нам только в роду не хватало!

И мать ушла в свою комнату.

Начались занятия. Она машинально выполняла обязанности старосты группы, пыталась заниматься, но ничего не видела в учебниках. Неотступно в голове крутилась мысль - что написать в телеграмме, если написать как есть -опозорить его на весь посёлок. Можно написать письмо, но что она там напишет. А потом, почему он не звонит. Ей казалось, что если он позвонит, то со своей решительностью всё расставит по местам, чудесным образом умиротворит всех.

Время бежало. Звонка не было. Почему? Может, передумал или испугался.

Ведь она так мало его знала, собственно, только чувствовала его надёжность, но чувство может быть обманчивым. Ну и пусть, ну и пусть. В конце концов, может, мать и права. Какая деревня, а как же театры, выставки? Хотя по распределению она может загреметь к чёрту на кулички, и там не будет ни театра, ни Николая. И вновь стучало в голове: «Ну и пусть, ну и пусть».

Как выяснится через много лет, он звонил, но только один раз, недели через три после расставания. Оли дома не было. Трубку взяла мать и отчеканила:

- Молодой человек, Оля - го-ро-жанка, в вашу Тмутаракань она не по-е-дет, да и замуж ей ещё рано, сначала надо институт окончить.

С сентября начался, по преданию, один из самых трудных предметов. Читал курс молодой преподаватель Игорь Михайлович. Неженатый. Непроницаемо-интеллигентный. Немногочисленные среди будущих фармацевтов ребята подкалывали девчонок: вот это партия! Молва гласила, что больше тройки у него получить очень трудно.

Однажды Оля, задержавшись в деканате, в последнюю минуту перед началом лекции села не на своё обычное место - с краю, у двери, а в центре небольшой аудитории на виду у преподавателя, одна за столом. Игорь Михайлович, как обычно, ходил от доски к окну, иногда посматривая в карточки с записями, стопку которых он носил с собой.

Сидевшие за Олей её приятельницы Нина и Таня начали довольно шумно обсуждать свои вчерашние похождения. Оля не слушала и не слышала преподавателя. Нина сзади строчила:

- Та-та-та-та.

По долгу старосты Оля обернулась к ней:

- Нинка, тише! Та засмеялась:

- Так, староста, слушай лекцию, нам не мешай. - И опять застрочила: - Та-та-та.

Оля, не оборачиваясь, сказала:

— Тише.

И в этот момент острые Нинкины ногти с двух сторон вонзились в её не защищённые жиром рёбра. Оля тихо ойкнула. Вокруг потихоньку засмеялись. Игорь Михайлович улыбнулся. Оля вся напряглась, ожидая от Нинки ещё «укола». И в этот момент Нинка с ещё большей силой ткнула Олю ногтями. Оля взвыла громко, утробно, как волчица:

- У-у-у-у.

Вся группа грохнула от смеха. Засмеялся неудержимо и Игорь Михайлович. И потом до конца лекции, делая вид, что смотрит в свои карточки, отходил к окну и улыбался. Вскоре Оля опоздала на его лекцию. Её место у двери занял однокурсник Асташев. За ним было свободное место.

- Пропусти, - попросила она. Тот довольно громко произнёс:

- Опаздывать нехорошо.

Кругом захихикали. Игорь Михайлович у доски наблюдал за ними.

- Ну, Асташев, - Оля показала ему кулак и пошла на цыпочках вперёд. Впереди несколько рядов столов были плотно сдвинуты, сесть было невозможно, и Оля уселась за первый стол у доски, прямо напротив преподавателя и, глядя на него, унеслась мыслями в своё счастливое лето.

Игорь Михайлович что-то писал на доске, обернулся к Оле убедиться, что она понимает его и натолкнулся на её отсутствующий взгляд. Пояснил ещё раз и, вновь увидев синие, смотревшие сквозь него глаза, улыбнулся.

Экзамен по его предмету был в зимнюю сессию первым. Оля шла на него, ожидая провала. Рядом с Игорем Михайловичем сидел ассистент с другого факультета, тоже молодой. Когда Оля села против них, Игорь Михайлович что-то написал на листке коллеге, тот понимающе кивнул и улыбнулся. Оля произнесла несколько фраз, всё, что она знала по вопросу.

Игорь Михайлович сказал:

— Достаточно.

Ассистент задал ей вопрос такой лёгкий, что надо было в ответе просто поставить в другом порядке слова.

Он вопросительно посмотрела на Игоря Михайловича, мол, в чём подвох. Но ответила. Ассистент вновь улыбнулся. Игорь Михайлович написал в зачётке «отлично» и сказал ей: - Идите.

После зимних каникул, впервые за полгода, Оля пошла на студенческий вечер. Заметила стоявшего в кругу преподавателей Игоря Михайловича. Ребята из факультетского оркестра играли в основном музыку под входивший в моду шейк. Оля, в белом, мелко-ажурном коротком шерстяном платье, в лаковых золотистых туфлях «дёргалась» в кругу вместе со всеми.

Когда заиграли фокстрот, её неожиданно, пройдя к ней через весь зал, пригласил Игорь Михайлович и начал, сбиваясь с такта, водить её. Она с трудом успевала делать нужные шаги за ним. Он смущённо произнёс:

- Я танцевать совсем не умею, пришёл на вечер, чтобы увидеть вас, мои лекции ведь у вас закончились.

Он пошёл её провожать. Предложил пойти в театр.

Попали на оперетту «Цыганский барон». На сцене шла непонятная, красивая жизнь, лилась красивая музыка. У Оли как что-то далёкое, невозвратно ушедшее мелькнул в памяти её «Сличенко».

Около её дома Игорь Михайлович сказал:

- Выходите за меня замуж.

Оля оторопела, этого она не ожидала: «Вот так, за полгода второе предложение». И сразу с места в карьер. Как контраргумент она произнесла:

Я не девушка.

А мне всё равно, я тоже не юноша.

Через месяц они поженились. Жили в его двухкомнатной квартире в кооперативном институтском доме. Оля, с детства приученная постоянно занятой на работе матерью к женскому труду, всё свободное от занятий время готовила, убирала, гладила. Муж говорил:

- Оля, я привык всё делать сам, я хочу, чтобы ты отдыхала.

Она отвечала:

Я это делаю с удовольствием. Изредка ходили на выставки, на концерты, где бывал весь городской бомонд. Ей нравилась новая жизнь. Но от прикосновений такого внимательного, такого ласкового мужа у неё не замирало сердце. И вновь, как когда-то, мелькнуло: «Ну и пусть. Игорь поглощён диссертацией, на беседы нет времени. И хорошо».

* * *

Оля работала в областной больнице. Детей не было. Через пять лет проверились. Оказалось, виной тому Игорь. Ещё лет пять пролетели однообразно стремительно. Оля внешне почти не менялась. Нетронутая родами тонкая фигура, светлый облик. Как-то сами собой стали приходить мысли о разводе. Она сама себе заключила: «Бешусь с жиру». Но вскоре сказала мужу:

- Отпусти меня.

Тот виновато улыбнулся:

- Я не сделал тебя счастливой.

Развелись, Оля ушла к матери. Мать сказала только:

- Значит, не судьба.

Намолчавшись с мужем, Оля окунулась в разговоры с матерью о прошлом. Мать передала перевязанную выцветшей красной тесёмкой пачку открыток и писем:

- Почитай, это моя мама писала мне из Томска, когда я училась в институте.

Олю поразила одна фраза. Рассказывая об окончании ледохода, бабушка написала: «Реки прошли».

В детстве однажды Оля видела ледоход на немогучей летом речке - льдины мощно, с грохотом наталкиваясь друг на друга, стремительно неслись по реке, предвещая весну. Сейчас она подумала: «Реки прошли, как её жизнь, а дальше что?»

Как-то мать, не сдерживая слёз, сказала:

- Я испортила тебе жизнь, ведь Николай звонил тогда, прости меня, я тебя люблю.

Оля обняла её:

- Я сама себе жизнь испортила, я тебя тоже люблю. Вскоре у матери обнаружили онкологию. От операции

она отказалась:

- Всё равно один конец, зачем я буду последние дни мучиться в больнице, я своё пожила.

Оле доложили, что Игорь женился на женщине с восьмилетним мальчиком. «Какой он хороший. - вспомнила она бывшего мужа, - это я ему зануда попалась».

Увидела их из окна магазина. Они втроём шли, держась за руки, и смеялись.

* * *

Оля стояла в зале аэропорта в Москве, её рейс отменили до завтра.

- Оля! Беляночка! - услышала она.

Вздрогнув, она обернулась. Не понять «Беляночку», не узнать этот голос она не могла. Перед ней стоял Николай. Если бы он её не окликнул, она бы его не узнала. Волосы с проседью, более длинная стрижка, скулы превратились в широкие щёки, но улыбка осталась прежней.

- Как я хочу тебя обнять! - засмеялся он. - И тут же обнял её, подняв от пола: в аэропорту все обнимаются! Мой рейс на Ростов тоже отменили, какая отличная погода, отменяют рейсы! Ну, надо же, ведь я обычно езжу в Москву на машине, ведь мы могли с тобой не встретиться! Мы сейчас едем ко мне, у меня в Химках квартира.

• повёл её за руку. Ей не надо было перед собой притворяться, что она против своей воли покоряется ему, волна счастья захлестнула её.

Но она всё-таки проговорила:

- А если я здесь не одна?

- Раз ты приехала в аэропорт одна, значит, ты здесь одна, - уверенно ответил Николай.

И была вторая их ночь.

Оказалось, Николай жил неподалёку от Ростова. Уехал туда через год после их расставания на стройку по комсомольской путёвке с Галей. Сейчас живёт с матерью, Галей и сыном. Окончил институт, руководит строительной фирмой.

В домашних хлопотах она забывала Николая.

- Я после твоего исчезновения сильно переживал. Ты увезла мою мечту о семейной жизни, как я её себе представлял. Наверно, я что-то сделал не так, — рассказывал он. - Я благодарен Гале. Она не делала натиска, как при первом нашем с ней знакомстве. Ничего никогда не говорила о тебе. С матерью ладит.

«Я бы тоже могла с ней ладить», - подумала Оля.

- Но как я ни просил её родить ещё ребёнка - не соглашалась. Абортов наделала! Я ей: «Что ж ты меня в роли инквизитора держишь, ты сама смотри, когда можно, когда нельзя», а сам надеялся, забеременеет в очередной раз и родит.

Но она говорила, мол, что я за акушерка, если не организую себе прерывание беременности. У меня сильный загиб матки, врачи говорят, как ты, мол, с таким загибом исхитряешься беременеть? Приведи, покажи своего мужа.

- А ты смотри, - продолжал Николай, - я очень плодовитый, если попадёт какая капля, ничего не делай, воспитаем.

- Да если бы, - думала Оля.

Но вместо чуда произошёл выкидыш. Время её ушло.

Она десять лет каждый год ездила к Николаю или в Москву, или к нему в город. Год жила в ожидании встречи.

Мелькала мысль о грехе, но сразу же в голове радостно звенело: «Ну и пусть, ну и пусть».

Галя умерла от рака матки. Перед смертью сказала:

- Что заработала, то и получила, это мне за мои аборты и за те, что делала всю жизнь другим.

Вслед за Галей умерла и мать Николая. Оля переехала к Николаю в его маленький южный город. Встречая её, он сказал:

- Будем навёрстывать то, что недобрали в молодости. Сын живёт рядом. Женился. Как подарка. Оля ждёт

внуков.