Уходили казачьи сыны на войну,

провожала их старая мать:

«Вы не бойтесь, сыны, умереть за страну

и коней за неё потерять».

Престарелый отец говорил в свой черёд,

отдавая прощальный поклон:

«Вы не бойтесь, сыны, умереть за народ

и погибнуть за батюшку Дон».

Говорили в ответ сыновья-пареньки:

«Не тревожьтесь, родные, за нас,

мы не дети уже, мы уже казаки,

мы исполним на совесть наказ».

Ускакали бойцы от родимых ворот,

от родительского очага,

 отстояли страну, защитили народ,

 на Дону разгромили врага.

Растеряли они и коней, и друзей,

а однажды в последнем бою

вдалеке от ковыльных ростовских степей

потеряли и юность свою.

Думу думал отец, горько плакала мать,

 что ни день, то вдвойне да втройне:

не вернулись сыны, больше некого ждать,

всё отдали проклятой войне.

А у нас в хуторах, а у нас на Дону

о них слава, как песня, живёт.

Ах, спасибо, сыны, вам за Дон и страну

и поклон за спасённый народ.

* * *

Все невзгоды и беды

сотни, тысячи раз

наши бабки и деды

пережили за нас.

Это - счастью порука,

путеводная нить.

Мы готовы за внуков

 тоже всё пережить.

***

Я сегодня из боя

вышел жив и здоров,

так же выжил со мною

томик чьих-то стихов.

В книге нету начала,

в книге нету конца.

Жизнь её потрепала,

как простого бойца.

Ведь бывает такое!.

 Хоть на пару минут

эту книгу раскрою,

вижу мать и жену,

вижу домик с оградкой,

вижу край свой родной...

 Так становится сладко;

будто съездил домой.

Поэт был зол и, говорят, несносен,

когда остался в Болдино один.

Но эта осень, золотая осень

вдруг встала на колени перед ним.

И понял он, не всё так безнадежно,

есть в каждой ситуации добро.

А тут и осень золотая нежно

 вложила в руку острое перо.

Мол, ты пиши, а я побуду рядом,

забудь про всех, они все далеко,

любуйся мной, моим цветным нарядом

и пей свободу, как своё клико.

Узнал поэт, что осень - это муза,

 а вдохновенье - сладостный угар,

который для глупцов - всего обуза,

а для творцов - необычайный дар.

Блистали мысли и рождались строки,

укладывались в прозу и стихи.

Так не творили боги и пророки,

так не страдал крестьянин у сохи.

Но дни прошли, закрыли тучи просинь,

угасло вдохновенье на ветру.

За всё спасибо, Болдинская осень, -

помощник и товарищ по перу...

И в наше время, как всегда, за летом

приходит осень, бродит средь людей,

как будто ищет на земле поэта,

чтоб нравился до умиленья ей.

Она бывает в нашей деревушке,

глядит на всех, но сердце - на замок.

Эх, Пушкин, Пушкин, Александр Пушкин,

зачем ты музу так собой увлёк?

* * *

Ты, как всегда, была права,

но я тебя, увы, не слушал.

Как камень в воду, в мою душу

упали мудрые слова.

Упали и легли на дно,

не потревожив самомненья.

А вот теперь пришло прозренье,

да только позднее оно.

* * *

Не всем дано быть на переднем крае,

и не у всех на это есть права.

Одни поют, другие подпевают

припева немудрёные слова.

* * *

Время с нами не шутит, какие тут шутки,

 ни ускорить его, ни замедлить нельзя.

Нынче утром в саду расцвели незабудки,

как её рано утром спросонок глаза.

Я молю Божью Матерь, чтоб метаморфозы

человеческих судеб не мучили нас:

упаси все цветы от жестоких морозов,

я ведь жить не смогу без её синих глаз.

* * *

Ты куда улетела, шалунья?

Без тебя от зелёной тоски

 на окошке холодном петунья

обронила свои лепестки.

Побледнели от горя листочки,

день и ночь смотрят жалостно вниз.

Полетай, полетай, моя дочка,

 но домой непременно вернись.

Как бессонны и тягостны ночи,

как тоскливо и горестно мне.

Я хочу, чтоб ещё хоть разочек

улыбнулся цветок на окне.