К полудню буран обессилел и затих, но в степи бьли снежные заносы, и из отдалённой бригады мы приехали в станицу только под вечер. От лошадей валил пар, на заиндевевших гривах блестели сосульки, а уши, ноздри и ресницы бьши выбелены холодным пухом. У правления колхоза встретили Петьку, председателева сынишку, краснощёкого с живыми глазами мальчишку в дубленом полушубке и сером заячьем треухе. Петька, заметив, что его ждут, на почтительном расстоянии сбавил шаг, поглядел на мокрый полушубок, обмёл смёрзшиеся шаровары и, как дикий зверёк, глянул на отца из-под нахлобученной шапки.

Председатель покачал головой и еле заметно улыбнулся:

- Что, Петя-петушок, крылышки подмочил? Ничего, бывает... Проводи гостя домой. Скажешь матери, я приду позже.

Дорожка, протоптанная в снегу, бежала через молодой парк, где до прошлой осени буйно рос красноголовый татарник. Тропинка была в один след. Петька шёл рядом по целине, скорее всего, не из вежливости уступая мне дорогу, а просто не хотел

упустить удобного случая лишний раз померить сугробы.

- А вы на самом деле в заправской газете работаете? Вот здорово! У нас в школе тоже есть газета... стенная.

Петька покосился на мой фотоаппарат и не без гордости заявил:

-  У нас в школе фотокружок организовали. Я тоже записался. Нынче ночью буду снимать лунную корону. Во! Дам в стенную газету.

Я посмотрел на лопоухий заячий треух и в душе порадовался за Петьку. Счастливчик. Подумать только: он будет снимать лунную корону. То, что в заправской газете нельзя, в Петькиной можно.

- У нас в школе скоро откроется военный музей, - тараторил мой провожатый. -Мы уже два года собираем разные экспонаты.

После ужина мне отвели комнату для отдыха, а Петьку мать выпроводила в детскую учить стихотворение.

Не прошло и полчаса, как подозрительно скрипнула дверь, и на пороге появился Петька с большущим аппаратом на треноге и зашептал:

- Пишите, пишите, я сейчас исчезну. Вот только спросить хочу. Вы не знаете, какую выдержку надо дать, чтобы заснять Луну?

Мне было, конечно, не до Петькиной затеи с Луной. Надо писать статью о подготовке к весне, информацию о кормоцехе. Но по озорным глазам Петьки я понял, что от него так просто не отделаешься. Ему в голову не могло прийти, что в эту ночь есть дела более важные, чем фотографирование светящегося круга, именуемого им громкими словами «лунная корона».

Пока я уточнял Петькины расчёты выдержки, он подсел к столу, пытливым взглядом осмотрел мои бумаги, кожаную папку... Но разве глаза дают точные сведения. Петька попросил разрешение и вытащил из папки несколько фотографий, потом достал обрезанную деревянную ручку с металлическим наконечником, которую я много лет носил с собой. Повертел ручку перед носом и недоумённо спросил:

- Разве такими теперь пишут? В настоящей газете состоите, а самописки не

Он писал и писал, и мы хохотали с ним до слез от радости. Тогда я и отдал ему эту ручку...

Я замолчал. Мне до того ярко припомнился тот зимний вечер, что даже про Петьку забыл. Не знаю, сколько мы сидели так, слышу, он трогает меня за руку и тихо спрашивает:

- Чем же он теперь пишет?

-  Как и все - авторучкой.

- А что было потом? - не унимался Петька.

Утром я отправился в школу раньше обычного. Тихо прошёл по коридору, мимо комнаты учительницы (она жила в школе), поставил отогревать замёрзшие чернила на плиту и присел за парту. «Первый урок-письмо. Как же быть? Может, Анна Васильевна не заметит? - подумал я. - Нет, пойду и все расскажу».

Вошёл в комнату и онемел. Учительница никак не могла добиться от меня, что случилось. Я робко переминался с ноги на ногу, тёр ладонью лоб и с трудом выдавливал слова:

- Мы с папой... Он тоже хочет учиться писать... Нам нужна ручка...

Лицо учительницы сделалось почему-то грустным, глаза печально посмотрели в мою сторону. Я повернулся к двери, хотел юркнуть в коридор, но она удержала меня. Подошла к письменному столу и остановилась перед фотографией. На неё смотрел молодой военный с высоким лбом и прямым подбородком. Рядом с ним, прижавшись к плечу, сидела наша учительница в белом платьице, с девочкой на руках. Она молча вытерла платком и без того чистую рамку и отвернулась к окну. Плечи её чуть заметно вздрогнули, крупная слеза упала на рамку, медленно поползла по стеклу и тёмной полоской разрезала фотографию на две части. Теперь военный остался один, а Анна Васильевна вдвоём с дочкой.

Я скрипнул дверью, учительница встрепенулась, взяла в ящике стола ручку с блестящим пером и протянула мне:

- Вот... Себе оставила. Возьми и береги.

Рад-радехонек я влетел в класс.

Мальчишки и девчонки, притихшие и молчаливые, обступили Витьку, сына почтальонши.

- Вчера маманька нашей Анне Васильевне письмо казённое принесла, - криво всхлипывал он и растерянно комкал в руках промокашку. - Сам командир пишет, что муж её погиб... геройски...

...Я замолчал, пытаясь вспомнить лицо учительницы в то печальное утро, но перед глазами почему-то вставала добрая, счастливая Анна Васильевна. Я видел её только радостной.

Петька задумчиво уставился в окно, подперев кулаком подбородок. В его больших тёмных глазах светились две маленькие луны с сияющими коронами. Петька наклонился в мою сторону и неожиданно стал просить, чтобы я отдал ему ручку отца.

-Знаете, прошлым летом в хуторе Лебяжьем мы раздобыли необыкновенную казачью шашку. Пантелей Максимыч нам её отдал. В восемнадцатом году он рубался на Дону с беляками... А в Отечественную его сын партизанил с этой шашкой... В музее мы рядом с клинком положим солдатскую ручку.

Честно говоря, мне не хотелось отдавать Петьке отцовскую ручку. Столько лет хранил...

- Гляди, - постучал я по стеклу. - Смотри, как луна полыхает. Самый раз снимать. На небе - ни облачка.

Петька резко щёлкнул выключателем и, щурясь от яркого света, засопел около фотоаппарата, устанавливая выдержку и диафрагму. Мы вышли на крыльцо. Он молча нажал автоспуск, молча отсчитывал секунды и перематывал плёнку. Закончив съёмку, легонько дёрнул меня за рукав:

-Может, отдадите ручку для нашего музея? Я у своего отца все медали выпросил... Только про ручку ещё написать надо, чтоб все знали...

Петька давно утих за стенкой, он, наверное, видел уже второй сон, а я никак не мог связать двух слов о пуске кормоцеха.

Из головы не выходил школьный музей, перед глазами стоял Петька, я слышал его голос. Как он сказал? «Ручку солдата положить рядом с казачьей шашкой»?