Про Мыслителя Родена
за жабры вдруг возьмёт,
Да так, что и не вырваться из плена,
Душа меня всегда в музей влечёт,
Скульптуру посмотреть ваятеля Родена.
У нас на жизнь напрасно сетует народ,
Напрасно, что вы нам не говорите,
И раньше древних жизнь была не мёд,
Вы на скульптуру только посмотрите:
Сидит Мыслитель просто голышом
И пусть красивым, умным он родился,
Но с грустью думает наверное о том,
Как всё прожить, до нитки, умудрился?
Сидит, задумавшись, античный наш герой,
Сидит, как прежде, беспокоясь за детали,
Но только, вдруг, покажется порой,
У нас бы, не портки с него, а кожу б сняли
Любых наук слыл, как большой знаток,
Что справится легко с любою темой,
А ныне, даже фиговый листок,
Неразрешённой стал ему проблемой.
И станет как-то легче на душе,
Что древние и те не очень жили,
Они придумали, что рай, мол, в шалаше
Видать поэтому и голышом ходили.
Сидит Мыслитель, растерявши прыть,
Но мысль одна его не оставляет,
Решает он: прикрыть, иль не прикрыть?
Пусть прикрывают, если им мешает.
Я, стал стыдится самого себя,
Что клянчу пенсию свою, как попрошайка,
Живу, о бедности своей везде трубя,
Но я одет, есть даже новая фуфайка.
Я понял: умник - голышом живёт,
Всё выброшу с башки и мысли, и идеи,
А что Мыслитель? Он не пропадёт,
У них, в Италии от нашего теплее.
Читая Конфуция
Мы рискуем здоровьем, чтоб деньги добыть,
А добывши их тратим, чтоб его возвратить,
Не всегда различаем, кто нам враг, а кто друг,
И всю жизнь разрываем, порочный свой круг.
А о будущем в жизни, доверяем мечте,
О своём настоящем, забыв в суете,
И лелеем надежду, что когда-то, потом,
Все мы лучше, чем прежде, наконец заживём.
В этом мире бурлящем, нам понять не легко,
Надо жить настоящим, что мечта - далеко,
Нам бы стать и подумать, делать это не раз,
Жизнь, она в настоящем и проходит сейчас.
И живём мы, как-будто, в мир пришли на века,
Мним, что жизни дорога, дальше будет легка,
В ожиданиях счастья, проживаем года,
Убеждаясь, что счастье – далеко, как звезда.
Улетят наши годы, словно дым папирос,
Мы достигнем причала и возникнет вопрос,
Как вернуть бы нам жизнь, ту, что мы упустили,
Как же вышло, что мы – в этой жизни не жили?
Ранний выход
На улицу, как лебедь выплываю
И чувствую, что как-то скучно жить,
А как тоску убить, сама не знаю,
С подругами быть может затусить?
Чай, кофе, а потом и потанцуем,
А если пиво, может полежим,
Без крайностей, а чем я тут рискую,
А масть пойдёт, стриптиз бы посетим.
Я вся в искании, не знаю, что со мною,
Одно мне ясно – я безумно хороша,
А мысль во мне разбудит вдруг такое,
Что прям краснеет скромная душа.
Подругам звякнула, но спят все, лежебоки,
Мне до полудня, как всегда, бродить одной,
И только я, с моей душой широкой,
С утра теряю свой измученный покой.
Вот дура я, зачем так рано вышла,
И топаю куда, не знаю, как в бреду,
Накрыл склероз? Как бы чего не вышло,
А, вспомнила! Ведь я за пенсией иду!
Тюремный случай
Спаси нас боже от сумы и от тюрьмы,
И чтоб никто не ограничил нам свободу,
Мы все надеемся на это, но – «увы!»,
Не зная броду, как обычно, лезем в воду.
В тюрьме бродяги свой мотают срок,
Естественно – никто не виноватый,
УК будто букварь, все знают на зубок,
А от тоски им – пополненье в «хату».
Вот одного ввели: «Какая масть?» «Мужик»,
На шконку сел, ждёт, кто по теме спросит
Сидит спокойно, ждёт и скромен на язык:
«А чалишься за что?», «Жену свою я бросил».
Ответ, бродягам словно юмора урок,
«Вот это натворил! Да ты откуда взялся?
На воле за разводы не давали срок!»
Даже смотрящий строгий засмеялся.
«Я их пять раз бросал!» – смотрящий произнёс,
И замолчал, готовясь дать нравоученье,
Но тут вновь прИбывший задал вопрос:
«Вы их с какого этажа? Прошу прощенья».
Моя сирень
Вновь уйду я в сирень, и как в юности в ней захмелею,
Меня запах её, погружает и в радость, и в грусть,
Аромат у сирени волшебную силу имеет,
Всё напомнит он мне, что скрывала всегда, ну и пусть.
Мне, как будто года, отлистало назад обанянье,
Вот стою я в сирени, семнадцати от роду лет,
Я вдыхаю сирень, я впервые пришла на свиданье,
Как хочу я узнать, про любовь этот вечный ответ.
Жаль сирень оцветёт, я не стану уже молодою,
А вдохну аромат и куда-то отступят года,
Ведь наступит весна, всё опять повторится со мною,
Потому, что сирень, мне подруга она, навсегда.
Рай для любимой
Как я люблю тебя, родная!
Сиди ты дома, отдыхай,
А я, любовью истекая,
Тебе организую рай.
Жить будешь радостно, свободно,
Живи себе и не скучай,
Ты занимайся , чем угодно:
Стирай и шей, пеки, рожай.
Уборкой, глажкой занимайся,
Ну, а желание придёт,
Ремонт закончить постарайся,
Смотри, в запасе – огород.
А заскучаешь, едь на дачу
Там расслабляться начинай,
Тебе задачу обозначу,
Работы непочатый край.
Ликуй, поймала ты удачу,
Жизнь будет радости полна,
Живи в раю и не иначе,
Покуда ты моя жена.
Неизвестное фото
Закат на море, блекнет бирюза,
И солнце в море тонет до рассвета,
А с неба на меня глядят глаза,
С вопросом, на который нет ответа.
Что автор фото выразить хотел?
Быть может ими выразил потерю?
Оплакивал любовь, которую имел?
Раскаянье принёс былому лицемерью?
Закат. И в мире затихает суета,
На море штиль и солнце катит в бездну,
Ещё немного и наступит темнота
И все раскаянья, наверно, бесполезны.
С приходом темноты исчезнут и глаза,
Мир уступая звёздному простору
И кажется: вот-вот с них скатится слеза,
И в море упадёт она с немым укором.
Как хочется порой уплыть за горизонт,
Под парусом косым, уплыть оставив сушу,
Уплыть от неудач, пусть даже не в сезон.
И чтобы лишь глаза с небес смотрели душу!
О России и мате
Прости народ за хулиганский стих,
Бывает, что пишу стихи такие,
И пусть по жизни признанный я псих,
Таких, как я , хоть пруд пруди в России.
Бывает, что подкатит под кадык,
И не вздохнуть, тем более трудиться,
И чуешь, что пришёл к тебе « кирдык»,
А он уйдёт, потянет материться.
Ну, а поскольку я интеллигент,
(На заседании недавно обозвали),
Доходит до меня, то, что в иной момент,
Уместен мат в моих стихах едва ли.
А то в мозги, вдруг, осознание придёт,
От жизни, от такой неплохо б и напиться,
Пишу, а матерная рифма так и прёт,
А выпью, без неё охота материться.
Вчера с устатку взял и гадость написал,
А после прочитал и как-то стыдно стало,
Да разве же об этом я мечтал,
Стих, что скрывать, далёк от идеала.
С другого боку, что тут делать мне?
У нас в стране такое, «блин», твориться,
Что не присниться даже в страшном сне,
Проснувшись, сразу тянет материться.
Да, жизнь театр, я в нём играл народ,
И прОжил жизнь без денег и без блата,
Кто это испытал, тот, враз, меня поймёт:
В России невозможно жить без мата.
Я в стройный ряд поэтов не вписался
Я видно в стройный ряд поэтов не вписался,
Спокойно прожил жизнь, Олимп не штурмовал,
Да и известным быть ни разу не пытался,
(По праздникам друзьям приветствия писал.)
На пенсии уже настигнут был инфарктом,
Исчезла сразу прыть, живу я, не спешу,
Из жизни выпал, но, с присущим мне азартом,
Я в тишине ночной теперь стихи пишу.
Пишу про нашу жизнь, про то пишу, про это,
И знаю, что не стать мне «золотым пером»,
Всё без прекрасных рифм, красивых фраз поэтов,
Ведь я свои стихи ваяю топором.
И рад я, что стихи дают душе свободу,
В стихах я верный муж, отважный я герой,
В них славлю я друзей и берегу природу,
В них раскрываю суть и спорю сам с собой.
Не жду уже я мест, на славных постаментах,
А лично для себя, жду только одного:
Когда читаю стих,- финального момента,
В котором зритель скажет: «Смотри! А ничего!»
Аверьяновой Любе
Пусть с Любой раньше не был я знаком,
Пока судьба нас не столкнула на Парнасе,
Полг года, молча, наблюдал её тайком,
И этот труд мой оказался не напрасен.
Задумок творческих всегда она полна,
Все цели ей ясны, где так, а где иначе,
Из наших, из монтажников она,
А это доложу вам – много значит.
И чтец, и жнец и на дуде она игрец,
Картины пишет и стихи свои читает,
С любого боку Люба просто молодец,
И творчеством своим, нас часто восхищает.
И в обсужденьи тем, ей не присуща лесть,
Что не достойно, то она не станет славить,
Откроет без прикрас, что в этой теме есть,
С рекомендацией, как, что и где исправить.
Общаться с Любой мне, так просто и легко,
А пожелать хочу я ей, всего лишь малость,
Как Люба в жизни б не летала высоко,
А вот сама б, при этом, не менялась!
Про душевный покой
Вот кто бы мне, хоть раз, пускай, как идиоту,
Чтоб с голодухи я совсем не здох,
Хоть кто-то, просто, предложил работу,
Да пусть не предложил, найти б её помог.
Я чувствую – предел, нервишки истрепались,
Кошмары по ночам, здоровье ни в дугу,
Все чаще я к себе испытываю жалость,
И вижу, выйти из цейтнота не могу.
Мой лучший корешок, когда мы пили пиво
И рассуждали, как нам дальше жить,
Поведал, «депресняк, теперь у нас не диво,
И что психолога я должен посетить.
Через десяток дней, добился я приёма
И чтоб не слушать бред, что будет он нести,
«Мне ваша лабуда! – сказал – «давно знакома,
Я внутренний покой желаю обрести.»
Психолог замолчал и поскрипев мозгами,
Вдруг на меня взглянув, повеселел с лица,
«Когда в конце -концов займёшься вновь делами,
Доделывать дела ты должен до конца».
Окончился приём, я доктора покинул,
И сразу, прям бегом, отправился домой,
Ждала там куча дел, тех, что на половину
И в довершенье их ушёл я с головой.
Доел коробку всю конфет из шоколада,
И пачку докурил хороших сигарет,
Бутылка, что с вином, была мне, как награда,
А водки, триста грамм, я доканал в обед.
Блаженство подошло, нежданно и незвано,
Я начал, вдруг, дружить, с своею головой,
Коньяк сейчас допью и погружусь в нирвану
И на подходе он – душевный мой покой.
Доделал все дела, хоть это было сложно,
Свой метод я хочу всем людям донести,
Я убеждён теперь, пусть трудно, но возможно,
Душевный мне покой и дома обрести. |