НЕБЕСНЫЕ ДРУЗЬЯ — ЖУРАВЛИ
Журавль издавна пользуется любовью у народов нашей страны, о нём сложены песни, в которых воспевается неудержимое стремление лететь вперёд через все препятствия. Каким нарядным оперением наградила их природа, сколько изящества в полёте! Нет человека, который не любовался бы и не провожал взглядом треугольник летящих журавлей. Нет человека, сердце которого не трепетало бы от звуков, доносящихся от пролетающих караванов. А кто находится вдалеке от дома, услышав тоскливое курлыкание, мечтает вернуться к теплу родного очага. Любой остановится, заслышав необычные, ни с чем не сравнимые голоса. В них весенняя радость, осенняя тоска о покидаемом родном крае. Их трубная песнь пробуждает в каждом из нас нежные, светлые чувства. Красивы эти птицы на земле, великолепны в полёте в небесной вышине.
Доверчив журавль к человеку, не обижающему его, бродит среди стада пасущихся коров или овец. На Чёрных землях, в Калмыкии, я видел, как семья журавлей вместе с овцами подходила к колодцу на водопой. Вокруг бегали ребятишки, ходили взрослые, бродили собаки.
Гнездятся журавли и в степях нашего района. В 30-е годы ручной журавль был у разъездного киномеханика Г.К. Рудакова, он нашёл птенца маленьким, сам выкормил. Едет Георгий из одного населённого пункта в другой на верблюде, а его сопровождает журавль. Залетит вперёд, пасётся, отстанет, потом догоняет. По населённому пункту до самого клуба шествует рядом с верблюдом. Жители встречают возгласами «Жорка-киномеханик приехал!» Некоторые: «Журка-киномеханик прибыл!» До конца сеанса журавль терпеливо ждёт хозяина у порога.
Доверчивость журавля иногда губит. Ещё имеются недобрые люди, попадись им ружьё, будут палить во всё подряд, стреляют в шапку, ворону, лебедя, ласточку. Навсегда запомнился случай, происшедший в августе 1970 года. На стыке трёх полей, на левом берегу Сала, после девятилетнего перерыва вновь начали гнездиться журавли. Добросердечные скотники не обижали семью птиц. В то злополучное воскресенье, я спустился к берегу Сала, размотал удочку, стал удить рыбу в прогалине среди камышей. Дул лёгкий южный ветерок, успокаивающе шептал камыш, лишь изредка громко скрыговали камышёвки.
Недалеко паслись журавли. По левому берегу Сала быстро прокатилась машина. «Рыбаки», — подумал я. Автомобиль резко затормозил, сидевшие в нём люди проворно спустились на землю. Послышалась громкая нетрезвая речь, потом один с ружьём направился в противоположную сторону от Сала, остальные что-то громко кричали. Не сразу сообразил, куда направился стрелок, лишь потом мелькнула мысль: «К журавлям». Раздался выстрел, я побежал туда. Отвисшее раненое крыло не давало возможности журавлю передвигаться в густой высокой траве. Я подбежал, он гордо поднял голову, но сразу же, издав стон, опустил её на куст золотой кочки. Не сопротивлялся, это был молодой журавль.
С довольно тяжёлой ношей, усталый, я выбрался на дорожку, направился к вагончику совхозного огорода. Осмотрел птицу, ран было две, одну довольно крупную дробину удалось извлечь, в бригадной аптечке нашлась бриллиантовая зелень.
Журавль забился в угол вагончика, часто подбирая тотчас же опускавшееся крыло. Что делать с птицей, взять домой? Будет тосковать, её станут искать другие журавли. Нет худшей участи для птицы свободных заоблачных полетов, как оказаться в неволе. Выпустить? Лиса сцапает подранка. Была бы семья, она не дала в обиду.
Вдруг журавль издал за душу хватающий, особенно сильный в стенах вагончика призывный крик, я вышел на улицу. Высоко-высоко в небе, с еле доносившимися печально призывными криками, кружили три птицы. Отнёс журавля метров на двести от огорода и выпустил, надеясь на то, что он ещё поднимется в небо, ведь рядом кружились его друзья.
Работая объездчиком, я имел возможность вести наблюдение за тремя семьями журавлей. Ходят журавли лёгкими, грациозными и мерными шагами, убегают только в случае опасности. С земли поднимаются без труда, сделав один или два прыжка, после чего ударами мощных крыльев достигают нужной высоты, а затем летят, вытянув шею и ноги, ровно, не торопясь, но быстро.
Удалось увидеть весенний танец журавлей на поле, подготовленном для посева кукурузы, близ бывшего хутора Марьянова. Красивое зрелище! Никогда не думал, что журавли способны выделывать огромные прыжки. В танце взмывают с места на шестиметровую высоту, причём туловище, ноги, шея и клюв находятся в вертикальном положении, огромные крылья распахнуты, хвост, как букет цветов. Прыжок, медленно опускается, вертясь вокруг оси. Толчок, опять взмыл в высоту, так 3–4 раза. Потом, как танцор, кажется, будто на одних ногах, кружит вокруг самки. Клюв, как наконечник стрелы, обращён в высоту, распахнутыми крыльями обнимает подругу, низко наклонившись к ней, вновь, как лёгкий шар, взлетает вверх. При этом всё время курлычет.
Журавль любит питаться насекомыми, особенно кузнечиками, саранчой, лягушками. Но всё-таки главный их корм составляют семена, почки, клубни и корешки, хотя подчас они грабят и птичьи гнёзда. Свои гнёзда они вьют прямо на земле. Самка чаще всего сносит два яйца, которые насиживают оба родителя. Многие пары на всю жизнь сохраняют верность друг другу. Не терпят беспорядка, не любят возмутителей спокойствия, нарушителей предупреждают грозными криками или ударами клюва. Стая всегда выставляет сторожей, которые охраняют общий покой. Если стаю вспугнули, то прежде, чем вернуться, пускают вперёд разведчиков.
Это выводковая птица, то есть птенцы появляются на свет зрячими, покрытыми пухом, способными спустя несколько часов самостоятельно передвигаться, добывать корм. Задача взрослых охранять потомство, водить на угодья, богатые пищей. Поэтому родители не пасутся близ гнезда, в первые дни оставляя только что появившееся потомство. У птенцов покровительственная окраска, журавли их умело прячут.
Не пугал я птиц на гнёздах. Когда один их них сидит на яйцах, другой со стороны вероятного появления хищника несёт караульную службу, пасётся. Однажды, дней через десять, как вывелись птенцы, решил их посетить. Издали увидал, где пасутся, направил туда лошадь. Конечно, заметили меня и журавли. Высоко подняв головы, они некоторое время наблюдали. Ехал прямо к ним, разнузданная лошадь шла шагом, на ходу хватая верхушки пырея, кипчака и красные головки татарника. В семье журавлей произошло движение, взрослые птицы пойдут то в одну сторону, то в другую, то разойдутся, то сойдутся. «Прячут птенцов», — подумал я.
Осталось метров семьдесят. Журавли сошлись, затем стали медленно уходить от приближающейся бедарки, как будто пасутся и никого не замечают. Вот место, где вначале были птицы, внимательно гляжу на землю. Вдруг лошадь резко свернула с прямого пути влево, в 20 сантиметрах от колеса вижу журавлёнка, он лежит среди серой полыни, рядом ковыль. Плотно прилип к земле, вытянута шея, лапки отброшены назад. У птенца начали пробиваться серые пёрышки, светлый серебристый пушок сверху шевелится, словно ковыль.
Я резко остановил коня. Журавлёнок, увидев надвинувшуюся на него огромную тень, зажмурил глаза, мне показалось, что из глаз выкатилась слеза. Как часто, наверное, билось от страха сердце, но не делал попытку убежать. «Чуть не задавил», — сказал я вслух, быстро соскочил с бедарки. Журавли забеспокоились, подняли головы. Взял за повод лошадь, тщательно глядя под ноги, двинулся за журавлями. Теперь они идут впереди меня метрах в двадцати.
Пройдя опасный участок, где я мог наехать на птенца, любуюсь журавлями. Красивая птица, её иногда называют «серый журавль». Но это не серый гусь, у журавля много перьев стальных, зольных, даже тёмно-синих. Как всё прилажено! Не топорщится ни одно пёрышко, даже хохолок, и тот не помеха в полёте. Кучерявый хвост, как чуб франта, уложен плотно, элегантно, на груди тёмная кисть, как гроздь колышется.
— Ну, ведите! — говорю птицам.
Они действительно уводят от птенцов, словно связанные верёвочкой, не расходятся, идут рядом, в двух метрах друг от друга. Всё время что-то клюют, зорко наблюдают за мной. Милые птицы, как вам хотелось бы улететь от опасного соседства, но инстинкт заботы о потомстве заставляет идти на самопожертвование.
Так провели они меня метров триста, потом журавль радостно, победно крикнул. Опасная игра окончена, короткий разбег, огромные птицы в воздухе, не набирая высоты, круто поворачивают назад к своему потомству. Клюв, длинная шея, туловище, долговязые ноги, образуют прямую, как стрелу, линию, легко режут воздух, широкие крылья работают без видимых усилий.
Я похлопал ладонью коня по шее, молодец, что не наехал на журавлёнка, а свернул в сторону. Сел в бедарку и задумался. Впрочем, моя ли только лошадь обошла журавлёнка. Здесь много раз паслось стадо коров, не однажды видел на участке, где пасутся тысячи овец, под кустиком полыни, в нехитром гнёздышке, желторотых птенцов жаворонка. Значит, и коровы, и овцы не трогают птенцов. Ведь не тронула охотничья собака Трезор воробья, защищавшего выпавшего из гнезда птенца, что в рассказе И.С. Тургенева «Воробей». Да, это лошадь, корова, овца, собака… А человек?
МЕЧЕНЫЙ ОРЁЛ
Степной орёл не коршун, который частенько залетает в населённые пункты, пугая хохлатых с домашними птенцами. Стихия орла — степь, простор. В тот памятный день хозяин степи как-то тяжело пролетел несколько раз над хутором, измученно махая крыльями, неся что-то в своих лапах. Был июньский день, разгар летних каникул, ватага ребят курсировала от хутора к реке и обратно. Их встревоженные голоса, доносившиеся в открытое окно, заставили меня выскочить и посмотреть.
— Опять летит, что-то несёт!
Ребятам хотелось знать, что у него в лапах, некоторые предполагали, что таскает утят, другие — змей. Я тоже его увидел, посмотрел вслед улетающей птице, не мог определить, что там такое в лапах, тёмное, извивающееся. За работой орёл был забыт. Перед вечером ребята пошли в степь. Вдруг в густой кроне старого вяза раздались гулкие удары, словно кто-то бил палкой по листам жести, сверху на изумлённых детей посыпались листья.
— Что это?
Вскоре с помощью окружавших дерево ребят вместе с веткой был стащен на землю орёл. Он был в капкане, цепь, дужки и пружина запутались в сучьях, орёл не мог силой своих крыльев оторваться от ловушки, причинявшей неимоверную боль. Четверо ребят принесли его в хутор. Голова птицы окутана чьей-то майкой, от когтей и клюва у детей серьёзные царапины.
Орёл попал правой лапой в капкан, все три передних пальца крепко зажаты пружиной. Кости фаланг перебиты, держатся лишь на крепких сухожилиях. Вот почему летал орёл над хутором, он ждал от человека избавления от причинённой боли. Возможно, дужки капкана не перебили кости, но орёл инстинктивно решил пожертвовать пальцами, ногой, лишь бы освободиться от этой тяжести, сверлящей, ноющей боли, не дающей ни минуты отдыха. Сколько времени носился в воздухе, страдая, мучаясь? Быть может, в гнезде ждали голодные орлята, а время как раз было такое.
Пришлось отрезать пострадавшие три пальца, помазать стрептоцидовой мазью, хорошо забинтовать. Посадили птицу в сарай, шестиклассники Генка и Сашка решили ухаживать за ним. Орёл не принимал пищи, забивался в угол. Ребята носили сусликов, бросали целиком, обдирали, резали на кусочки — он не брал.
Прошло четыре дня, орёл поблёк, клюв, некогда грозный, становился восковато-жёлтым, перья потеряли блеск. Если смотреть в щелку сарая, то он походил на комок перьев, птица погибнет, нужно вынести в степь. Решили сделать перевязку, накинули плащ, развязали бинты, вновь смазали, перебинтовали, сверху замотали крепкой нитью. Всё это делалось не одним человеком, ибо с орлом, даже малосильным, одному не управиться. В то время, когда заканчивали работу, зашёл с сусликами Юрка, ученик третьего класса, он доставил живых зверьков прямо с капканами.
— Я орлу принёс, — сказал он несмело.
— Всё, Юрка, не нужно таскать сусликов, мы выпускаем орла на волю.
Сусликов прямо с капканами положили рядом с птицей, сдёрнули плащ. Орёл встрепенулся, раскрыл клюв, раскинул крылья, чтобы наказать врагов за такое бесчестие, нанесённое повелителю степного птичьего царства. Мы уже отскочили, остались два зверька в капканах, один из них зашевелился, вся ярость орла обрушилась на этого суслика. Молниеносный смертельный удар клювом! В орле проснулся хищник, он издал какой-то гортанный звук, начал рвать добычу.
Дело пошло на поправку, орёл ел только живую добычу, через неделю совсем окреп. Стал владеть раненой ногой, которая была опорой, но пока не мог придерживать пищу. Что делать, держать в неволе птицу, оторванную от степи, от небесных просторов? Она ожиреет, будет неспособна к полёту. Выпустить, тогда как он будет добывать пищу? Долго спорили ребята и решили дать свободу.
В воскресенье накрытого плащом орла вынесли за хутор. Подкинули в воздух и бросили. Падая, он инстинктивно раскрыл крылья, раза три коснулся ими земли, полетел вначале совсем тихо, потом набрал высоту.
Ребята спрашивали у чабанов и скотников об орлах. Недели через две видели его в степи, как монумент, сидел в напряжённо-выжидательной позе, не шевелясь, около норы суслика. Это летом, а что будет дальше?
Напрасно беспокоились ребята, орёл прожил долгую жизнь. Сашка, теперь он Александр Яковлевич, давно водит воздушные лайнеры гражданской авиации, а Геннадий водитель-крановщик. Орёл сумел приспособиться к жизни в наших краях, наверное, дал за прошедшие 22 года не одно потомство. Но в этом году не было в степи скирдов соломы. Орёл как-то попытался сесть на столб высоковольтной линии, одна нога не сумела удержать, в работу вступили крылья. Короткое замыкание…
Мне сказали трактористы, что последний орёл в нашей степи убит током, и то одноногий. Это был «наш» орёл, он лежал на спине, подняв лапы. Внутренний палец обрезан по самую цевку, средний на два сантиметра, крайний — на четыре. Не осталось следов от повязки, нет на ноге пластинки из-под консервной банки, на которой когда-то было нацарапано: «Гуреев. 1954 год», но это был тот самый орёл.
КОРЕННОЙ ОБИТАТЕЛЬ
Т-рь-рь-рь! — резкий звук, как щелчок кнута, раздаётся вблизи вас, если идёте, либо тихо едете на лошади, на волах, но не на машине или на мотоцикле. Двигаясь на технике, ничего не услышишь, да и увидишь совсем немного.
Т-рь-рь-рь! — раздаётся в другом месте. Остановитесь, не спешите, бесшумно двигайтесь в направлении звука. Если терпеливы, то удастся увидеть удивительную птицу, крупную, красивую, исконного обитателя нашей ковыльной степи — стрепета. Вот он быстро, как коростель, пробегает от кустика к кустику.
Много было стрепета раньше в нашей целинной степи. Сельские жители издавна охотились на эту промысловую птицу из семейства куриных, мясо стрепета, как и курицы, очень вкусное. Крестьяне нашей местности мало имели ружей, не было денег на приобретение такой роскоши. Лучше купить плуг, борону, телегу, чем дорогостоящее ружьё, с которым нужно бродить по степи, убивая время, коего свободным никогда не было. Ружьё дело барское.
Найдя толчок стрепета, охотник вкапывал доску с петлями из конского волоса. Доска хорошо замаскирована, а петля снаружи. В азартном свадебном танце ухажер попадал в западню, случалось, что в схватке попадалось и двое. С появлением капканчиков охота стала добычливее. Совсем недавно, лет 30 назад, некоторые табунщики, обладатели капканов, за токующий весенний период отлавливали до двух десятков стрепетов.
Любил охоту на стрепета Семён Михайлович Будённый. Делая конным заводам инспекторские проверки, он обязательно заезжал к своей сестре Анастасии Михайловне, которая жила в хуторе Гурееве. Через смотрителя табунов сообщал, чтобы на любимом охотничьем участке в такой день не было табунов. Стрелял он метко.
Много стрепета погибло при покосе широкозахватными косилками. Стрепётка неохотно покидает насиживаемые яйца, лишь в самый критический момент взмывает с шумом вверх, как взлохмаченный пучок ковыля, быстро махая округлыми крыльями. Полёт неровный, виляющий, далеко не летит, через метров 100–200 падает в траву, потом бегом возвращается к гнезду.
Несмотря на опасности, количество трепета в нашей местности не убывало. Хороший, ежегодно многочисленный вывод самок, до 20 птенцов за раз, вполне возмещал убыток.
Большой ущерб фауне нашей степи был нанесён в связи с поднятием целины. Лишились мест гнездовья крупные птицы — дрофы (дудаки), журавли и стрепеты. Лет пять не было гнездовий журавля и стрепета, дрофы не гнездятся и поныне.
В начале шестидесятых годов удалось увидеть стрепетов на месте прежнего обитания. Как я обрадовался, не забыл красавец свою родную ковыльную степь! Полдня исходил целинные участки, оставленные для выпасов овец, но больше ни одного не увидел. В 1974–1975 годах их стало много, приспособились к новому образу жизни, стали встречаться даже в посевах, хотя гнездятся только на целине.
Как-то ехал на бедарке, лошадь шла шагом. Вдруг с шумом, задев голову лошади крыльями, взлетела стрепётка. Кобыла испугалась. Птица, пролетев метров 20, упала в траву. Справившись с лошадью, пошёл к тому месту, откуда взлетела. Под кустами полевого осота было гнездо, в котором насчитал, не притрагиваясь, 18 яиц. Надломив для приметы верхушки двух стеблей осота, решил ехать. Много видел до этого стрепета, а гнёзд не находил. По дороге домой мучил вопрос, не бросит ли самка гнездо.
На следующий день рано утром вновь проезжал по этой местности, гнездо было недалеко от дороги. Долго колебался, нужно ли лишний раз тревожить самку, всё же решился, оставил лошадь, стал тихо продвигаться к гнезду. Оставалось метров десять, вдруг нагряну внезапно? Стрепётка впопыхах взлетит, может побить яйца. Кашлянул — никакого движения, возможно, убежала, гулко топая ногами, двинулся к гнезду. Каково же было удивление, когда вместо яиц, увидел одну скорлупу. Неужели зверь, хорь или корсак, поел яйца? Пересчитал скорлупу яиц, все 18, удивился дружному выведению птенцов.
Потом вспомнил случай. Ранним летом косил на лугу сено, задорно кричала птица: «Ва-ва. Педь-полоть. Пить пойдём!» Вдруг из-под косы взлетела перепёлка, нагнулся и увидел гнездо, в котором насчитал 15 яиц. Осторожно обкосив это место, рядом сложил копну сена, замаскировав гнездо от дневных хищников — коршунов, луней. Дважды в день на протяжении недели приходил к гнезду. Перепелка не покинула яйца, шагов за пять порхала, стелясь по траве, убегала, но не улетала.
Однажды прихожу к гнезду, гляжу, перепёлка сидит — рукой подать. «Что-то не так, — думаю, — наверное, заболела». Протянул руку, чтобы взять птицу, вдруг, издав короткий квохчущий звук, перепёлка порхнула, за ней, как брызги, шмыгнули все 15 перепелят, ни одного не осталось в гнезде. Вот это да! Не то, что наша хохлатка, или домашний гусь, у них птенцы выводятся по двое суток, а потом много дней кутает хозяйка в ящике беспомощных питомцев. У диких птиц этого нет.
Проверил предположение на двух гнёздах стрепетов, всё правильно, ещё утром были яйца, к вечеру одна скорлупа. Дня через два после этого случая увидел юркнувшее через дорогу новое семейство. Бросился за ними — нет ни одного, умеют маскироваться.
Через неделю снова их увидел, уже размером чуть поболее воробья. Маховые перья растут быстро, птенцы летают по воздуху, способны уноситься на сотни метров, потом падают в траву, тут выручают быстрые ноги.
Не гоняйтесь за ними, у этих красивых птиц в нашей степи и так много врагов.
ВОРОНЫ
В воскресенье половины октября, стояла тихая солнечная погода. Это был один день из короткого «бабьего лета» в нашей местности. Тишина, какая-то торжественная задумчивость, грусть разлились в природе. На голом, как ток, лугу после небольшого осеннего дождика проклюнулась зелень, отдельные полянки радовали взор сплошным зелёным плюшевым ковром.
Мы наблюдали за пролетающими воронами, которые проложили путь в воздухе, нескончаемой вереницей тянулись на западную окраину хутора. В вороньем перелёте не было порядка, ни уплотнённой стаи, ни треугольника. Летели, каркая, по одной, по две, а то группой, но все одним и тем же путём. Не чувствовалось изящности, стремительности в полёте, как у других хищников. Тяжёлая, неуклюжая взлохмаченная птица, а поди ты, стала властелином в мире пернатых.
Куда летят эти «санитары»? Именно так зовут ворону учёные. По-моему, ни один настоящий биолог не станет их так нарекать. Ведь в шестидесятые годы и волка называли санитаром. Помнится, один оратор, ярый защитник волков, назвал хищника селекционером. В доказательство приводил тот факт, что на Кольском полуострове олень дикий стал мельче, потому что стало меньше волков. Волк, де, выбирает мелкоту, а крупных отпускает на развод.
Вспоминает старый чабан дед Карпо:
— В декабре 1947 года волки забрались ночью в баз. Овцы шарахнулись, сломали щиты. Надо сказать, что снега в то время не выпало, когда-то тут была целина, подножный корм прорастал. Если не сильный мороз, мы часто пасли овец. Ночь тёмная, бесснежная. Выскочил я во двор, от топота овец гудит земля, разрываются собаки. Треух на голову, босые ноги в валенках, накинул на нижнее бельё полушубок, схватил ружьё с одним патроном, и на кобылу. Крикнул жене: «Отпускай собак!» Верите, на фронте не плакал, а эту ночь слёзы проливал, скакал, кричал и плакал. Лишь к обеду собрал отару, свёз убитых и раненых овец к кошаре. Не знаю, много ли было волков, но «повеселились» они славно: 65 убитых и покалеченных овец. И все самые лучшие.
Вот! А пишут, что волк отбирает слабых, не здоровых.
Ребята спрашивают: «Куда летят вороны?» Ответил пословицей: за вороной пойдёшь — к падали придёшь. Конечно, ворону считают падальщиком, санитаром, но если бы она съедала падаль на месте, а то больше разносит заразу, чем её уничтожает. Посмотрите, что делается возле скотомогильника, если не сжигать павших животных. Там тысячи птиц, вокруг ямы валяются кости, шерсть, клочки кожи, всё растаскивают вороны. Добро бы, если питались только падалью, они волки среди пернатых, поедают птенцов не только домашней птицы. Те хоть находятся под охраной человека, а куда деваться диким?
Две вороны даже у собаки украдут лакомый кусок. В этом году наша соседка тётя Оля купила 50 утят, держала в базке около кухни на солнышке. Начали пропадать пернатые. Пришла к нам, ругает кота Ваську, будто бы утащил семерых утят. Потом, дня через два, увидела, как влетела в базок ворона, тюкнула птенца огромным острым клювом в голову и унесла.
Вороны очень наблюдательны, сопровождают каждую стаю гусей и уток. Заметят, что какой-нибудь птенец отстаёт от стаи — почитай, это добыча ворон. Засекут, откуда вылетела дикая утка — пропала кладка яиц, всех унесёт.
А что делается в мае на кукурузном поле, когда начинают проклевываться ростки? Только-только проклюнулись всходы, зерно набухло, размягчилось. На такое поле налетают сотни ворон, тычут клювы в землю. Некоторые думают: «Смотри, вороны уничтожают червей или жуков!» Вот ворона взяла рядок засеянной кукурузы, идёт по нему. Через равные отрезки вонзает клюв в землю, выхватывает проросшее зерно, аппетитно глотает. Втыкает даже в то место, где на поверхности не появился молодой зелёный отросток растения, знает, что тут должно быть набухшее вкусное зёрнышко. Проглотив зёрен 20–30, набив зоб, ворона летит к гнезду, чтобы накормить птенцов, потом вернуться на поле. Несколько дней над кукурузным полем вьются вороньи стаи. Нагруженные улетают, другие спешно возвращаются, так до тех пор, пока не истощится кукурузное зерно, превратившись в стебелек и корешки.
Вороны умеют считать. Операторы кино не раз пытались заснять на плёнку процесс выкармливания птенцов. Близ гнезда, когда самка высиживает яйца, строилось укрытие. Убежище готово, ворона привыкла к сооружению, начала кормить птенцов. Стоит оператору придти в укрытие, ворона не летит в гнездо, терпеливо ждёт, пока человек не отправится прочь. Вот заходят двое, один вышел, другой остался. Ворона не будет кормить, пока не уйдёт и второй. Заходят трое, ворона будет ждать, пока все не уйдут. Вот пришло трое, но под одной плащ-палаткой спрятались два человека. Ушёл один, второй, ворона ждёт. Покинул укрытие третий, сосчитала и бросается к гнезду, тут четвёртый и ведёт съёмку.
Пернатым хищникам в наших степях нет естественных врагов в воздухе, от кошки она способна защитить гнездо. Ворон расплодилось очень много, стаи наносят внушительный ущерб фауне и флоре, значительное сокращение численности способствовало бы охране природы.
СХВАТКА
Это было года два назад. Иду по лопатине, любуюсь зеленью, цветами, многочисленными чибисами, которые с тоскливыми криками носятся над лугом. Не торопясь, дошёл до реки Сал, сел на высоком косогоре старой плотины. Справа глубокая водная гладь — «купальня», здесь на целый километр нет ни камыша, ни осоки. В этом месте купаются, поят скот, сюда пригоняют из хутора водоплавающую птицу. Слева мелководье, поросшее чаканом, где громко кричат камышёвки, попискивают кулики, над камышами реют белоголовые луни.
День выдался безветренный, вода без ряби, отражает, как зеркало, высокие зелёные берега. Неподалеку сидят с удочками мальчишки. У противоположного берега плещутся стаи гусей и уток. Моё внимание привлёк коршун, тащивший в лапах порядочную терновую ветку. «На гнездо», — подумал я. Не тут-то было! Коршун приостановил полёт, повис над гусиным стадом, где птенцы были поменьше, выпустил ветку. Вначале я заподозрил, что сплоховал, нечаянно упустил, но нет, коршун кругами носился над медленно падающей веткой, не пытаясь её схватить. Гуси, как зачарованные, смотрели на падающий предмет, поворачивая головы. Гусята сгрудились вокруг старых гусынь, вот-вот ветка их накроет.
В последнее мгновение птенцы порскнули в разные стороны, этого и нужно было хищнику, камнем кинулся, расправил острые когти. Не дремал и гусак, с гоготом бросился к коршуну, работая крыльями, через какую-то минуту хищнику было бы несдобровать. Он оценил своё положение, резко взмыл вверх, сделав круга два над рекой, коршун улетел. А гуси после этого долго гоготали.
Я восхитился и коршуном, и гусаком. Ай, да хитрец, задумал с воздуха бомбардировать гусей! Кто подсказал такую тактику?
Собирался уходить, как вновь увидел коршуна с сухой терновой веткой. На сей раз, он выбрал утиную стаю, две утки и штук двадцать утят кормились около противоположного берега. Коршун низко спустился, опять прекратил полёт, как будто зная, что ветка по инерции может не попасть на утят. Видя падающий предмет, птенцы бросились врассыпную, некоторые нырнули в воду, а трое бросились на берег. Тут и сцапал коршун одного утёнка. Отлетел недалеко, метров на двести, уселся на бугорке, начал терзать добычу. Долго крякали утки, а неподалёку в воде плескался селезень, он, как и петух, безразличен к потомству.
Прошло два года, больше не приходилось наблюдать за своеобразной охотой коршуна. Но рыболовы рассказывали, что видели, и не один раз, как эти птицы бросают в гусей и уток палки, сухой камыш. В этом году на лугу косили сено, я ехал по скошенному участку к реке. Недалеко от берега увидел коршуна, который нёс в лапах клочок сена, он скрылся в русле Сала. Справа возбуждённо закричали гуси, я поторопился к реке. Метрах в тридцати белый гусак что-то добивал клювом и лупил крыльями. «Подрались гусаки», — подумал я, — подошёл поближе и увидел, что драка уже кончилась.
В реке, распластав крылья, лежал коршун, голова опущена в воду, не совсем намокшие крылья поддерживали тело. Дважды отплывал гусак от жертвы, опять возвращался и клевал, топил поверженного врага. Схватка гусака с коршуном, видимо, была короткой. Наверное, добыча была тяжёлой, а коршун когти вогнал глубоко. Иногда случается, что коршун или ястреб нападают на крупную рыбу, сами становятся жертвой, увлечённые сильной рыбиной в глубину. На воде хищник почти беспомощен, под лапами нет твёрдой опоры, он не в состоянии пустить в ход свои сильные и острые когти.
Возможно, на суше коршун отделался бы синяками и потерянными перьями, что послужило уроком, как нападать на гусиное стадо. На воде достаточно гусаку погрузить голову противника в воду, либо обдать раза два водой, и вся схватка окончена. Вообще гусь серьёзная, храбрая и сильная птица, защищая своё потомство, он смело бросается на лисицу, собаку, корову и других животных, не боится человека.
Долго раздавался над речкой торжествующий победный разговор гусиной стаи, а тело коршуна покачивалось на мелкой волне. Был ли это старый знакомый, или другой хищник, не знаю, но почему-то стало жаль коршуна. Летал бы в степи, ловил сусликов, как его сородичи, так нет, избрал местом охоты реку и птицеферму, расположенную на берегу. Вот и был жестоко наказан за свой разбойничий промысел.
НЕ ШКОДИ, ГДЕ ЖИВЁШЬ
В совхозе «Восточный» птичник находится на неудобном месте, неподалёку кирпичный завод, глубокие карьеры, заросшие камышом, высоким, густым бурьяном, старые тёрны, бугры и ямы от бывших построек, удобные места для хищного зверя. Естественно, лисы, корсаки, хори, коршуны прекрасно знают о местонахождении птицефермы, по мере надобности берут с её обитателей оброк, таскают кур и уток.
Лисы и корсаки устраивают норы для потомства в удалении от птичника, уже оттуда совершают набеги, даже среди бела дня. Хорь же глуп, нахален и дерзок, он может поселиться в суслиной норе прямо на территории птицефермы или даже в самом птичнике.
Птичницы сказали, что утки отказываются идти в воду и выходить из неё по спуску в реку Сал, сделанному бульдозером. Вверх стараются быстро карабкаться по крутому речному склону, а вниз скатываются кувырком.
Посмотрел на подъём, как будто всё нормально. Сначала погнали вниз, по спуску, голов 200, потом валом пошли остальные. Вдруг с самого гребня берега вниз в гущу стада метнулся золотисто-жёлтый хорь. Давка, кряканье, гвалт. Часть уток схлынула в воду, остальные повернули прямо под ноги птичницам, лишь одна утка с прокушенным затылком, трепыхаясь, осталась на спуске. А рыжий разбойник с приплюснутой головой, увидев людей, бросился наутёк.
У самого берега в густых и высоких зарослях чернобыла нашли шесть задушенных уток, у которых только головы съедены, мозг — любимое лакомство хоря. Конечно, за свой дерзкий дневной разбой хорь поплатился жизнью, дня через два утки стали спокойно ходить к Салу.
Инкубаторные куры, особенно молодые, не приучены наседкой к сигналам опасности. Лакомится коршун курицей, а к нему сбегаются молодые цыплята тоже её клевать, потому что для развития им нужна животная пища (белки). На ферме, где тысячи кур и уток, уничтожены все червяки, букашки, жуки.
Лиса пользуется этим, она оставляет половину не съеденной птицы, сама сидит с лисятами в кустах. На мясо подбегают десятки цыплят, тут выбирай любого! Домашняя птица для лисы лакомство, большой соблазн. Но в прошлом году плутовка меня озадачила. Известно, что лисы в апреле приносят потомство, для детёнышей роет нору и живёт в ней, пока не вырастут лисята, потом ведёт бродячий образ жизни.
В начале апреля я пас сакман. В двух километрах от хутора увидел только что вырытую лисью нору, глина была ещё влажной, красной, издали она виднелась среди поднимающейся зелени. Дня через три от ветра и солнца красная глина посерела, издали этот пятачок казался обыкновенным солонцом, каких немало в нашей засушливой степи. Пройдёт несколько недель, трава вырастет вокруг норы, пройдёшь рядом и не заметишь логова.
Каждый день наведывался сюда, это был участок наших выпасов. У лисы, наверное, уже появились щенята. Однажды медленно иду со своей сотней ягнят в направлении лисьей норы. Вижу, в том районе что-то пестреет и движется. «Отстали ягнята», — подумал, оглядел площади всех пятерых сакманов, пасшихся вокруг, сегодня никто отары не пас. «Газета колышется на ветру», — прикинул. Часто так бывает: сел сакманщик покушать, развернул еду, а потом обёртку бросил. Сакман ушёл, идёт за ним и пастух, оглянулся, сзади что-то белое колышется. «Ягнёнок отстал», — полагает сакманщик и возвращается к своей брошенной газете.
Подхожу ближе, различаю двух диких уток, больших и рябых. Гоголь называют эту птицу, по величине не уступает крякве. Селезень поднялся в воздух, полетел к Салу, утка как сквозь землю провалилась. Обходил всё вокруг, нигде ничего нет, кроме лисьей норы, не могла же забраться в логово! Или ранена, или не было другого выхода, не осталось сомнений, что лиса и утка под землёй, какая там разгорелась трагедия…
Отогнал сакман метров на двести, стал наблюдать, чего ждал, сам не знаю. Часа через два прилетел селезень, сел недалеко от норы, осмотрелся, зашагал к лисьему логову. Вероятно, издавал какие-то звуки (мне не слышно), потому что минуты через две живая и невредимая утка вылезла из норы. Немного пощипав травки, гоголи поднялись, улетели на речку.
Может быть, думаю, не было лисы, стало совсем интересно. Всё повторялось и в следующие дни наблюдений, утка забиралась в нору, селезень, если никто не мешал, оставался рядом. Потом около логова стали появляться перья, куриные крылышки, лапки. Какой запрет руководил лисой? Утка была у неё в норе, пусть даже в каком-нибудь отсеке, любимое, вкусное мясо на столе, а она за четыре километра, рискуя жизнью, бегала на птицеферму за добычей. Странное сожительство!
Потом вспомнились аналогичные случаи. До войны и после войны в нашей местности было немало волков. Чуть ли не каждую неделю шли разговоры о проказах серых разбойников, то побили овец, то телёнка, то жеребёнка, однажды зарезали даже двухлетнего верблюжонка.
В 1935 году колхозная бригада во время сенокоса находилась на постоянном коше близ слияния Джурака и Кара-Сала, там была хуторская водяная мельница. В этом месте довольно полноводный Джурак, наткнувшись на глиняную гряду, огибал подковой низменный луч диаметром километра три, травы в долине всегда отменные, высокие, густые, в пояс человеку. По лугу разбросаны терны, человек ли их сажал, или птицы разнесли косточки, никто не знал, кусты разрастались, делались непролазными. Женщины, ходившие в августе рвать тёрн, в середину зарослей заходить боялись, тем более что видели обглоданные кости животных.
Бригадные телята паслись вместе с телком и козами мельника. Тот стал замечать, как только телята дойдут до самого куста тёрна, раскинувшегося в диаметре не менее пятидесяти метров, так бегут оттуда. Кто-то не даёт побыть им в тени. Наконец увидел, как волчица рысью, как чабанская собака, отгоняла телят к бригаде. Казалось, само угощение пришло к логову, хватай, режь и глодай, но волчица этого не делала, ни разу не тронула, ни бригадного телка, ни мельниковых коз и ягнят. Зато ходила на чабарни за шесть, а то и десять километров, подвергалась опасности, терпеливо ждала удобного случая, чтобы зарезать ягнёнка или овцу, принести мясо для прокорма быстро растущих волчат.
Подобный случай был в 1937 году во время сенокоса на балке Копанской. Временный кош располагался метрах в 600–700 от волчьего логова. Волчица отгоняла от своего обиталища рабочих волов и лошадей, были и жеребята, но она не нападала на добычу вблизи своего потомства. Инстинкт охраны детей, инстинкт материнства сильнее чувства голода, она боялась навести гнев на своих детёнышей.
Этот же инстинкт руководит, казалась бы, беззащитными животными, когда, защищая детёныша, самки бросаются на врага в тысячу раз сильнее себя.
ВОЛК ВСЕГДА ВОЛК
Волк крупный и сильный хищник, осторожный, умный зверь. В вечной вражде с человеком он из поколения в поколение выработал навыки житья по соседству, способность не быть при этом замеченным, не оставлять своих следов. По одной стёжке пройдут несколько волков так, что неопытный человек посчитает, что тут проходил один зверь. Он не трогает домашних животных, содержащихся человеком поблизости, даже отгоняет от логова.
В нашей степи, небогатой крупными дикими животными, основным кормом для них является домашнее поголовье. Опасен волк даже для крупного рогатого скота, лошадей, особенно осенью, когда волчица обучает охоте своё потомство, и зимой, когда волки объединяются в стаи.
Гурт крупного рогатого скота обороняется, став в круг и выставив рога, косяк лошадей — повернувшись задом, в середину окружения собрав молодёжь. Волки норовят отбить от стада слабых и юных, которым рвут сухожилия ног, брюхо, горло. Стойко защищают своих жеребят лошади, если они находятся в табуне. Попадись в степи на пути одиночного волка хороший косячный жеребец, тут уж хищнику несдобровать.
Большая беда, если волки нападут на молодняковый табун лошадей, так называемый «отъём». Гудит осенняя земля от бешеной скачки сотен копыт сбившихся в кучи лошадей, сломя голову несётся молодняк. Беда и гибель упавшему! И не дай бог, в ночной темноте попасться оврагу, большой убыток понесёт хозяйство. Далеко уходит табун в стремительном беге, неделями ищут табунщики пропавших лошадей. Лошадей Дубовского конного завода №1 находили в Астраханской, Сталинградской областях, конечно, не всех, многих порезали волки в нашей степи.
Рассказы о нападениях здоровых волков на человека в нашей местности не обоснованы. На моей памяти было лишь несколько исключительных случаев.
В тридцатые годы осенней ночью в крайнюю землянку хутора Шебалина, что в Заветинском районе, в окно кто-то поскрёб раз, другой. Женщина, сидевшая за пряхой у семилинейной лампы, встала, подошла к окну. Тишина, только на завалинке под окном что-то шуршало и вроде стонало. Форточек на навесах не было, вверх поднималась часть крохотного окна. Женщина подняла раму, высунула голову, хотела спросить, кто там, что-то гребануло её по лицу, обдирая кожу. Увидела, как половинка рамы придавила косматую лапу, перепугавшись, обливаясь кровью, она упала на пол землянки. «Нечистый!» — подумала женщина и лишилась чувств.
Утром возле землянки нашли волка, еле живого, он был стар, худ, с висевшей клочьями шерстью, зубы источены. Хищник уже не мог поймать какую-либо добычу, в желудке нашли только терновые косточки.
В хуторе Ново-Беляевский Заветинского района у жителя В.С. Сергеева сохранилась фотография, на которой корреспондент газеты запечатлел деда Егора. У больничной стены сидит пожилой мужчина с забинтованной головой и правой рукой. Этот чабан вступил в поединок с забравшейся в колхозную овчарню волчицей и вышел победителем, хотя она нанесла тяжёлые раны.
Хуже бывает при встрече с бешеным волком, он никого не боится, заскакивает в деревни, хватает и кусает всё живое — птиц, собак, человека. Бешеный не может проглотить пищу, так как парализованы глотательные мышцы, волк наносит раны, в которые попадает отравленная слюна. Покусанные животные тоже заболевают страшной болезнью. В послевоенные годы последними жертвами стали чабан и подпасок из бывшего села Ильинка, их погрыз бешеный волк.
Есть роковые и непонятные странности у волков. Даже курица защищает цыплят, а волки человека или собак, напавших на логово, не трогают, убегают, прячутся. Волчата, защищаясь, грызутся с собаками, однако родители никогда на помощь не приходят. Если гончие с заливистым лаем идут по волчьему следу, звери никогда не обернутся, не прогонят и не загрызут их. А деревенских собак таскают без страха, из-под крыльца, бывает, похитят отчаянно визжащего пса, ту же гончую. В лесу охотничью собаку могут схватить прямо с гона по зайцу или лисе, но не тогда, когда гонит собака самих волков.
Вторая странность этого сильного, чуткого зверя: от неожиданности, когда испугался, не выдерживает сердце, и волк подыхает. Об этом мне рассказывал табунщик из хутора Гуреева Павел Прокопьевич Кондрашов. Верхами они вдвоём гонялись за волками, прошли километров десять. Волк, да и лошади устали, бирюк уже не вбирал в пасть длинно высунутый язык. Кроме кнута, у Кондрашова ничего не было, догнав зверя, стал сечь плетью. Завидев скирду, волк круто повернул к ней, с разбега всунул голову в свежескошенное сено, работая лапами, стал забираться вглубь.
В азарте табунщик соскочил с коня, бросился с кнутом к копне. Увидев подскакавшего товарища, Павел Прокопьевич крикнул: «Снимай с коня узду!» Обеими руками схватил волка за торчавший из сена хвост, почувствовал сильное зловоние. С силой рванул волка, прыгнул ему на спину, схватил хищника за уши, крикнул, чтобы товарищ накидывал уздечку на морду зверя. Сопротивления не почувствовал, волк был мёртв… Возможно, и загнали, но скорее всего умер от страха.
В 1939 году я заехал на чабарню к дяде Якову Порфирьевичу, много лет проработавшему чабаном. Меня встретил многоголосый лай привязанных в разных местах собак. Поразил громадный белый пёс. В его облике имелось что-то уродливо-пугающее. Правая сторона головы была лохматой, левая, наоборот, голая, не было уха и глаза, зубы верхней челюсти не закрывались губами, передняя лапа болталась, как палка. Он не рвался с цепи, стоял на трёх ногах, немигающее смотрел единственным глазом, не было и лая, издавал какое-то глухое рокотание.
Спросил у дяди, зачем он держит этого урода. Тот ответил:
— Это ценный кобель, один на один задушил матёрого волка. В той схватке хищник его изуродовал. Нашёл их утром, облитый кровью, верный пёс мёртвой хваткой держал волка за горло. Это было в прошлом году.
За последние зимы хищные звери стали одолевать колхозные отары. Недавно взял волка сам дядя. Овчарня камышовая, шалашного типа, её называют клуня. Вьюги нанесли большие сугробы, закрыв крышу до половины. В такую метельную ночь волк по сугробу взобрался на овчарню, разгрёб довольно-таки толстый камыш. Сделав дыру, прыгнул вниз с двухметровой высоты, теперь выбирай любую добычу. И волк зарезал 12 овец, хотя ни одной, конечно, не съел. Как выбраться из клуни? Зверь подтянул к дыре трёх овец, сверху ещё двоих, всё равно вытащить в дыру добычу не смог. За этим занятием и застал его чабан, опоздай немного — сделал бы из мертвых овец пирамиду и ушёл.
Яков Порфирьевич давно слышал, что собаки рвутся с цепей, подумал: «Волк бродит!» Однако овцы загнаны в надёжное помещение, запоры хорошие, о крыше и не подумал. Оделся, зажёг фонарь, решил обойти клуню кругом. Слышит внутри гул, открыл дверь, почти напротив увидел убитую овцу. Глянул вправо, в тусклом свете фонаря увидел горящие глаза волка, стоящего передними лапами на мертвых овцах. Быстро поставил фонарь, с вилами двинулся на волка.
Хищник прыгнул в дыру, но хвост и задние лапы болтались в воздухе, вот уже зацепился задней лапой за крышу. Дядя бросил вилы, схватил зверя за хвост, рванул вниз, волк обдал зловонием, плюхнулся на трупы овец, чабан кинулся на него с вилами. Думал — сейчас волк бросится в атаку, но зверь судорожно подёргался лапами, не поднимая свалившейся на бок головы. Нацелился острыми рожками в грудь, но хищник потянулся и замер. Не выдержало сердце такого свирепого, вместе с тем, трусливого зверя. Чабана стала бить дрожь, бросило в пот и озноб. |