В некой Системе -Х-, в неком городе N... на одном из углов при пересечении двух улиц, носящих привлекательно-неопределённые названия МЭЖО, а также ЖОМЭ, неким Раздолбаевым Лапидаром Лапидаровичем был открыт новый магазин со странным названием «Магазин Анонсов».

 Название это звучало так неожиданно свежо для граждан города N... что они даже останавливались перед такой, как бы это сказать помягче, заморочкой. Ну ладно там ~ «Артемида», с луком и стрелой, нацеленной на карман потребителя. Ну ладно там - «8ех 8 пор» с предложениями купить или взять напрокат: Мужчинам - что-нибудь, в чём можно утонуть на время, а женщинам что-нибудь, что можно например, вместить в себя. Всё ж ясно и понятно... О чувствах?.. О чувствах речи нет. Резина чувств не мает.

 Даже название магазина «Барской» стало до смешного понятно, после того, как одна 14(четырнадцатилетняя) девчушка написала на боковой стенке мелом - Бар-сков Колля + йог = «Барской». И тут всё быстро выяснилось. Оказывается, магазин «Барской» - принадлежит её кумиру Барскову Колле, который недавно открыл свою собственную ассоциацию йогов, только поющих. Ну всё же до безобразия ясно и понятно. А тут нате вам по мозгам: магазин под названием «Магазин Анонсов». Что бы это могло означать? И вот Власти - в лице 1)МЭРА города со товарищи! 2)Главы администрации со товарищи же! 3)Думцев с главным думающим Думцем!, - забеспокоились. И задали они себе вопрос: А нет ли тут крамолы какой или государственной, страшно сказать, измены, и что они, собственно, могут с этого поиметь?

Враг - он хитёр и коварен, измены так и носятся вокруг, а тут даже попахивает чем-то французким.

Ишь, слово-то какое мудрёное! -Анонс-! Духи что ль какие или панталоны? А за ними что? А под ними? Не-ет, в одиночку тут не справиться.

Решили Власти объедениться и докопаться до истины.

 Нужно сказать, что один из них, самый дотошный и смекалистый, полез - таки в энциклопедический словарь и, с большим трудом найдя в нём букву -А,а-, выписал себе в записную книжку всю информацию о загадочном слове -Анонс-. Выписал, но... никому, ничего не сказал. Ибо, - тот, кто владеет информацией, тот владеет ситуацией и тем, чем и кем подвернётся... Или лучше сказать - хочет? Может и лучше... Это когда хочет... Листок , правда, потом, с информацией об -Анонсе-, этот дотошный малый выдрал из записной книжки и съел, предварительно выучив анонсную тайну. Мало ли что...

 Так во-о-от... Собрались Власть-предержащие за городом в глубокой, глубокой... сухой балке, которая, напоминала прорытый, рукотворный канал... Да-а... Собрались они там и окружили себя цепью милиционеров. Тройной, конечно. А вокруг ещё Х-Казаков на конях понатыкали с пиками да с шашками наголо. Скачут они с гиканьем да свистом, охраняя Тройственный Союз гадателей в гражданских погонах. Решили они, как было сказано выше, расшифровать слово -Анонс-, входящее в название нового секретного углового магазина - с интригующим названием «Магазин Анонсов»-. До начала заседания, т.е. лежачего, полузасыпного форума, с трёх сторон, - участники оного, перебрасывались вялыми предположениями по поводу слова Анонс-.

«Анонс», - говорил громко длинный, изогнутый, глистообразный депутат со скошенным подбородком и изогнутыми передними зубами - «Это скорее всего ананас нового сорта».

«Ананас?» - встрепенулся справа коротышка Залупаев Селивёрст Трындович из администрации. «Ананас, говорите?» А на нас хватит этих ананасов? А, г-н Глиста?» Глиста не ответил на этот вопрос, впав в раздумье от оплошности, которую он допустил. Вдруг этот Залупаев опередит его... . Не зря же он спросил - «А на нас хватит?» - Кого он имел ввиду? Конечно же, себя и свою ораву. Надо держать язык за зубами.

Тут со стороны могучей кучки МЭРА донеслось отрывочно «нос... а...нас... нос.» Некоторые пошевелили носами и... не сразу... догадались, конечно, а так, постепенно, родили мысль: может быть -Анонс- это зашифрованная фраза: а на нос!

 А-на-нос! На-нос! - понеслось по рядам. Что на нос? Кто на нос? Колпачки на нос! Какие колпачки? Колпачки от загара для женских носов! А для мужских? Для мужских, говорят, нет. Вот вечно так, для женщин есть, то прокладки, то колпачки, а мужикам шиш с маслом! Масло-то уже нельзя-а... Печень, блин, даёт себя знать... Ну и что? А что? Остаётся один -Шиш - мужикам, а всем бабам колпачки... на нос от загара и простуды... И от укушения... Га-га-га-га...». «Тихо!» - произнёс депутат Турбинин Дрон Тискович. «Тихо, говорю! Зам. МЭРА сказать хочет!»

«Хочет, хочет... Зам.МЭРА хочет, хочет...» отозвалось эхом в рядах лежащих и страждущих, и тоже, видимо, хотящих. «Я грю» - начал зам. МЭРА, хотя официального Начала ещё не было. «Я грю, мо-жа это ананисты какие-нибудь магазин открыли... Только чё они там могут продавать, не пойму? Машинки автоматические что ли? Для ананирования... Или как там у них называется... вибраторы... Во!» И по рядам пошло — ананисты, машинки, вибраторы, ананисты... Так ведь не ана-низм, а онанизм... Онан такой был... Да! Раздражал свои половые органы... Да... Онан... Да, для оргазма... Раздражал, раздражал! Сказали б - дрочил в тряпочку... Нехорошо как-то... Зато ему, Онану, было хорошо... Так что, значит - Анонс - это зашифрованное от - онанизма? Да наоборот всё: ананас от онанизма, а может и онанизм от ананаса. А всё от Онана. -Мужик такой библейский был... Во, блин, дрочил, а в Библию попал... Балка гудела, шикала, кряхтела, храпела...

 Среди фраз и слов типа - Анонс, - ананас, а на нас? Ананист -- Онан, - ананизм-онанизм, дрочи-ил? - На нас?!., вдруг послышался хлопок и громкий всхрап... И... из густой травы поднялась продолговатая голова МЭРА и сказала: «Та-аврышы! Гражданы          Господа! Па-

апрашу! У-А-а-а-а-а! Спать... хотца! Чта-а за шум? Мы ещё не открыли наше зале-седание... залегаседание... Да, именно так... Что? Ах, да! Кто за то, чтоба-а, пра-а-шу поднять головы! Па-а-адня-ать,.. Я сказааал! Па-а-адня-а-ать! Чё, неясно?» Из травы, шелковистой и нежной, поднялись тяжёлые головы залегаседающих мэрцев, депутатцев и админис(т)ратцев... Головы поднялись и... заговорили разом: «Что? Что он? Чё он сказал? Он чё, ... сказал? чё...? Зачем головы? Поднимать зачем? Хорошо ж... Лежалось хорошо ж... Договор же был... Лёжа... Головы... нам... беречь надо... Головы... Чё их поднимать?»

МЭР не унимался: «Па-апрашу! Г-жа Рас-попина! Пусть все проползут через Вас и отметятся!»

«А на шо это Вы намекаете, г-н МЭР-РЭМ? Я порядочная женщина и избираюсь в органы..., я имею ввиду в органы власти (не влазьте, г-н Пост-Страдалец, а власти) уже третий раз и залегаюседаю в них мёртво.»

«Да делайте, что хотите, заседайте, залегайте... Гм... Нда... Вы, г-жа Распопина, как Секретарь сегодняшнего слёта залегаседающих, сделайте объявление о предстоящей дискуссии по поводу этого, как его - Анонса-!» сказал Мэр и сгрыз травинку, колющую острой рапирой (в) щёку. И сплюнул зелёную жвачку. Госпожа-Секретарь Распопина пошевелила своим широким, распопинским телом, откашлялась с излиянием... слюны и сказала: «Господа Триумвиратские! Не спи-им, не спи-им... Просыпа-а-аемся, просы-па-а-аемся. Родина нам не прости-и-ит... Уа-а-а-а - Уа! Не прости-и-ит... Родина ждё-о-от... Я понимаю, лёжа всё можа, но сколько же можа-то, лёжа? Я понимаю, трава густая, мягкая, есть, где укрыться. Но мы же всё-таки Уа-а-а-Уа!!!- люди го-суда-арственные... как никак...». «Да объявляйте же, чёрт бы Вас побрал с Вашей демагогией, блин!» рявкнул МЭР-Рэм небывалую для него фразу и подумал: «Что-то я, блин, сморозил... ну да ладно... Я ж МЭР!»

 До своего Мытарства..., извините, конечно же, до своего МЭРСТВА, МЭР Расстегаев Брутила Брутилович возглавлял в городе N. довольно крупное предприятие по производству резиновых, надувных шари­ков и редких по исполнению и ухищре­нию презервативов ( по-народному - гон­донов), а также - хрустящих за ушами жвачек многоразового пользования. Гон­доны, то бишь, презервативы, тоже были многоразового пользования. Они прода­вались под общим лозунгом - «Попользо­вался, - передай другому!» - Кстати, в рек­ламе, по местному телевидению , эти презервативы советовали использовать (если не передал другому) как 1) шапочки резиновые для купания; как 2) напальчни­ки; как 3) жвачки... Дёшево, вкусно и по­лезно. Экономия при этом всем очевидна. Причём, опять же - Пожевал - передай другому.

«Так будете Вы, Мадам Распопина, объ­являть или нет?» спросил (опять) МЭР -Брутила Брутилович.

«Ваше МЭРское Величество! Буду! Буду-у! Всё бу-уде-ет! Надо же всех пропустить через себя-а... Тьфу, наваждение! Я хоте­ла сказать... да, вот - зарегестрировать!» Поползу дальше... регестрировать залегаседающих и прочее...». «А-а! Ну это дело другое!» - сказал МЭР и уронил голову на ладонь помощника, все­гда готового ко всему... Пока г-жа Распопина ползает, регистри­руя и прочее, познакомимся ещё немного с личностью градоначальника. Когда Брутилу Брутиловича выбирали в МЭРЫ он обещал, что все 1) испытают радость полёта на шариках; 2) удивятся, как быстро вырастет население ихгорода, если все будут пользоваться его презерва­тивами; 3) будут сыты, как никогда, ибо состояние жевания непосредственно жва­чек будет привлекать чистую энергию из окружающей среды, а тогда зачем и про­дукты-то вообще нужны?! Сам Расстегаев красиво говорить не умел. А на что тогда помощники? У него они были. А в ушах его (если присмотреться) прятались блошками маленькие чёрнень­кие микрофо-о-ончики... и всем всё бы-лоя-асно! Да-да-да! Слушает Брутила, что ему нашёптывает умный помощник, (за­секреченный между прочим), и выдаёт перлы, - заслушаешься! А где же этот по­мощник находится? Пра-а-а-вильно! Ря­дом, в шумонепроницаемой машине, си­дит возле сверхчувствительной техники, всё видит, всё слышит, всем руководит и управляет. Хихикает и руки потира-ает. Ну да ладно, отвлеклись мы немного. Вернёмся к г-же Распопиной. Она как раз приползла на означенное ей по её распо-пинскому статусу место. Фамилия её со­ответствовала её широте... Подняла она свою распатланную после регистрации голову из травы-муравы, и все увидели, что кроме широты у неё есть голова. И сказала она этой головой: «Засе-, засе-, зас... Засевозалегаседание объявляю от­крытым! Аплодисменты прочь, как пере­житок! Первое слово даю г-ну Заморы­шу!»

 Из таёжной травы балки одновременно поднялось без уговаривания очччень и очччень много разнокалиберных голов, в том числе (и) лохматая и нечёсаная с прошлого воплощения голова г-на Недо-умкина.

И спросила голова Недоумкина: «Что зна­чит, даю г-ну Заморышу? Чем Заморыш лучше нас? А нам кто даст?» «Господа оскорблённые!» - сказала воз­мущённо-слащаво Секретарь Распопина. «Я говорю - Слово! Понимаете? - Слово я ему даю! Говорить он будет! Понятно? Всё остальное в рабочем порядке!» «А-а! Ну так бы сразу и сказали.» - бурк­нул .сказал глуховатый и подслеповатый г- •, н Недоумкин. «А-а-а-а! Ну тогда понятно! А мы-то думали...» - сказали многие. «Го­ворите, г-н Заморыш!» - предложила г-жа Распопина, „ зевнув широко и открыто, прижавшись правой щекой к примятой, зелёной траве возле чьей-то жёлтой, по-репанной пятки.

«Да я уж с Вашего позволения скажу. Я Вам щас такое скажу... Блин! Мы, г-да хорошие, собралйся здёся, тэ-сэза-ать, чтоба-а... э-э-э..., тэ-сэза-ать выяснить по поводу э-э-э магазина с названием, э-э-э, тэ-сэза-ать, «Магазин Анонсов». «Не тяни резину, - Резинкин! Говори по существу!» - сказал, зевнув МЭР - Брути­ла Брутилович Расстегаев, знакомый не понаслышке с практикой изготовления резиновых изделий-шариков, презервати­вов и жвачки.

«Чё сопли жуёшь? Давай с политической подоплёкой! На чистую воду, понимаешь, выводи... Бери, понимаешь, пример с нашего любимого Президента». - произнёс назидательную речь МЭР. Ободрённый МЭРом, г-н Заморыш вос­прянул... на локте и произнёс следующее, ни из чего не вытекающее, но всё же привносящее новизну, за неимением про­чих твёрдых убеждений: «Так я чё! Я и говорю - первые две буквы загадочного слова -Анонс - я расшифровал. Значит так -Ан=Анус! Вот вам и вся недолга!» -Анус-Анус-Анус! Быстро разнеслось по кругу залегаосевших. «А почему -Анус-?» спросила секретарь, депутат с многоразовым залеганием, -Распопина Матрёна Струпьевна. «Почему, собственно, -Ан - Вы, г-н Замо­рыш, расшифровали как -Анус-? Что та­кое - Анус? Вы знаете?» - спросила Рас­попина, почесав ниже поясницы. Все сде­лали вид, что это им неинтересно. «Я не знаю, что такое или кто такой Анус.-! Честно признаюсь. Но уж слово больно красивое. Это наверное, что-то хо­рошее... мягкое... Изделие, может, ка­кое... Не знаю... Просто предлагаю при­нять мой -Анус - на рассмотрение и об­суждение и поставить на голосование.» «Что же это, всё-таки, такое, Анус? Никто не знает? Не сталкивался? Никто в руках не держал? Пощупать бы его, мерзавца, на зубок бы попробовать... Ха-ха-ха... Шу­чу.» - спросив, сказал глава администра­ции, находящийся до этого в тени... «пе­рекати поля.»

«Значит никто ни духом, ни слухом про Анус? Ну если так, предлагаю принять расшифровку первых двух букв слова -Анонс -, - ан -- как -Анус-! Да будет Анус! Голосуем единогласно! Всё равно не знаем за что..., чего лаяться?! Анусу быть!»

-«Анусу быть, быть, быть!» рявкнули хо­ром все и чуть было не улеглись отдох­нуть от трудов праведных..., хотя они и так лежали..., но не до конца, т.е. в их случае не до головы... Головы ведь были подняты над примятой травой... А это большое испытание: приподнять голову и хоть что-то увидеть, услышать и более того,- хоть что-то сделать в отно­шении тех, кому наговорили кучу огур­цов.

 И так Тройственный Союз в лице его ле­жачих членов скандировал: «Анусу быть! Анусу быть! Анус мы будем вечно любить! Анусу быть! Анусу быть! Анус смотри ни за что не обидь!» Поток признаний загадочному Анусу пре­рвала впавшая, было, в кому от экстаза, Распопина  Матрёна  Струпьевна,  вспом­нившая вдруг (надо же), что дело-то всё не в -Анусе- а в -«Анонсе»-. «Внимание! Это опять я, ваша Распопина Матрёна Струпьевна. -Анус- утверждён. Поехали дальше, г-н Заморыш. Говорите дальше, дешифровалыцик Вы наш!» «Дальше я не хочу... Мне и Ануса хва­тит... Пусть кто-нибудь другой.» - сказал отличившийся   г-н   Заморыш,   ничем   не проявивший себя в прошедшие два года его членства.

«Разве я не заслужил похвалы и награ­ды?» - спросил он и подполз к г-же Рас-попиной и приложил свою нежную, мяг­кую ладонь к её необъятной... широте. Все сделали вид, что это традиция и риту­ал... Названия ему пока не придумали, но залегаседаний впереди ещё ого-го сколь­ко, а желающих и впереди и позади хоть отбавляй... Придумают ещё. Матрёна Струпьевна оторвала лапу Замо­рыша от своей... широты и, держа... не­насытившегося проявленца крепко за пат­лы на расстоянии своей вытянутой корот­копалой руки, сказала, тяжело дыша от усилия и напряжения: «Сло-ххххх-, -во...предос-ху-у-у-у-у..., г-ну Отказнико-ву. Тема -ху-у-у-у..., та же! Его -ххххх-Величество... -Анонс!» «Я не могу-у-у!» - произнёс глухо и гну­саво член правления управления при... и.т.д. и т.д. и т.д. - г-н Отказников Крит Кретинович.

«Это ещё почему это вы не можете? По­чему это Вы?» - выдал удивительную по красоте фразу, удалённый от «широты» г-н Заморыш.

«У меня родничок!» - ответил г-н Отказ­ников, в свою очередь удивив близлежа­щих триумвиаратистов.» «Что значит сие-родничок? Отвечайт, мин херц!» - произнёс дипутист Швайнцер, корнями волос ушедший в сухую траву (ему зелёной не досталось), а всеми ос­тальными корнями уходящий в неметчи­ну. Правда один русский корень в Родо­словную его рода всё же врезался..., по мужской линии, но, помня свою Рейн-Вестфалию по рассказам бабушки Марты (она в марте родилась), он, т.е.депутист Швайнцер, взял себе фамилию по-немецкой линии и иногда нарочито сби­вался на суррогат немецкой речи, хотя иногда говорил на удивление правильно. «Мин херц! Отвечайт, что есть родничок, ЫНе? В1п:е? ВеашмюгЧе тете Рга§е!-сказал потомок вестготов..., а может и вандалов..., или остготов, или бургундов, или франков, или лангобардов... Короче, одним словом - потомок Германцев. «8сЬпе11ег? 8сЬпе11ег! ^агшп 5спше1§81 ей? ЗсЬшеще тсп1! Кете Апглюй 181 аисЬ ете Ап1шоП! ОЬ, 1сЬ уегз^еЬе сНсЬ, Мт Негг! Ои Ыз! ]а ет 8рюп!» - заговорил Швайн­цер Гекль Грубович на чистейшем немец­ком языке и... удивился, и... поперхнулся слюной, и... испугавшись, громко чихнул, сказав при этом уже по-руски: «Фу! Воня­ет что-то... Притащились сюда... зачем спрашивается? Анонсы, Анусы, понима­ешь... Теперь этот Кретинович со своим родничком... А-а-апчхи-и-и-и!» От его чиха Триумвират встрепенулся и... проснулся... Да..., да, длинная речь гер­манца, да ещё на немецком языке усыпила бдительных слуг народа. Что тут подела­ешь? Тоже ведь люди. Во время сладкого сна некоторым из них приснилось то, что приснилось. Люди они разные и сны у них тоже разные. Посмот-рим-ка, что же им приснилось...:

                  Сон№1.     Сон господина Мордатова-Хлюста.

...И приснился господину Мордатову-Хлюсту необыкновенный сон...: С двух сторон, к одному и тому же месту на го­сударственном поле, подъехали 2(два) ав­тобуса. Один автобус старый, ржавый и скрипучий. На правом боку его было на­писано крупными буквами - Детям всех стран и народов - сладкая жизнь! - С дру­гой стороны скалилась реклама пампер­сов: - Сухая попка — залог здоровья на­ции! -

Из этого доисторического автобуса высы­пали весёлые, хмурые, насупленные, улы­бающиеся дети из детского садика под на­званием «Карлссон и К°». Им, детям, тут же объявили, что в связи с нехваткой ра­бочих рук в новых хозяйствах, им, детям предлагается в сжатые сроки убрать поле подсолнечника да и кукурузное тоже, да­бы воспитание трудовых резервов не ос­талось на бумаге правительственных ор­ганов мёртвым отпечатком прошлого. «Как за мы убелём поле, Анна Ивановна, если оно плилосло к земле?» - спросила строгую воспитательницу девочка в оч­ках, по кличке «Сморчок». Она была ху­денькая, остроносенькая, с редкими зуба­ми и с мелкими конопушками на лице. Была она вся прямо какая-то... подстре­ленная.

«Поле, это зэ вам не какаска какая-нибудь... Поле ублать нельзя.» -Поле... лусское по-о-оле... Светит луна или падает свет...» - пропела Зоя «Смор­чок» давно забытую песню давно почив­шего в бозе певца.

«Перпендюлина! Хватит умничать!» - от­реагировала на это воспитательница. «Я имею ввиду - убрать урожай с поля, а не поле само. Понятно тебе?!» «А-а-а!..» - сказала «Сморчок». «Тепель понятно. «А-а-а!» - сказали окружившие их дети. «Тепель понятно. А мы-то дума­ли...».

«Ну это для нас, для детей, дело привыч­ное».    - солидно  сказал  Вовка  Зубатов. «Только я не пойму, Анна Ивановна, где же здесь социальная справедливость?!» «Какая-такая   справедливость,    Зубатов? Ты мне зубы-то не заговаривай!» - вспых­нула воспитательница. «Ну как же., как же!» - возразил Зубатов Вовка. «Посмотрите вон на то поле. Нас так на подсолнечник привезли, а вон тех пузатиков-мордатиков на клубничку!» «Каких пузатиков-мордатиков?» - спроси­ла испуганно Анна Ивановна. «А вон, видите... Одни уже вышли из Су­пер-автобуса, другие выходят... потя-а-а-гиваются, как тюлени... А вон там уже, смотрите, мужики баб щупают.» «Тише ты, Зубатов! Как тебе не стыдно?» «А чё стыдно-то? Мой папка говорит, что мужику баб пощупать, - это первое дело. Проверить, говорит, надо изредка, - всё ли у них там на месте... Папка говорит - ру­ка так и тянется к разным бабским мес­там. А к каким местам, Анна Ивановна? Вы не знаете?!»

«Так, Зубатов! Прекрати мне эти сексу­альные разговоры!  И  вообще...  Как ты можешь... Те люди... на том поле... они уважаемые..., наше руководство..., отцы города, можно сказать... А ты поро­чишь...»

«Анна Ивановна!» - воскликнула досужая Зоя «Сморчок». «А и действительно, па-симу-за их пливезли на клубнисьнаю по­ле... А? Навелное у кого-то в мозгах пе-леволот, как говолит моя бабуска... Нас знасится -- на подсолнесник, а их, этих «отцов голода», на клубниську посади­ли...»

 Дети, во главе со своей воспитательницей Анной Ивановной, наблюдали за удиви­тельным сценарием, разворачивающимся у них на глазах:

Толпа пузатых мужчин разного возраста, смачных, пышных и не очень женщин и девушек, стояла у кромки клубничного поля.

Клубника была какая-то необычная: Это многолетнее травянистое растение рода земляники росло вверх, шпалерами... Вы­сота шпалер с ядрёной клубникой дохо­дила до 2-х(двух) метров. Причём, не бы­ло никаких подпорок или растяжек. Х-народ знает как выращивать стоячие... растения, без всяких там добавок. Не то что американцы... Вечно идеи воруют... Или технологии... Или людей с идеями и технологиями в головах. «Да-а... слабый наш Х-народ. Продаётся, понимаешь... Хотя, может быть, в этом и нет ничего плохого... Иуда тоже вон про­дался за (30) - тридцать Серебренников. Не ради же богатства. А что если он вы­полнял поручения самого Бога?! Как один из вариантов исторического развития со­бытий.., развития человечества..., Все­ленной... Мироздания, наконец... С дру­гой стороны, может, никакого Иуды и не было, а всё придумали апостолы Христа, чтобы себя обелить в своём чёрном деле распятия... Распяли Христа вместе с Пи­латом и побежали по миру доказывать, какие они святые... И какую-такую цен­ность они представляют для каждого из нас в отдельности... Хоть бы вот для моей жизни или жизни вообще?!» - спросил сам себя господин Мордатов-Хлюст, пребы­вая в своём собственном сне в раздвоен­ном состоянии..., а, может, и - в растроенном..., или, может, в    расстроенном? Впрочем, не важно...

«Фу-ты... ну-ты, нос в карман». Что-то я отвлёкся от основной канвы». - сказал он. «Посмотрю-ка я вместе с детьми, что там в моём сне происходит на поле». - доба­вил он, не размыкая уст. И... в прежний

сон вошёл мордатый хлюст. *

 Тем временем у кромки клубничного поля разворачивалась следующая картина: пу­затые мужики - «отцы голода», как сказа­ла о них девочка Зоя «Сморчок» Перпен-дюлина, выстроились в одну шеренгу на левой половине «клубнички». По команде «сверху», (никто и не понял, откуда), пузатики рванули в междурядье, работая локтями, как граблями, выставив вперёд розовые животы и запрокинув го­ловы.

Бег их был... не быстрый. Так..., види­мость одна... Скорей -- имитация. Но... однако... на своём пути они сметали всё без остатка. Они даже не заметили, как клубничное поле закончилось и... побе­жали дальше... побежали-почухали, хва­тая уже то, что подворачивалось под ру­ку... Всё это они засовывали в рот, в кар­маны, за пазуху, в пакеты, в сумки и... в машины, летающие над ними на воздуш­ной подушке, в самолёты и вертолёты, в грузовики... и т.д. и т.п. Те, всё захваченное увозили в хранилища и возвращались за новыми порциями «клубничного поля» и неклубничного то­же. А полю этому не было видно конца и края.

 Американцы забеспокоились: -Кто, мол, там опять куролесит? У нас, мол, уже 10 (десять) Цунами образова­лось; на подходе ещё штук ЮО(сто)... Синоптики обещают... Вишь, испуга-ались! Пусть их побоятся. А то ишь какие! Привыкли, понимаешь... Поживите-ка теперь с Цунами, с урагана­ми под клубничную мелодию представи­телей системы-Х- в их голограммном от­ражении... Ха-ха-ха-ха!» злорадно засме­ялся Мордатов-Хлюст. И... опять понял, что он отвлёкся.

Он тут же впал в глубокую кому и... стал досматривать свой собственный сон.

У второй половины клубничного поля со­брались представительницы слабого пола. Была здесь, конечно же, и госпожа Рас-попина. Остальные - всё больше какие-то молодые. Дородные и рыхлые, стройные и задохлики, длинноногие и криволапые, пышнотелые и корявые, круглолицые и с оскалом, розовощёко-улыбчивые и зуба-стенькие, губошлёпистые и... все в оди­наковых коротких платьицах в сиренево-синий цветочек на белом фоне. Платья были тонкие, лёгкие. Прозрачные, можно сказать, - воздушные. Девушки и женщи­ны выглядели в них предельно откровен­ными. Тела под этими платьями были очень даже наружу, хотя и чуть-чуть вро­де скрыты. И эта вроде чуть-чуть скры-тость рождала тайну, притягательную и дурманящую воображение мужчин. Они, эти «Отцы голода» шалели, глядя на раз-ноколиберные тела женского пола, но в погоне за «клубникой» они отвлекались от вожделенного. И тогда молодки и не очень - отдыхали, мысленно и явно пока­зывая сексо-угодникам языки, кривя при это губы, фукая и зажимая носы... и при этом говорили: «Бе-е-е!»

«Однако опять я отвлёкся». - подумал сонный Мордатов-Хлюст. «Где там мои девочки?» - спросил он сам себя, отыскав взглядом «Цветочки» и как бы пронизы­вая их насквозь, в глубину. «Нет, так нельзя! Так можно напсих обал­деть, если слишком уж вглядываться... Или - охладеть, когда увидишь то, что так будит воображение, когда невидимо, а лишь только воображаемо. Сюжет, сю­жет... Подайте мне голый сюжет... такой, где женщины просто в платьях... Даже не женщины, не девушки, а просто люди... Во-он, они лю-у-уди... посто лю-ууди... в платьях... И меня совсем не волнуют ни их платья, ни то, что у них под платья­ми... Мягкое, женское... Что же это такое! Всё время сбиваюсь на одну и ту же ноту. Досмотрю я, наконец, свой сон или нет?! Всё, всё! Сюжет, сю­жет!»

  Молодые женщины, девушки (и Распопи-на, куда же от неё денешься?), стояли, сбившись в кучку и ждали.

Чего они, собственно, ждали? А вот чего: милиционер, по фамилии Сиськин, мчался как угорелый по клубничному полю с ог­ромной фаянсовой посудиной в руках, ощипывал с кустов крупную, мясистую, сладкую, пряную, с приятным ароматом ягоду. Наполнив посудину доверху клуб­никой, он мчался назад к женскому обще­ству, отдавал им посудину, получал в на­граду самую крупную ягоду и ждал, си­дел, когда посудина освободится от клуб­ники методом поедания. Так повторялось много раз. Барышни аха­ли, охали, ухали, ихали, поводили глазка­ми, трепали пальчиками пухлые щёчки Сиськина, гладили и трогали его везде! Сиськин млел, дурел, ревел, рычал, мы­чал, мяукал, гавкал, хрюкал, подвывал и, схватив опустошённую посудину, мчался за новой порцией клубники, выпучив гла­за, как бык производитель. Милиционер Сиськин был на боевом посту! Ему прика­зали - блюди! И он блюл! А, может, -блёл?! Или - блял? Или блюдил? Точно! -Блюдил! Блюдить было не просто среди ног, бёдер, тазов, грудей, улыбок, губ, ус­мешек, запахов, пошлёпываний и... тро-ганий везде! Блюдить было трудно - сре­ди - потираний, шелеста, ахов, охов,ихов, ухов, хахов, взглядов, намёков, нуканьев. хахаканья, хватаний за! Щипков за! По-хлопыванья по! Щекотанья за! И по! Дёр­ганья за!

 Во время 1)поедания женщинами ягод, 2)и всех, всех вышеописанных действий, -Сиськин замирал как воран на солнцепё­ке. Его можно было крутить, вертеть, шпынять, тянуть, толкать, бодать, гнуть, давить, жалеть, любить, мять, мацать, но­сить, хватать, целовать, цапать,царапать, щупать, подбрасывать, подкидывать, ло­вить..., не ловить.

На нём можно было сидеть, лежать, сто­ять. По нём можно было ходить, бегать. На нём можно было скакать, ездить. Через него можно было прыгать. Под ним мож­но было лазать, ползать, лежать и т.д. Всё это молодые и разнокалиберные женщины и девушки делали с превеликим удовольствием. По очереди. Все..., кроме госпожи Распопиной. Причин здесь было две: 1)Она - не моло­дая, 2)Она делала уже всё это с Сиськи-ным и раньше. И чего же тогда?! «Фи!» - сказала Распопина и пошла к Мордатову-Хлюсту. Она шла, шла, шла..., но дойти до него никак не могла. Подходя к одному и тому же месту, она упиралась во что-то невидимое и... в мгновение ока оказыва­лась в начале своего пути. И всё начина­лось сначала... Причём, когда она подхо­дила к заколдованному месту, она теряла Мордатова-Хлюста из виду и, приклады­вая ладонь лодочкой ко лбу, всматрива­лась вдаль и... звала его: «Ёо-о-ожи-ик! Где-е ты-ы-ы? Ё-о-о-ожик! Отзови-и-ись!»

 Но «ёжика» и след простывал. Ну нет ни­где и всё тут. Исчез в тумане! Распопина начинала нервничать, но оказавшись на исходном рубеже, она вновь обнаружива­ла где-то там, вдалеке, спящего «ёжика» -Мордатова-Хлюста и вновь с радостью направлялась к нему.

Мордатова-Хлюста это совсем не радова­ло. Он не знал и знать не хотел эту рых­лую и вонючую толстуху. Она мешала ему смотреть сон с женщинами, детьми, с Сиськиным.., особенно с молодухами. Дело в том, что ему приглянулась одна молодуха, которая сильно наклонялась над милиционером Сиськиным, стоя за­дом к Мордатову-Хлюсту. Каждый раз, когда она наклонялась, у неё сзади под­нималось вверх коротенькое платьице и Мордатов прямо-таки подавался вперёд в надежде увидеть сзади то, что он видел много раз у своей жены, но ещё ни разу у этой молодухи. Ему казалось, что у моло­духи там!., должно быть нечто другое или, по крайней мере, не такое! В чём он был, конечно же, прав... Мягкое, пуши­стое, молодое и свежее. Но каждый раз, когда уже казалось, что вот, сейчас он увидит это ...и, когда пла­тье поднималось настолько высоко, что -это! - готово было появиться перед жаж­дущим взором Мордастова-Хлюста, меж­ду ним и задом молодухи появлялась ту­ша госпожи Распопиной, и он слышал призывное:

«Ёо-о-ожи-ик! Где-е ты-ы, ёо-о-ожи-ик?! Ау-у-у! Ёо-о-о-о-жи-ик!» «Ну что ты будешь делать с этой дурой!» - восклицал про себя Мордатов-Хлюст. «Ну-у, думаю..., вот же, вот же, сейчас увижу то самое, вожделенное..., свежее, молодое, пушистое... Тут эта корова со своим ёжиком, блин... Ёжик, ёжик... Ка­кой я тебе ёжик!» - силится сказать ей Мордатов-Хлюст, да не может. Губы как свело всё равно, не разожмёшь. Всё видит Мордатов-Хлюст: как дети хо­хочут над Сиськиным и как Вовка Зубатов тоже всматривается в Зад молодухи, когда у неё задирается платье. Но в отличие от Мордатова, Вовке видимость никто не за­гораживает, и каждый раз, когда Морда­тов-Хлюст проклинает госпожу Распопи-ну, Вовка Зубатов торжествует, увидев то, чего не видит Мордатов-Хлюст. При этом Вовка цокает, чмокает губами и говорит: «Вот это да-а! Ух-ты! Вот бы пома-цать!!!»

 Причём, каждый раз Вовка Зубатов спра­шивает у своей воспитательницы, показы­вая в сторону молодухи: «Анна Ивановна! А чё эт у той тётьки такое тёмное и пуши­стое сзади? Прям как хвостик козлиный какой! Вот бы за него подёргать!» «Отстань, Зубатов!» - говорит ему Анна Ивановна, краснея до корней волос... На голове, конечно.

«Анна Ивановна!» - не унимается Вовка. «А у вас есть такой хвостик сзади?» «Как тебе не стыдно?!» - реагирует на это Анна Ивановна. «Вот скажи, неужели те­бе не стыдно задавать такие вопросы?» «Не-а! Не стыдно! Чего же стыдного? Ес­ли у всех женщин хвостики сзади, то чего же в этом стыдного? За них и подёргать можно. У меня вот нет хвостика. И подёр­гать не за что». - выдал речь Вовка. «Анна Ивановна! А папкина рука, навер­ное, к этому месту, к хвостику тянется... Хорошо ему... Во, глядите, тётька снова нагнулась, а хвостик сзади и вы-глянул... смешной   такой...   Хи-хи-хи...»   И   при этом глаза его лукаво блестели. «Так. Всё, Зубатов. Это переходит всякие границы. Ты меня уже достал со своими хвостиками.» - разгневалась красная Анна Ивановна.

«Анна Ивановна! Ну что Вы такое гово­рите?! У меня-то как раз нету никаких хвостиков сзади. Хотите я штаны сниму и покажу?!» - спросил Вовка и, не дав вос­питательнице опомниться, быстро скинул штанишки, повернулся к ней попкой и показал пальцем, что у него действитель­но, в отличие от тётьки, нет сзади никако­го хвостика.

 Тут Анна Ивановна так разозлилась на Вовку Зубатова, что топнула ногой, а за­тем вдавила его каблуком в мягкую почву клубничного поля. Вовка заорал благим матом и... разбудил Мордатова-Хлюста. «Вот, блин!» - сказал в сердцах Мордатов-Хлюст. «Всегда кто-нибудь да помешает. Такой сон испоганили эти... эти... Распо-пина и воспитательница... Как говорится - и сам не гам, и людям не дам!»

  Тут он почувствовал, что во рту у него находится что-то шершавое и колючее. «Ё-о-о-ожи-ик! С пробуждением тебя!» -сказала-пропела ему в ухо невесть откуда взявшаяся госпожа Распопина. «М-м-м» - промычал, жуя что-то, госпо­дин Мордатов, он же Хлюст. «Ха-ха-ха-ха!»   -   прохохотала   толстуха Распопина.  «Вам, случайно, СЭР, в рот попала метёлка какой-то травки...   Она, по-моему, называется -- «козлиный хво­стик».

«Тьфу!» - Мордатов с отвращением вы­плюнул содержимое хвостика, превра­щённое в результате сонного жевания в жвачку-месиво и... попал прямо в правый глаз склонившейся над ним и хохочущей Распопиной.

«Ну Вы, блин, Мадам, везде успеваете. И во сне и наяву путаетесь... под ногами. Идите Вы со своим хвостиком куда по­дальше... вон, хоть к господину Пердни-кову, или к Козлодуеву. А меня оставьте в покое.» - проговорил-просипел господин Мордатов-Хлюст.

«Поду-у-умаешь!» - прошипела госпожа Распопина и... уползла не солоно хле­бавши, протирая заплёванный глаз и очи­щая его от смачной хвостиковой жвачки -надушенным платочком с вышитой над­писью: «Привет ёжикам!» А господин Мордатов со скучающим ли­цом стал рассматривать плывущие по не­бу облака, вспоминая захватывающие де­тали сна.

                                         *         *         *

                      Сон №2. Сон Господина Отрыгайлова.

 Господину Отрыгайлову почти каждый день снился один и тот же сон с горилла­ми. Снится ему, будто живёт он в городе, где есть два больших парка с высокими заборами из стальных прутьев. Зелень

всякую господин Отрыгайлов уважал. Со школьной скамьи помнил, что деревья выделяют кислород. Как они его выделя­ют он не знал. А какая, собственно, раз­ница. Было б чем дышать. Но не в этом дело.

 А дело вот в чём: жили в двух вышеупо­мянутых парках 2(два) гориллы, а именно: муж с женой. Он - папа-горилла, она -мама-горилла, горилиха значит. Был у них дитёныш-гориллёнок, как водится. Взрослые гориллы обитали в основном в самой гуще парка. Была у них одна стран­ная особенность: днями висеть на сталь­ном заборе, как бы прилипнув спиной к нему. Иным казалось, что у них на спине магнит какой-то был. Прилипнут, пони­маешь, к забору и висят, не оторвёшь. Правда, никто и не пытался. И что интересно, висели они всегда на противоположных заборах. Друг к другу ходили только на случку, по пять-семь раз в день. Но это так, к слову... Чего в жизни не бывает...

 Но ближе к сути. А суть состояла в том, что каждый раз, когда господин Отрыгай­лов видел этот сон, на горилл устраива­лась охота силами доблестной милиции. Каждый раз папа-горилла - Горилище -, желая подшутить (читай подхохмить) с господином Отрыгайловым (когда он проходил мимо), выпрыгивал из своего логова, оторвавшись от стального забора, делал в воздухе кульбит-сальто-мортале и с возгласом-рычаньем - Грррр-Хррр-Гррр

- падал на дорожку-асфальт вниз спиной. Затем   он   лежал   как   мёртвый   секунд 5(пять).   Притворялся,   подлец.   Бдитель­ность усыплял. Но за это время господин Отрыгайлов успевал дозвониться по мо­бильному телефону  до  милиции,  и  вот уже как по щучьему велению летят, бегут, идут, ползут на перехват вооружённые до зубов милиционеры... И несть им числа... И...  начинается погоня.  Приказ — брать живьём. Стрелять запрещалось. Повторяющаяся от разу к разу картинка: горилла-папа -- Горилище! - проносится мимо забора-решётки - с гориллой-мамой

-  Гориллихой и тут... случается непред­виденное:  просыпается  водитель пожар­ной машины (пожарная машина возникает во сне внезапно вместе с боксами) и уст­ремляется за гориллой-папой в Бокс Ав10

топарка «707 Вёрст», (куда скрылись ми­лиционеры с автоматами, убегая от чудо­вища.) Там они, кстати, юркают в малень­кие чуланчики с маленькими (для взрос­лого человека) дверцами. Горилле-папе не пролезть.

 Гориллище мечется по Боксу, злится, что не может добраться до милиционеров, и тут-то его и настигает Пожарная Машина с очумелым от сна водителем Дзюбой. Хрясь-Хрясь... Хрясь-Хрясь... И вот уже Гориллище весь переломанный, перемя­тый колёсами на последнем издыхании лежит распластанный у входа в Бокс и... умирает на глазах у мамы-гориллихи и гориллёнка Хамзы.

Мама-горилла -- гориллиха, естественно звереет (ну и выраженьице для зверя), срывается с места и гонится за милицио­нерами и пожарником-водителем,которые уже почему-то находятся в маленькой ка­ретке... А тащит ту каретку за собой мо­пед... Скорость у мопеда 27 км в час. Скорость бега гориллихи в каждом сне 26,5 км в час. И несмотря на то, что она делает неимоверные усилия, догнать обидчиков ей не удаётся. Уж так она силится, так гримасничает, ухает, подпрыгивает, ревёт, тянется лапой к каретке, пытаясь ухватить хоть одного из них! Но всё безуспешно... Вот такой сон снится господину Отрыгай-лову почти каждый день.

                                              *         *        *

                Сон №3. Сон с баржой господина Р. (Рискового)

...Баржа была старая, ржавая, позеленев­шая ..., бледная какая-то... Находилась -она- пребывала в слоёно-текучем облаке-месиве..., в тумане смра­да и отстоя, в зловонии экскрементов жи­вых мертвецов с алчущими глазами, тягу­чей слюной, тянущейся, истекающей из кровавых пастей.

Существа эти были по пояс голые. Тела их были покрыты гнойной коростой, ржа­вой, болотной зеленью, плесенью, мхом, говном, прилипшим там и сям. С их голов свисали колтуны, навроде бигуди... Зрелище отвратительное, а им, существам этим, - самый смак. Чем хуже, тем лучше. Чем вонючей, тем приятней, чем без­образней, тем прекрасней и притягатель­ней.

 Это была их родная стихия, их планида, их дом, их отрада, их рай. Рай, который иным прочим показался бы адом. Как, например, господину (Р.), попавшему туда по случаю неистребимого желания освободить из лап этих нелюдей захва­ченную обманным путём девушку. Неж­ную и милую, трепетную и доверчивую. Доверчивость-то как раз её и подвела и позволила коварным хищникам завлечь её в свои вонючие сети-аппартаменты на бесхозной отстойной барже. Твари адовы исполняли вокруг неё танец смерти, танец анти-материи, небытия с ржаньем, завыванием и бугагаканьем, со скрипом, чиханьем и сморканьем, со скрипом, бульканьем и улюлюканьем, с пуканьем и пердежом, со свистом, шипе­нием и писком.

Они расстилались перед девушкой тума­ном, квашнёй, лужей, шкуркой, разлива­лись гнойной жижей, повисали вокруг ки­сельными соплями и зелёными козюлями. Затем они превращались в омерзительные существа с рогами, копытами, красными глазами, с дёргающимися хвостиками, с вывернутыми наизнанку внутренностями, которые они же сами и поедали на глазах у светловолосой девушки, пытаясь своими действиями вызвать у неё страх. «Господа нетопыри! Прекратите шабаш!» - воскликнул господин (Р.), обращаясь к их возможно-остаточным частичкам со­вести.

«Господа» - уставились на него недо­умённо и от неожиданности снова превра­тились в тех недоносков, какими они бы­ли в Системе-Х-, до прихода в этот мерз­кий, клоачный мир.

 Один из них посмотрел на господина (Р.) слишком уж откровенно. Глаза - его за­маслились, а бандитская рожа застыла в маске-оскале.

«Гомик!» - подумал господин (Р,) «При­чём Асг1уе! Надо ставить защиту.» Он вложил в свой взгляд всю свою жиз­ненную энергию, полученную в молит­венном экстазе на горе Фудзияма в Япо­нии и заставил этого «страдальца» 1)отказаться от его притязаний-намерений относительно низа господина (Р.), 2) уси­лием, достойным Мастера, господин Р., направил струпное тело гомика в проём коридора баржи. И тот через секунду, с воем и всхлипами мягко и нежно вытолк­нул из туманного пространства невинную девушку в объятья господина (Р.). Девушка, не дойдя одного шага до госпо­дина (Р.), с расширенными от ужаса гла­зами хотела крикнуть: «Осторожно! Сзади опасность!»   ...Но  она не  успела этого сделать. Да этого и не нужно было делать. Господин (Р.) настолько сконцентрировал вокруг себя  информационное  поле,  что стал видеть голограммно. Он и без преду­преждения  увидел  сзади  себя  злобное, противное человеко-чудище, намереваю­щееся напасть на него. Господин (Р.) молниеносно прочитал все мысли монстра: схватить, разодрать, ра­зорвать..., когтями, зубами. Изнасиловать каждую часть тела по отдельности. Рас­топтать, уничтожить и... снова сложить, чтобы начать всё сначала. Но не тут-то было. За секунду до оконча­ния формирования мысленной программы действий омерзительного существа, гос­подин  (Р.) материализовал  при  помощи химических формул волшебный кинжал, действующий на поражение чудищ, сде­лал разножку-шпагат - (ноги в стороны), и двумя руками нанёс молниеносный удар кинжалом прямо чудищу в живот. Поскольку кинжал был волшебным, чу­дище    (насильник-людоед-недоносок) растаяло навеки вечные. Остальные его подельники, наблюдавшие за  поражением  своего  главаря,  с  воем бросились наутёк.

 А счастливый победитель господин (Р.) взял за ручку благодарную ему девушку, -светлую, нежную и непорочную и... по­вёл из этого страшного логова на белый свет... под венец.ё    1

  продолжение следует.....