Пятница, 29.03.2024, 04:42

Мой сайт

Главная » 2015 » Декабрь » 21 » А.П.Гордеев.Татаро-монгольское иго, не только самая большая в мире историческая фальсификация, но и главный исторический фейк (2)
14:43
А.П.Гордеев.Татаро-монгольское иго, не только самая большая в мире историческая фальсификация, но и главный исторический фейк (2)

                                                       

(Продолжение)

Первая татарская война началась так. Был государь (BF вождь (князь).) в стране Готта, по имени Гургута.  (Так BF, в Du Гургатам. Это, очевидно, Чингиз, но самое имя, вероятно, есть испорченное Угедей, Оккодай.), у которого была сестра — дева, по смерти родителей стоявшая во главе своей семьи и, как говорят, державшая себя по-мужски. Она нападала на некоего соседнего с ней вождя и отнимала у него его имущество. Когда же по истечении некоторого времени («Некоторого времени» в BF; Du ошибочно: «нескольких дней».) она вновь с татарским народом попыталась напасть, как прежде, на вышесказанного вождя, тот, поостерегшись и начав войну с вышесказанной девушкой, одолел в бою и эту прежнюю свою противницу взял в плен, войско ее обратил в бегство, а ее, уже пленницу, изнасиловал, в знак еще более тяжкой мести, лишив девственности, постыдно обезглавил. Услышав об этом, брат помянутой девушки, вышесказанный вождь Гургута, отправив посла к вышереченному мужу, дал, говорят, ему такое поручение: «Я узнал, что ты, взяв в плен и лишив девственности сестру мою, обезглавил. Знай, что ты совершил дело, враждебное мне. Если, быть может, сестра моя причиняла тебе беспокойство, то ты, направляя свою месть на движимое имущество, мог обратиться ко мне, ища против нее справедливого суда, либо, если ты, желая отомстить за себя собственными руками, победив ее, захватил в плен и лишил девственности, то мог взять ее в жены; а если у тебя было намерение убить ее, то никак ты не должен был лишать ее девственности. А теперь ты отомстил вдвойне: и девственную стыдливость опозорил, и жалким образом осудил ее на смертную казнь. Вследствие того, в отмщение убийства вышереченной девушки, знай, что, я пойду на тебя всеми силами». Услышав это и видя, что противостоять он не может, вождь, виновник убийства, бежал со своими к султану Орнах (У Плано Карпини Ornas (Ornac, Orna); в наших летописях Орначь, Ворнац, Арначь (ПСРЛ. IV, 57; V, 125; VII, 210 и др.). По объяснению, L. Bendefy — город Тана.), покинув собственную землю.

Давайте посмотрим где город Тана.

Рис.8

На карте Фра-Мауро1459 г.Город Тана(Орнач) находится в устье Танаиса (Севеского Донца).

После того как это произошло, был некий вождь в стране куманов, по имени Витут (Так Du; В — Витоф; F — Врокк.), богатства которого были, по слухам, столь замечательны, что даже скот [у него] на полях пил из золотых канав. Другой вождь с реки Буз   (Так DuF, а не Бук и Букс, как ошибочно читает L. Bendefy. О правильности или неправильности Buchs в В, за отсутствием рукописи, ничего нельзя сказать. L. Bendefy понимает под этим именем р. Буг.),   по имени Гурег  (Так Du; В — Урех; F — Гавез (но не Гавекс, как у L. Bendefy).), из-за его богатства напал на него и победил. Побежденный с двумя сыновьями своими и кое с кем еще, с немногими, кто уцелел от военной опасности, бежал к сказанному султану Орнах.    Султан же, вспомнив об обиде, которую тот, будучи соседом, случайно нанес ему некогда, приняв его, повесил на воротах, а народ его подчинил своей власти. Двое сыновей Витута тотчас обратились в бегство (Следуя BF, опускаем ошибочную вставку «ad Euthet», а самое имя читаем далее Гурег.) и, так как у них не было иного убежища, вернулись  к вышереченному Гурегу, который ранее ограбил их отца и их самих. Тот в звериной ярости убил старшего, разорвав конями (Следуя BF, вместо cupiens, читаем rapiens, а вместо interficere — i... .). Младший же бежал, прибыл к вышеупомянутому вождю  татарскому Гургуте     и усердно стал просить его отомстить Гурегу, который ограбил его отца и убил брата, говоря, что честь добудет себе этот вождь (Вместо ista duo, читаем isti duci (В).), то есть Гургута, а сам он — воздаяние и отмщение за смерть брата и ограбление отца. Это и было сделано, и по одержании победы, вышеназванный юноша вновь просил вождя Гургуту отомстить султану Орнах за жалкую смерть отца, говоря, что и оставшийся по отце его народ, который там держали как бы в рабстве, будет помощью ему при наступлении его войска. Тот, упоенный двойной победой, охотно согласился на просьбу юноши и, выступив против султана, одержал славную для себя и почетную победу. Итак, имея почти повсюду достойные хвалы победы, вышесказанный вождь татарский Гургута со всей военной силой выступил против персов из-за каких-то распрей, бывших прежде у него с ними. Там он одержал почетнейшую победу и совершенно подчинил себе царство персидское. Став после этого более дерзким и считая себя сильнее всех на земле, он стал выступать (Cepit facere (стал делать) дополняем (по F) словом progreesum (наступление, выступление).) против царств, намереваясь подчинить себе весь мир.  Поэтому, подступив к стране куманов, он одолел самих куманов  и подчинил себе их страну. Оттуда они воротились в Великую Венгрию, из которой происходят наши венгры, и нападали на них четырнадцать лет, а на пятнадцатый год завладели ими, как нам сообщали словесно сами язычники-венгры. Завладев ими, и обратившись к западу, [татары] в течение одного года или немного большего [срока] завладели пятью величайшими языческими царствами: Сасцией, Фулгарией, взяли также 60 весьма укрепленных замков, столь людных, что из одного могло выйти пятьдесят тысяч вооруженных воинов. Кроме того они напали на Ведин, Меровию, Пойдовию, царство морданов. Там было два князя: один князь со всем народом и семьей покорился владыке татар, но другой с  немногими людьми направился в весьма укрепленные места, чтобы защищаться, если хватит сил (B дает иной перечень завоеванных мест: « (завладели) Фасхией, Меровией, завоевали царство Булгар, имевшее сорок весьма укрепленных замков... Напали на Ведин, где было два князя...»

L. Bendefy считает Faschiam — Basciriam или Bascardiam, отвергая мнение Gombocz'a, что это Saksyn. Между тем и Faschia (В) и Sascia (Du) по форме очень напоминают именно Саксин. Фулгария, несомненно, Булгария. Меровия — к северу от Волги, между рр. Ветлугой и Унжей. Ведин — севернее Меровии до р. Сухоны.).Ныне же, находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что все войско, идущее в страны запада, разделено на четыре части. Одна часть у реки Этиль на границах Руси с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала (В Du перед expugnavit (нападала) вставка: quem nunquam (на которое никогда не). Устраняем ее, как ошибочную.) на границы Рязани, другого русского княжества. Третья часть остановилась против реки Дона, близ замка Воронеж (Ovcheruch) (B — Orgenhusin. L. Bendefy считает, что это Воронеж.), также княжества русских. Они, как передавали нам словесно сами русские, венгры и булгары, бежавшие перед ними, ждут того, чтобы земля, реки и болота с наступлением ближайшей зимы замерзли, после чего всему множеству татар легко будет разграбить всю Русь, всю страну русских. Поймите все это таким образом, что тот первый вождь, по имени Гургута, который начал эту войну, умер. Ныне же вместо него царствует сын его Хан (Chayn) (Юлиан принял титул за собств. имя. Разумеется тут, вероятно, Угедей.) и живет в большом городе Орнах,  где отец его воцарился первоначально. Живет же он таким образом: дворец у него такой большой, что тысяча всадников въезжает в одни двери и, преклонившись перед ним (ханом), не сходя с коней, всадники выезжают [в другие].Вышеназванный вождь устроил себе громадное ложе, возвышающееся на золотых колоннах, ложе, говорю я, золотое с драгоценными покровами, на котором восседает он в славе прославляемый, облеченный в драгоценные (Вместо gloriosissimis (славнейшие), читаем (F) preciosis (драгоценные).) одеяния. Двери же в этом дворце целиком золотые, и через них преклоняясь проходят спокойно и безопасно его всадники. Чужие же послы, пешими ли они проходят двери или верхом, если коснутся  ногами порога двери, тут же поражаются мечом; всякому чужому надлежит проходить с наивысшим почтением. Восседая в такой пышности, он послал войска по разным странам, то есть за море, как мы думаем; и вы также слышали, что он там совершил.

Другое же многочисленное войско послал он к морю на всех куманов, которые и бежали в венгерские края. Третье войско, как я сказал, осаждает всю Русь. Сообщу вам о войне по правде следующее. Говорят, что стреляют они дальше, чем умеют другие народы. При первом столкновении на войне стрелы у них, как говорят, не летят, а как бы ливнем льются. Мечами и копьями они, по слухам, бьются менее искусно. Строй свой они строят таким образом, что во главе десяти человек стоит один татарин, а над сотней человек один сотник. Это сделано с таким хитрым расчетом, чтобы приходящие разведчики никак не могли укрыться среди них, а если на войне случится как-либо выбыть кому-нибудь из них, чтобы можно было заменить его без промедления, и люди, собранные из разных языков и народов, не могли совершить никакой измены (Du: «народ, собранный с разных сторон, не мог совершить никакой измены, который собран из разных языков и наций» (sic!). Конец фразы, по видимому, звучал иначе. Ср: В — особая фраза: «Они собрали из разных языков каждого десятого»; F « (чтобы не могли...) они собрали из разных народов и языков каждого десятого». Эта фраза вызывает некоторое сомнение только в сопоставлении с ниже сказанной: «О численности всего их войска...», где Юлиан как будто не знает о выше данной цифре и выражается совсем неопределенно.). Во всех завоеванных царствах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя. Других же поселян, менее способных к бою, оставляют для обработки земли, а жен, дочерей и родственниц тех людей, кого погнали в бой и кого убили, делят между оставленными для обработки земли, назначая каждому по двенадцати (В «по десяти».) или больше, и обязывают тех людей впредь именоваться татарами. Воинам же, которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Потому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под  мечами татар, и сражаются храбрее, чтобы дольше не жить а умереть скорее.

На укрепленные замки они не нападают, а сначала опустошают страну и грабят народ и, собрав народ той страны, гонят на битву осаждать его же замок. О численности всего их войска не пишут вам ничего, кроме того, что изо всех завоеванных ими царств они гонят в бой перед собой воинов, годных к битве. Многие передают за верное, и князь суздальский передал словесно через меня королю венгерскому, что татары днем и ночью совещаются, как бы притти и захватить королевство венгров-христиан. Ибо у них, говорят, есть намерение итти на завоевание Рима и дальнейшего. Поэтому он [хан] отправил послов к королю венгерскому. Проезжая через землю суздальскую, они были захвачены князем суздальским, а письмо, посланное королю венгерскому, он у них взял; самих послов даже я видел со спутниками, мне данными. Вышесказанное письмо, данное мне князем суздальским, я привез королю венгерскому. Письмо же писано языческими буквами на татарском языке. Поэтому король нашел многих, кто мог прочесть его, но понимающих не нашел никого. Мы же, проезжая через Куманию  (Du — Carmaniam  — ошибка; читаем Cumaniam (BF). Автор перевода посчитал за ошибку слово Carmaniam, но мое мнение что это правильно, потому, что Carmaniam имеет значение Кремль, Корум, Крым и располагался на Дону!

Рис.9

Слов civitatem magnam нет в В, где, вместо paganam (civitatem), paganum (quendam). Так и переводим.), нашли некоего язычника, который нам его перевел

. Этот перевод таков:

«Я Хан, посол царя небесного, которому он дал власть над землей возвышать покоряющихся мне и подавлять противящихся, дивлюсь тебе, король (В regule, то есть «королек», с пренебрежением.) венгерский: хотя я в тридцатый раз отправил к тебе послов, почему ты ни одного из них не отсылаешь ко мне обратно, да и своих ни послов, ни писем мне не шлешь. Знаю, что ты король богатый и могущественный, и много под тобой воинов, и один ты правишь великим королевством. Оттого-то тебе трудно по доброй воле мне покориться. А это было бы лучше и полезнее для тебя, если бы ты мне покорился добровольно. Узнал я сверх того, что рабов моих куманов (половцев прим.авт) ты держишь под своим покровительством; почему приказываю тебе впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против  тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, так как они, кочуя без домов в шатрах, может быть, и в состоянии убежать; ты же, живя в домах, имеешь замки и города: как же тебе избежать руки моей?»

(В, вместо дальнейшего, имеет следующее окончание: «Да будет ведомо всем верным Христу, что это письмо король Венгрии направил патриарху аквилейскому, а патриарх переслал епископу Бреши и графу тирольскому, чтобы они разослали всем верным Христу с просьбой ревностно молить бога зa церковь. Кроме того, мы хотим, чтобы все, к кому дойдет настоящее письмо, знали, что податель настоящего честен и правдив». F опускает дальше все до слов: «пусть ваше святейшество».) Не умолчу и о следующем. Пока я вновь находился при римском дворе, [на пути] в Великую Венгрию меня опередили четверо братьев моих. Когда они проходили через землю суздальскую, им на границах этого царства встретились некие бежавшие пред лицом татар венгры-язычники, которые охотно приняли бы веру католическую, лишь бы добраться до христианской Венгрии.

Услышав об этом, вышесказанный князь суздальский вознегодовал и, отозвав вышеуказанных братьев, запретил им проповедывать римский закон помянутым венграм, а вследствие того изгнал вышесказанных братьев из своей земли, однако без неприятностей. Те, не желая воротиться обратно и с легкостью отказаться от сделанного уже пути, повернули к городу Рецессуэ (?), ища пути, чтобы пройти в Великую Венгрию, либо к мордуканам, либо к самим татарам. Оставив там двоих братьев из своего числа и наняв переводчиков, они в день апостолов Петра и Павла, недавно прошедший (?) (Очень неясно. Может быть: «вскоре по прошествии дня...»), пришли ко второму князю мордуканов, который, выступив в тот же день, когда они пришли, со всем народом и семьей, как мы выше говорили, подчинился татарам. В дальнейшем что случилось с этими двумя братьями: умерли ли они или были отведены к татарам сказанным князем, совершенно неизвестно.

Двое остальных братьев, удивляясь промедлению тех, в день [св.] Михаила недавно отпразднованный (?) (Неясно; Может быть: «вскоре по отпраздновании...»), послали некоего переводчика, желая удостовериться о их жизни, но мордуканы напав убили его. Мы же с товарищами, видя, что страна занята татарами, что области укреплены (?) и успеха делу не предвидится,  возвратились в Венгрию. И хотя шли мы среди многих войск и разбойников, но ради молитв и заслуг святой церкви благополучно и невредимыми добрались до братьев наших и обители. Впрочем же, когда надвигается такой бич божий и приближается к сынам церкви, невесты христовой, пусть ваше святейшество в своей дальновидности соблаговолит заботливо предусмотреть, что надлежит делать братьям и как поступать. Кроме того, чтобы ни о чем тут не умолчать, сообщаю вам, отец, что один русский клирик, выписавший нам кое-что историческое из книги Судей, говорит, что татары — это мадианиты, которые, точно так же напавши на Кетим, на сынов Израиля, были побеждены Гедеоном, как читается в книге Судей. Бежав оттуда, сказанные мадианиты  поселились  близ  некой  реки, по имени Тартар (Thartar),

Рис.10. Река Тартар.

 почему и названы татарами (F далее заканчивает так: «Татары утверждают также, будто у них такое множество бойцов, что его можно разделить на 40 частей, причем не найдется мощи на земле, какая была бы в силах противостать одной их части. Далее говорят, что в войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших [воинов] их закона в строю.

Далее говорят, что женщины их воинственны, как и они сами: пускают стрелы, ездят на конях и верхом, как мужчины; они будто бы даже отважнее мужчин в боевой схватке, так как иной раз, когда мужчины обращаются вспять, женщины ни за что не бегут, а идут на крайнюю опасность. Конец письма о жизни, вере и происхождении татар».).(пер. С. А. Аннинского)

Текст воспроизведен по изданию: Известия венгерских миссионеров XIII-XIV вв. о татарах и восточной Европе // Исторический архив, Том III. М.-Л. 1940.

Рассмотрим еще один источник  совершенно иного происхождения - визиря монгольской империи Рашид-ад-Дина. Он рассказывает о коренном юрте Чингиз-хана, т.е.  месте, откуда он родом. Давайте посмотрим насколько они сходятся или не сходятся в определении  происхождения  Могол-татар.

РАШИД-АД-ДИН

СБОРНИК ЛЕТОПИСЕЙ

Рассказ о возвращении Чингиз-хана после завоевания области тазиков к старому [своему] становищу и событиях, которые там произошли.

После завоевания страны тазиков, в год бичин, который является годом обезьяны, начинающийся с мухаррама 621 г. х. 24 января – 22 февраля 1221 г. н.э.], Чингиз-хан привел в исполнение свое] намерение вернуться к [своему] коренному становищу [макам] и к древнему [своему] юрту. Причиной поспешности в этом деле было прибытие известия о восстании жителей Тангута, которые вследствие продолжительности времени [его] отсутствия стали колеблющимися [в своих помыслах]. Он отправился по дороге [через] горы Бамиана, а обозу [угрук], который он [раньше] оставил в пределах Баглана, 1423 приказал сняться с места [и идти по указанному направлению]. Переправившись той зимой через Джейхун, он расположился в окрестностях Самарканда.

Когда Чингиз-хан выступил оттуда, он приказал Туркан-хатун, матери султана Мухаммеда, и его женам [харамха] выйти вперед и громко оплакивать государство [султана], пока монгольские войска не пройдут перед ними.

Когда оттуда [от Самарканда] он дошел до реки Бенакета [т.е. до Сыр-дарьи], все сыновья, за исключением Джочи, собрались к отцу и они устроили там курилтай. Затем, выступив из той местности, они шли медленно и спокойно от стоянки к стоянке, пока не дошли до своего коренного юрта и стойбища [макам].

Так как рассказ о Чингиз-хане до сего места рассказан, то теперь мы приступим к изложению остальных обстоятельств Джэбэ и Субэдая и расскажем о том, какие деяния совершили оба эти эмира и какую взяли страну до того времени, когда они прибыли дорогою через кипчакский Дербенд к коренному своему юрту.

 После того, как султан Мухаммед умер на острове Абескун, а султан Джелал-ад-дин ушел в Хорезм и вследствие несогласия между эмирами и братьями вернулся назад, в пути [он] сошелся с монгольским войском, которое подходило следом отряд за отрядом, сразился [с ним], ушел в Нишапур, а оттуда направился в Газну, братья же его, Озлак-султан и Ак-султан, вместе с эмирами, в страхе [перед] известием о прибытии монгольского войска к пределам Хорезма, следуя за султаном, были перебиты тем самым войском, которое преследовало султана. И все!

(Речь идет о восстании Тангутов, народа подчиненного Чингиз-хану и восставшего против него. Как одно из весьма возможных предположений, учитывая путь из Самарканда  через  Дербент в  Монголию к Калке , которая на Дону, речь может идти о тех самых Гутах (Готах)  обитающих на р.Тана (Тангутах,Танготах)).

Рассказ о прибытии Джэбэ и Субэдая в область Ирак, Азербайджан и Арран, об избиениях и разграблениях, учиненных в этих странах, и об их уходе дорогою на кипчакский Дербенд в Монголию.

Когда султан Джелал-ад-дин бежал из Нишапура и направился в Газнин, Джэбэ и Субэдай отправили посла к Чингиз-хану [с известием]: «Султан Мухаммед умер, а сын его Джелал-ад-дин бежал и пришел в ту страну. Теперь мы, освободив сердце от [заботы] о них, согласно требованию, которое было определено приказом Чингиз-хана, бог даст, сможем прибыть в Могулистан, [но] это ведает мощь великого господа и счастье Чингиз-хана!». [227]

После того они еще все время посылали послов по разным текущим вопросам. Вследствие того, что в [завоеванных] областях еще не установилось спокойствие, ни один посол не ездил иначе, как в сопровождении трехсот-четырехсот всадников.

В результате всего, когда они [Джэбэ и Субэдай] приступили к завоеванию Ирака, то сначала взяли Хар [?] и Семнан, оттуда они подошли к городу Рею и учинили [там] избиение и грабеж. [Отсюда] двинулись на Кум, 1424 [где] перебили всех тамошних жителей, а детей увели в полон. Оттуда [монголы] пошли в Хамадан. Сейид Маджд-ад-дин Ала-ад-доулэ подчинился и прислал подношения, [состоящие] из верховых лошадей и одежд, и согласился на [принятие монгольского] правителя [шихнэ].

Так как [нойоны] услышали, что в Саджасе 1425 собралось |A 86а, S 226| большое скопище войск султана, с предводителями их Байтегин Селахи и Куч-Бука-ханом, они повернули на него и всех уничтожили.

Оттуда они прибыли в Зенджан 1426 и там перебили населения вдвое больше, чем в других городах, не оставив ни одного жителя в этой стране. Снова вернулись в Казвин, жестоко сразились с казвинцами и взяли город силою. Население Казвина внутри города по своему обыкновению дралось ножами; в результате с обеих сторон было убито около пятидесяти тысяч человек. В окрестных областях страны Ирак они учинили еще большее избиение и грабеж.

Когда наступила зима, [монголы] находились у пределов Рея, в [местности] Хейл-и Бузург; в это время Чингиз-хан находился в пределах Нахшеба и Термеза. В тот год разразилась невероятно жестокая стужа. Они направились в Азербайджан и в каждой местности, попадавшейся на пути, по своему всегдашнему обыкновению учиняли избиение [населения] и грабеж.

Когда они прибыли в Тебриз, 1427 тамошним правителем [хаким] был атабек Узбек, сын Джехан-Пехлевана; он спрятался, послав [к монголам] человека с просьбою о заключении мира и прислал много денег и скота; [монголы], заключив мир, вернулись назад и направились в Арран, чтобы пробыть там зиму. Путь их лежал через Гурджи-стан [Грузию]. Десять тысяч гурджийских мужей вышли навстречу [монголам] и учинили битву. Гурджии [грузины] потерпели поражение, и большинство [из них] было перебито. Вследствие того, что [монголы] увидели в пределах Гурджистана лесные дороги и трудно проходимые чащи, они вернулись назад, намереваясь пойти в Мерагу.

Когда они снова пришли в Тебриз, тамошний наместник [вали]; Шамс-ад-дин Туграи прислал [им] большую дань [мал], так что они удовлетворились этим и прошли мимо. Они осадили город Мерагу. По той причине, что в то время тамошним правителем [хаким] была женщина, которая жила в Руиндизе, 1428 в городе не было никого, [228] кто бы, противостал им и принял меры. [Тем не менее население Мераги] вступило [с монголами] в бой. Монголы погнали вперед пленников-мусульман, чтобы те напали на крепостную стену. Каждого, кто возвращался назад, они приканчивали. Таким образом они сражались несколько дней. В конце концов силой захватили город и перебили простонародье и благородных людей. Они увезли с собою все, что было легко перевезти, а остальное сожгли и переломали. Затем они направились на Диярбекр и Ирбиль, но когда услышали о многочисленности войска Музаффар-ад-дина Кукбури, 1429 вернулись назад.

Вследствие того, что Джемал-ад-дин Абиэ [?], принадлежавший к рабам Хорезмшаха, совместно с несколькими другими людьми восстал и убил хамаданского [монгольского] правителя [шихнэ], а Ала-ад-доулэ за то, что тот покорился [монголам], схватили и заточили в крепости Карит, [что в одном] из округов Лура, – [монголы] опять пошли в Хамадан. Несмотря на то, что Джемал-ад-дин Абиэ выходил навстречу им с изъявлением покорности, это не принесло пользы и его вместе с нукерами предали мученической смерти, а город взяли осадою и учинили там поголовное избиение. Это было в [месяце] раджабе 618 г. х. [август – сентябрь 1221 г. н.э.]. После опустошения Хамадана они направились в Нахчеван, взяли его и учинили [там] избиение и грабеж. Наконец, атабек Хамуш явился [к ним] с покорностью и [потому] ему дали ал-тамгу и деревянную пайцзу. Оттуда они направились на Арран, 1430 но прежде взяли Серав 1431 и учинили избиение и грабеж; точно так же [было поступлено и] с Ардебилем. Оттуда они пошли на город Байлакан, взяли его и перебили малых и больших. Затем они напали на Гянджу, 1432 которая была самым большим из городов Аррана, и ее также взяли и полностью разрушили. Оттуда они направились в Гурджистан [Грузию], а те, приведя войско в [боевой] порядок, приготовились к сражению. Когда они сошлись друг с другом, Джэбэ с пятью тысячами людей отправился [в засаду] в одно потаенное место [гушэ-и панхан], а Субэдай с войском пошел вперед. В самом начале сражения монголы бежали; гурджии пустились их преследовать. Джэбэ вышел из засады; их захватили в середину [обоих монгольских отрядов: отступавшего и напавшего из засады] и в один момент перебили тридцать тысяч гурджиев. Оттуда они [монголы] направились к Дербенду Ширванскому, по пути они захватили осадою город Шемаху, 1433 учинили там поголовное избиение и увели с собою множество пленных. Так как пройти через Дербенд было невозможно, они послали ширваншаху 1434 сказать: «Ты пришли несколько человек, [229] чтобы мы заключили мир!».

Он прислал десять человек из вельмож [ака-бир] своего народа; [одного] из них [монголы] убили, а другим сказали: «Если вы покажете нам путь через Дербенд, мы вас пощадим, в противном случае мы вас тоже убьем!». Они из страха за свою жизнь указали путь, и те прошли. Когда [монголы] дошли до области Алан, 1435 где население было многочисленно, то оно совместно с кипчаками сразилось с монгольским войском, и ни одна сторона не одержала верха. Тогда монголы сообщили кипчакам [следующее]: «Мы и вы – |A 86б, S 227| одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам [аланов]». [Одновременно] они послали кипчакам много [всякого] добра. Кипчаки повернули назад. Монголы одержали победу над аланами и то, что было предопределено судьбою в отношении избиения и грабежа, они то и осуществили.

Кипчаки же, полагаясь на заключенный мир, без опасения разбрелись по своим областям. Монголы внезапно напали на них, перебили всех, кого нашли, и взяли назад столько же, сколько отдали [раньше]. Уцелевшая часть кипчаков бежала в страну русов. Монголы зазимовали в той области, которая вся представляла сплошные луга и поросли [маргзар]. Оттуда они напали на город Судак, 1436 что на берегу моря, которое примыкает к проливу Костантинийэ [Босфору], и взяли тот город, а тамошнее население разбрелось.

Затем они напали на страну урусов [Русь] и на находящихся там кипчаков. К этому времени те уже заручились помощью и собрали многочисленное войско. Когда монголы увидели их превосходство, они стали отступать. Кипчаки и урусы, полагая, что они отступили в страхе, преследовали монголов на расстоянии двенадцати дней пути. Внезапно монгольское войско обернулось назад и ударило по ним и прежде, чем они собрались вместе, успело перебить [множество] народу. Они сражались в течение одной недели, в конце концов кипчаки и урусы обратились в бегство. Монголы пустились их преследовать и разрушали города, пока не обезлюдили большинство их местностей. Оттуда монголы ушли и присоединились к Чингиз-хану по той дороге, по которой он возвращался из страны тазиков. И все!

Рис.11

На рис.11  четко прослеживается путь Чингиз-хана в свой коренной Юрт.

Рассказ о возвращении Чингиз-хана из страны тазиков на свой коренной юрт и стойбище [макам] и о его остановке в своих ордах.

Возвращаясь после завоевания областей тазиков, Чингиз-хан в году бичин, который является годом обезьяны, соответствующим 621 г. х. [1224 г. н.э.], перезимовал и провел лето в пути. Когда он дошел до пределов своих орд, к нему вышли навстречу Кубилай-каан, которому было одиннадцать лет, и Хулагу-хан, которому было девять лет. Случайно в это время Кубилай-каан подбил зайца, а Хулагу-хан дикую козу в местности Айман-хой, 1437 на границе страны [230] найманов, близ Имил-Кучина 1438 по ту сторону реки Хилэ [?], поблизости от области уйгуров. Обычай же монголов таков, что в первый раз, когда мальчики охотятся, их большому пальцу [на руке] делают смазку, 1439 т.е. его натирают мясом и жиром. Чингиз-хан самолично смазал их пальцы. Кубилай-каан взял большой палец Чингиз-хана легонько, а Хулагу-хан схватил крепко. Чингиз-хан сказал: «Этот поганец прикончил мой палец!». Когда они [все] оттуда отправились, он расположился в местности Бука-Су-джику[?] и повелел разбить большую золотую орду, 1440 устроить [многолюдное] собрание и сделать великое пиршество. Так как земля той местности была лёгкой и подымалась пыль, [Чингиз-хан] повелел, чтобы каждый человек набросал в пределах своих орд и жилищ камни. Все набросали, исключая Отчи-нойона, его брата, который вместо камней набросал веток [чуб]. По этой причине [Чингиз-хан] его обвинил.

В течение тех же нескольких дней они [монголы] еще раз выехали на охоту. Отчи-нойон не пошел прямо в облаву [джиргэ], а несколько отстал. За эти два проступка его на семь дней не пустили в орду. Так как он доложил, что если он впредь совершит проступок, пусть его не оставят безнаказанным, 1441 Чингиз-хан его простил и отпустил.

Весною года такику, который является годом курицы, начинающегося с [месяца] сафара 622 г. х. [12 февраля – 12 марта 1225 г. н.э.], Чингиз-хан расположился в своих ордах. То лето он пробыл дома и соизволил издать мудрые повеления [йасакха-и барик]. Так как он услышал, что тангуты снова восстали, то, приведя в порядок войска, он соизволил выступить туда [в их страну].

Рассказ о походе Чингиз-хана на область Тангут в последний раз и о сражении с государем этого места.

 |A 87а, S 228| Осенью года такику, который является годом курицы, соответствующего 622 г. х. [1225-1226 гг. н.э.], Чингиз-хан выступил против области Кашин, которую называют Тангут. Он приказал Чагатаю находиться на фланге войска в тылу орд; Джочи [уже] скончался, а Угедей находился при отце, Тулуй-хан вследствие того, что у Соркуктани-беги появилась оспа, несколько дней оставался позади, [231] а после того присоединился к Чингиз-хану. В те дни он отправлял обратно сыновей Угедея, Кутана и Гуюка. Они спросили, даст ли он им или нет что-нибудь в качестве [знака] благоволения [ташриф] и пожалования [сиургамиши]. Он соизволил сказать: «У меня ничего нет, все, что есть, принадлежит Тулую, который является хозяином дома [ханэ] и большого юрта, он всем ведает!». Тулуй-хан дал им одежды и всякого рода вещи. Деда Кутучака, правителя [шихнэ] Херата, Чингиз-хан отдал Гуюк-хану и при этом сказал: «У тебя какая-то болезнь, – он будет приготовлять для тебя пищу!».

Когда Чингиз-хан прибыл в область Тангут, то прежде всего захватил такие города, как Гам-джиу, Су-джиу, 1442 Ка-джу и Урукай, 1443 а город Даршакай 1444 осадил и поджег. Во время пожара государь той области, по имени Шидурку, 1445 которого на тангутском языке называли Лиу-ван, 1446 вышел из большого города, который был его резиденцией, – название этого города на тангутском языке было Иргай, 1447 на языке монголов Иргиа, 1448 – с пятьюдесятью туманами людей для сражения с монгольским войском.

Чингиз-хан вышел к нему навстречу для сражения. В тех местах из Кара-мурэна [Желтой реки] выступили многочисленные озера [науур] и все [были] скованы льдом. Чингиз-хан, стоя на этом льду, повелел бить стрелами по ногам [неприятелей], чтобы они не прошли по поверхности льда, и в этом отношении не ошибаться. 1449

В то сражение было убито так много народа, что три трупа стояло на голове, у монголов же установлено следующее: на каждые десять тел убитых приходится один убитый, стоящий на голове.

После того Шидурку обратился в бегство и ушел обратно в город. Чингиз-хан соизволил сказать, что раз он потерпел такое поражение, то впредь у него не будет больше силы, и, не обращая на него больше внимания, он прошел мимо этого города и, захватив другие города и области, пошел в сторону Хитая.

В начале весны года нокай, который является годом собаки, соответствующего 623 г. х. [1223 г. н.э.], он прибыл в местность Онгон-Далан-кудук 1450 и там неожиданно глубоко задумался о самом себе, ибо у него был некий сон, который указывал на близость смертного часа. Из царевичей присутствовал Есунгу-ака, сын Джочи-Касара. Он у него спросил: «Мои сыновья, Угедей и Тулуй, находятся далеко или близко?» – а они были [каждый] в рядах своего войска. Тот [Есунгу-ака] сказал, что они, примерно, на расстоянии двух-трех фарсангов [232] [отсюда]. Чингиз-хан тотчас послал за ними человека и вызвал их. На следующий день, ранним утром, когда они ели пищу [аш], он сказал эмирам и присутствующим собрания [маджлис]: «У меня с моими сыновьями есть некие: забота, совещание и тайна. Я хочу, чтобы мы какой-нибудь часок обсудили наедине друг с другом эти тайны и в отношении сего посовещались. [Поэтому] вы на некоторое время удалитесь, чтобы мы остались наедине». И все!

Рассказ о тайном совещании Чингиз-хана с имевшимися налицо сыновьями и о его завещании.

Когда эмиры и люди удалились, Чингиз-хан вместе с сыновьями сел для тайного совещания. После многочисленных увещаний и наставлений он сказал: «О, дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!». Затем он сделал Угедей-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: «Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления [йасак]. Чагатая здесь нет; не дай бог, |A 87б, S 229| чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор 1451 в государстве. [Теперь] вам следует идти!». Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с ними обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в [страну] Нангяс.

Рассказ о походе Чингиз-хана в Нангяс, о начале его болезни, о приходе к нему государя Тангута с изъявлением покорности и о его просьбе об отсрочке сдачи города.

Покончив с завещанием и отправкой сыновей, Чингиз-хан направился в Нангяс. Государи той страны приходили последовательно [друг за другом] и подчинялись. Когда он прибыл в местность Лиу-пан-шан, 1452 которая находится между границами областей Джурджэ, Нангяс и Тангут, государь Джурджэ, как только услышал, что Чингиз-хан подходит, отправил послов с дарами, в числе коих был поднос с круглым крупным отборным жемчугом, и сказал: «Мы подчиняемся!». Чингиз-хан повелел дать по жемчужине каждому, у кого было в ухе отверстие [для серьги]. Присутствующие, которые не имели [такого отверстия], стали тотчас протыкать свои уши. Всем дали по жемчужине, и все же [жемчуга] осталось множество. Чингиз-хан изволил [233] сказать: «Сегодня – день дарения, бросайте все, чтобы люди подобрали!». Сам же он, вследствие того, что знал о близости своей кончины, не обратил на него [жемчуг] никакого внимания. Много из того жемчуга затерялось в пыли, и долго спустя после этого [те, которые] искали жемчуг в этом месте, находили его в земле.

После того Шидурку, государь Тангута, поразмыслив, пришел к заключению: «Я несколько раз восставал против Чингиз-хана и каждый раз монголы избивают и грабят мою страну, отныне нет толку |A 88а, S 230| в распрях и спорах, – нужно идти к стопам Чингиз-хана с выражением рабской покорности!». Он отправил послов [к нему], прося о мире, договоре и клятве, и сказал: «Я боюсь, примет ли он меня в сыновья?».

Чингиз-хан удовлетворил его просьбу. [Тогда] тот попросил месяц сроку, чтобы приготовить подношение и вывести население города. Ему дали просимый срок. Он захотел явиться [к Чингиз-хану] с поклоном для выражения почтения и покорности [улджамиши], но Чингиз-хан соизволил сказать: «Я болен. Пусть он повременит, пока мне станет лучше», – а Тулун-Чэрбию он сказал: «Будь при нем неотлучно [мулазим] и стань его шикаулом!» 1453 – что значит принимающий и сопровождающий посланников и представляющихся ко двору [михмандар]. [Тулун] действовал согласно этому приказу и находился неотлучно при нем. Болезнь же Чингиз-хана изо дня в день ухудшалась. И все!

Рассказ о смерти Чингиз-хана, об убиении государя Тангута и избиении всего населения этого города, о возвращении втайне эмиров с его [Чингиз-хана] гробом, о доставлении [гроба] в орды [Чингиза], об объявлении этого горестного события и об оплакивании и погребении [Чингиз-хана].

Чингиз-хан считал неизбежной свою кончину от этой болезни. Он завещал своим эмирам: «Вы не объявляйте о моей смерти и отнюдь не рыдайте и не плачьте, чтобы враг не проведал о ней. Когда же государь и жители Тангута в назначенное время выйдут из города, вы их всех сразу уничтожьте!». В пятнадцатый день среднего месяца осени года свиньи, соответствующего месяцу рамазану 624 г. х. [15 авг. – 14 сент. 1227 г.], он покинул [этот] тленный мир и оставил престол, владение и государство [своему] именитому уругу. Эмиры, согласно его приказу, скрывали его кончину, пока тот народ [т.е. тангуты] не вышел из города. [Тогда] они перебили всех. Затем, забрав его гроб, пустились в обратный путь. По дороге они убивали все живое, что им попадалось, пока не доставили [гроба] в орды [Чингиз-хана и его детей]. Все царевичи, жены [каватин] и эмиры, бывшие поблизости, собрались и оплакивали покойного.    

|A 88б, S 231| В Монголии есть большая гора, которую называют Буркан-Калдун. С одного склона этой горы стекает множество рек. По тем рекам – бесчисленное количество деревьев и много леса. В тех лесах живут племена тайджиутов. Чингиз-хан [сам] выбрал там место для своего погребения и повелел: «Наше место погребения и нашего уруга будет здесь!». Летние и зимние кочевья Чингиз-хана находились в тех [234] [же] пределах, а родился он в местности Булук-булдак, 1454 в низовьях реки Онона, оттуда до горы Буркан-Калдун будет шесть дней пути. Там живет одна тысяча ойратов из рода Укай-Караджу 1455 и охраняет ту землю.

Подробное перечисление тех рек, [что стекают со склона горы Буркан-Калдун], такое:

с южной стороны, в центре – Кэлурэн,

с востока – Онон,

с большого северо-востока – Кирэкту,

с большого севера – Киркачу,

с большого севера – Чику,

с большого северо-запада – Калаку,

с среднего юго-запада – Кара,

со среднего юго-запада – Бурачиту,

с большого юго-запада – Дулэ. 1456

Дело обстояло так: однажды Чингиз-хан был на охоте; в одном из этих мест росло одинокое дерево. Он спешился под ним и там обрел некую отраду. Он сказал: «Эта местность подходящая для моего погребения! Пусть ее отметят!». Во время оплакивания люди, которые слышали тогда от него эти слова, повторили их. Царевичи и эмиры, согласно его повелению, избрали ту местность [для его могилы]. Говорят, [что] в том же самом году, в котором его там похоронили, в той степи выросло бесчисленное количество деревьев и травы. Ныне же лес так густ, что невозможно пробраться через него, а этого первого дерева и места его [Чингиз-хана] погребения [совершенно] не  опознают. Даже старые лесные стражи, охраняющие то место [курук-чиан], и те не находят к нему пути.

Из сыновей Чингиз-хана место погребения младшего сына Тулуй-хана с его сыновьями Менгу-кааном, Кубилай-кааном, Арик-букой и другими их потомками, скончавшимися в той стране, находится там же. Другие же потомки Чингиз-хана, вроде Джочи, Чагатая, Угедея и их сыновей и уруга, погребены в другой местности.

Охранители этого великого заповедника [гурук] суть эмиры племен урянкат.

В каждой из четырех великих орд Чингиз-хана оплакивали покойного один день. Когда весть о его кончине достигла далеких и близких районов и местностей, со всех сторон в течение нескольких дней прибывали туда супруги [хаватин] и царевичи и оплакивали покойного. Так как некоторые племена находились очень далеко, то спустя, примерно, три месяца они продолжали прибывать вслед друг за другом и оплакивали покойного.

«Все погибает, кроме его естества! Ему принадлежит власть, и к нему мы возвратимся. Хвала его наместнику 1457 и благословение над его пророком, наместником и чистым [его] родом!».

Господь всепрославленный и высочайший да хранит до скончания мира и прекращения времен незыблемым и вечным над всеми людьми тень прибежища салтаната, государя мира, шаханшаха земли и времени, властелина хаканов Ирана и Турана, проявление изобилия, щедрости и милосердия, местопроявления знамени ислама и веры, Дария, покровителя веры, Джемшида, расстилающего справедливость, оживителя обычаев миродержавия, высоко подъемлющего знамена могущества, расстилающего ковер правосудия, выходящего из берегов океанов милосердия, владетеля государств, властелина, наследника Чингизханского престола, сень его рода, пособника веры Аллаха, султана Махмуд Газан-хана, да пребудут дела его державы всегда в порядке! Да помилует Аллах раба и да назовет [его] верным!

Так как летопись о Чингиз-хане от начала года толай, который будет годом зайца, начало коего падает на [месяц] зул-кадэ 615 г. х. [19 января – 17 февраля 1219 г. н.э.], до конца года кака, который был годом свиньи, начинающегося с [месяца] сафара 624 г. х. [21 января – 18 февраля 1227 г. н.э.], что составляет промежуток времени в девять лет, – а за это время, в начале упомянутой даты, он отправился на государства Туркестана и Ирана и, в шесть лет покончив с этим делом, на седьмой год, который был годом курицы, начинающимся в [месяце] сафаре [7] 22 г. х. [12 февраля – 12 марта 1225 г. н.э.], весною прибыл в [свои] орды и снова |A 89а, S 232| выступил на войну в страну Тангут, которая восстала, и на третий год этого похода, который был годом свиньи, в середине осени скончался, – полностью изложена, теперь по установленному правилу мы расскажем историю его современников за эти девять лет. Если угодно великому Аллаху! 

Просмотров: 1760 | Добавил: Zenit15 | Теги: А.П.Горелов, чингиз-хан..., татаро-монгольское иго | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа

Поиск
Календарь
«  Декабрь 2015  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031
Архив записей
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 208
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0